5.
Я проснулась от тяжести в голове — вязкой, давящей, будто внутри черепа разлили расплавленный свинец. Боль не была резкой, но отдавала глухими, тягучими ударами в виски, словно кто-то медленно и методично бил молотком по внутренней стороне черепа. Мир вокруг плыл, а сознание застряло между сном и реальностью, тёмное, затянутое мутной дымкой.
Губы неприятно тянуло — на них осталась липкость. Языком я почувствовала кислый, чуть горьковатый привкус застарелого алкоголя, смешанный с чем-то сладким, уже почти выветрившимся, но всё ещё въедливым. Помада. Остатки виски. Всё слилось в одно, оставляя на потрескавшейся коже неприятную плёнку, которую хотелось стереть, смыть.
А в горле першило, словно я всю ночь дышала песком, сухим, горячим, застрявшим в складках слизистой. Язык был словно обожжён — шершавый, обложенный, неприятно опухший, и при каждом движении нёбо отзывалось тупой, ноющей болью. Во рту стоял тяжёлый, въедливый привкус горечи — густой, маслянистый, прилипший к дёснам, к внутренней стороне щёк. Он не исчезал, сколько бы я ни сглатывала, а только крепче врастал в меня, будто сам алкоголь теперь стал частью моего тела.
Я медленно разлепила веки. Свет ударил в глаза — не резкий, но неприятный, проникающий в череп, заполняющий его едким, бледным сиянием. Он пробивался сквозь занавески, неяркий, рассеянный, окрашивая комнату в выцветшие, сероватые оттенки, точно сам воздух здесь был пыльным, тяжёлым, застоявшимся.
Запах виски пропитал всё вокруг. Он жил в каждой щели, в каждой складке ткани, в волосах, в подушке, в коже моих рук. Терпкий, густой, почти удушающий, он перемешался с застарелым сигаретным дымом, въевшимся в стены, в мебель, в воздух, став его неотъемлемой частью.
Но в этом воздухе жило что-то ещё.
Что-то неуловимое, едва ощутимое, но тревожное. Оно не имело запаха, не имело формы, но я чувствовала его кожей. Оно цеплялось за меня, скользило где-то на грани сознания, невидимой тенью вчерашнего.
Я попыталась подняться, но тело похоже налилось камнем — тяжёлым, неподъёмным, впаянным в стул. Каждое движение давалось с трудом, мышцы словно застали на морозе, деревенея от напряжения. Даже пальцы, когда я слабо провела рукой по лицу, дрожали, не слушались, как после долгого, изнуряющего бега.
Лоб горел, как после лихорадки. Кожа была горячей, влажