Глава 15
— Повторяю ещё раз, — устало сказал охранник, загораживая Стине вход, — Никаких посторонних предметов в палате.
Взглядом он указал на коробку с дисками и сумку с очками и проектором, которую девушка открыла и буквально вывернула наизнанку перед ним.
— Но это не посторонний предмет, — возразила она, подавляя досаду. Она ведь все объяснила, и не раз. Как можно не понимать? — Это записи треннировочных полетов подозреваемого и очки с проектором, чтобы их просматривать. Все это поможет следствию!
— Не положено, — отчеканил здоровяк.
— Пожалуйста! — взмолилась она, лихорадочно соображая. Если разъяснения не работают, нужен другой подход, — Посмотрите, разве такая, как я способна хоть что-то из этого использовать во вред?
Сейчас она проникла в его сознание и увидела себя его глазами: светлые кудри вьются по плечам, нос усеян веснушками, во взгляде зеленых глаз — просьба, почти мольба. Что может сделать эта девушка-Лоцман, такая юная, такая хрупкая...
— Я знаю, вы поймёте меня наверняка! Если я не допрошу его с проектором, у меня будут проблемы, — она заглянула ему в глаза и вложила всю уверенность, на которую была способна, в свои следующие слова, — Это надо сделать потому, что это важно.
Немного манипуляций, немного проективной эмпатии — такая формула работала всегда. Сомнительно? Возможно. Дискуссия вокруг проективной эмпатии и её этичности давно не утихала. Разве не правда, что чувства заразительны, и это не имеет никакого отношения к Дару? И если Кодекс запрещал проективную телепатию, то эмпатический аспект Дара считался безобидным, даже желательным...
Стина отбросила секундные колебания. Охранник заметно обмяк и отступил в сторону. Его товарищ, слушавший разговор, сделал то же самое.
— Фэйер хоть в курсе? — осведомился он, — Ваш куратор.
— Конечно! — соврала она, и, пока охранники не передумали, толкнула дверь.
Времени мало, это она хорошо понимала. Наваждения рано или поздно рассеивались, даже самые искусные. Если повезёт, то у них с Дарреном будет около часа.
Когда она вошла в палату, Даррен Морриган спал. Стина прислушалась к его размеренному, глубокому дыханию. Голову пилота все ещё покрывала повязка, лицо казалось безмятежным, расслабленным. Сейчас Стина готова была дать ему не больше лет, чем было им с Янгом. А ведь ему около двадцати девяти, вспомнила девушка. Из-под повязки на голове выбилась черная прядь — и Стина с трудом подавила желание прикоснуться к ней, поправить её.
Она готова была ещё долго стоять и разглядывать его вот так. Ей совсем не хотелось разрушать эту хрупкую безмятежность. Но приходилось спешить. Она сосредоточилась и послала ему мысленный импульс. Примерно через минуту веки мужчины дрогнули, и он открыл глаза.
Взгляд его остановился на ней и на мгновение озарился таким изумлением и радостью, что ей на секунду стало не по себе.
— Вы?
— Почему вы удивлены? Я принесла записи ваших первых полетов, как договаривались.
— Я был уверен, что вы не придете, — сказал Морриган, — Особенно после того, как побывали...там.
— Вы ведь предупреждали, что мажордом слегка не в себе.
— Слегка? — губы Даррена тронула невеселая улыбка, — И вы хотите сказать, что после знакомства с Пайком вы ни разу не усомнились во мне?
Из них двоих именно Стина была Лоцманом, и, к тому же, эмпатом, но он попал в самую точку. Она смутилась и отвела взгляд. Голос Морригана прозвучал глухо.
— Так я и думал. Что ж, давайте начнем. Быстрее покончим с этим.
— Просто...— она ощутила острую потребность объясниться, — Посто я задумалась. Как можно было вырасти в таком окружении, и не впитать его ценности? Не стать...таким же?
— Дед воспитывал меня иначе, — бесстрастно сказал Морриган, и Стина не смогла различить эмоцию за его словами, — Пайк, тот всегда бредил величием, но дед... Он говорил, что власть и режимы меняются, но мы служим людям. И защищаем их. Всегда.
Стина ощутила за его словами грусть, горечь и мучительные сомнения в себе. Не зная, что ответить, она подошла поближе, присела на край кровати, распахнула сумку и извлекла из неё коробку с дисками. Она доставала их и по-очереди подносила к глазам Даррена, чтобы он мог разглядеть дату и подпись. Наконец, он кивнул, указывая на один из них.
— Этот. Один из самых недавних.
Стина вставила диск в проигрыватель. Руки в наручниках ограничивали движения пилота, поэтому ей пришлось помочь ему зафиксировать на носу очки. Рука её все же коснулась той самой, невольной выбившейся из под повязки пряди. Наощупь та оказалась на удивление мягкой.
— Готовы? — Стина занесла палец над кнопкой воспроизведения, — Мне придется проникнуть в ваш разум, чтобы наблюдать ваши воспоминания в реальном времени. Будет не очень приятно, но вы освоитесь.
— Хорошо.
Стина нажала на кнопку.
Она ощутила мягкое, но упругое сопротивление, когда проникала в его сознание. Но все же, барьеры, которые он инстинктивно воздвигал на её пути расступались, стоило ей приложить усилие.
...Резкий шум врывается в уши, проникая сквозь переборки наушников. Машина набирает скорость. Он чувствует её вибрации всем телом, всем своим существом. Мышцы уже привычно сжимаются, готовясь к перегрузкам, когда Шторм, этот идеальный зверь, набирает высоту. Шлем сдавливает голову, но само ощущение, как и теснота кабины, сейчас такое желанное, опорное. Он и его машина — одно. Его захлестывает пьянящее чувство эйфории. Адреналин придает восприятию остроту и четкость. Он жив, черт возьми, ради этого стоит жить! Руки сжимают в штурвал, когда он набирает высоту.
Костюм облегчает перегрузки, но он все равно ощущает, как кровь оттекает к ногам. В глазах резко темнеет, область зрения сужается. Теперь он видит только экран с датчиками. Выше. Сейчас! Ты сможешь! Ещё одно усилие. Держи курс.
Внезапное воспоминание врывается в память, лицо командира перед вылетом, его слова напутствия: Ты можешь быть наполовину равом, Морриган, но ты один и нас. Докажи это!
Он сжимает челюсть так, что слышит, как скрипят зубы. Я сделаю это. Я не подведу. Он с блеском выходит из маневра, но позволяет себе радоваться лишь долю секунды. Он давит в себе чувство эйфории: нельзя поддаваться ему, сейчас каждый миг на счету...
Поток воспоминаний неожиданно прервался. Картинка перед мысленным взором Стины размылась и поплыла. Острое, болезненное чувство взорвало грудь: Я всех подвел, все испортил, уничтожил.
Морриган неуклюже стянул с себя очки. В его темных глазах что-то влажно поблескивало.
Стине стоило немалых усилий прийти в равновесие и успокоить бешенно стучащий пульс. С минуту она делала упражнение на балансировку, заставляя себя не отвлекаться, и позволяя мужчине совладать с эмоциями. Наконец, она полностью восстановила дыхание и повернулась к нему:
— Но это же совсем другие ощущения!
Разве? Вопрос прозвучал где-то у неё в голове.
— Неужели вы не почувствовали? Совсем другая яркость, полнота...Те, первые воспоминания — бледная фальшивка!
Она все ещё была с ним в эмпатической связке и переживала его чувства. Сейчас она ощущала, как надежда вспыхнула в нём с прежней силой.
Воспоминания о тренировочном полёте, и правда, были отчетливыми, острыми: звуки, запахи, телесные ощущения. Фальшивка же, связанная с катастрофой, напоминала стёртую плёнку с тусклыми красками.
— Значит, я, правда, не монстр, — Морриган приложил все силы, чтобы улыбнуться, но не выдержал. Его губы дрогнули. В остром приливе сочувствия Стина накрыла своей ладонью его прохладные, скованные наручниками руки.
В следующий момент, дверь в палату шумно распахнулась.
— Стина Галеб, — голос Эзры Фейера, сухой и резкий, словно удар хлыста, заставил её вздрогнуть, — Пройдемте со мной. Сейчас же!
***
Эхо шагов Фейера громко разносилось по больничному коридору. Куратор эмпатов шагал так быстро, что его серая лоцманская накидка — боги, почему Старшие так любят пафос? — развивалась за его спиной. Стина послушно шла следом, кусая губы, но думала только об одном — что не успела проститься с Дарреном, ни словом, ни взглядом. Позволят ли им увидеться ещё?
Фейер не стал откладывать разнос в долгий ящик. Когда главные двери госпиталя с глухим шипением закрылись у них за спиной он повернулся к ней и тихо сказал:
— Немедленно объяснитесь, Стина Галеб!
Она отпрянула, услышав ледяной холод в его голосе.
— По поводу чего? Я делала свою работу!
— Вашу работу? — прошипел он, делая шаг вперёд, — Вы изобрели несуществующие поручения, соврали охране, манипулировали их эмоциями и незаконно проникли в палату подозреваемого. И, смею заметить, притащили с собой оборудование, которого там быть не должно. Я хочу знать, зачем!
— Чтобы докопаться до правды! — выпалила она, — Я сравнила воспоминания Даррена Морригана о его тренировочных полетах с его воспоминаниями о катастрофе.
— Ах, вы сравнили, — Фейер скрестил руки на груди, его взгляд полыхал холодным презрением. — И что это доказывает?
— Что он невиновен, — твёрдо произнесла Стина, — Его воспоминания — подделка, его эмоции говорят совсем о другом. Если вы...
— Если я? — Фейер перебил её, прищурившись. Его голос стал ядовито мягким, — Если я... что? Закрою глаза на вашу позорную самодеятельность, чтобы вы могли ещё немного поиграть в героиню? Стина Галеб, ваша наивность просто поразительна.
Стина почувствовала, как внутри у неё вскипает возмущение. Её руки сжались в кулаки, но она сдержалась.
— Это не самодеятельность, — сказала она, не отрывая взгляда от его глаз, — Это следствие. Мы должны докопаться до правды. Даррен Морриган заслуживает справедливости!
Фейер откинул голову назад и негромко рассмеялся. В его смехе не было веселья — только усталость и сарказм.
— Справедливости? — Он шагнул ближе, и его выцветшие глаза встретили её взгляд, — И вы решили, что лично вы знаете, как эта справедливость выглядит? Вы проявили опасную инициативу, поставили под удар Гильдию, да и саму себя. Скажу прямо: вы позорите звание Лоцмана.
Стина, до сих пор героически сдерживавшая свои чувства, наконец, взорвалась:
— Да послушайте же меня, вы, старый дурак! Даррен Морриган невиновен! Проектор и записи остались в палате — вернитесь туда и проверьте все сами! Речь идет о судьбе человека — а вас волнует только то, что я прыгнула через вашу голову?
Она ожидала чего угодно, но только не того, что последовало. Фейер шагнул к ней, и приблизил своё лицо вплотную к её лицу. Его пустые глаза, глаза ветерана, заглянули в неё. Прицельный и острый, как нож, луч внимания опытного Лоцмана, проник сквозь ментальные заслоны...
Когда он отступил, на его морщинистом лице рисовалась ирония:
— Вы слишком близко к сердцу принимаете судьбу этого пилота, Галеб. Я вижу ваши чувства, вижу вашу предвзятость. Вы знаете, что это значит?
Стина молчала, стараясь выдержать его взгляд.
— Это значит, что я, пожалуй, прислушаюсь к вам, — наконец сказал он, — Я вернусь к нему и посмотрю ваши записи. Но...не обольщайтесь.
Он выпрямился, его лицо вновь стало непроницаемым.
— Судьбу Морригана решит не старый дурак...и не влюбленная идиотка. Завтра соберётся консилиум эмпатов. Вы доложите им о своих выводах — и будете готовы ответить за свои действия. Ясно?
Стина вспыхнула, её лицо залило краской.
— Ясно, — пробормотала она.
Фейер кивнул и, не сказав больше ни слова, развернулся и скрылся в дверях госпиталя.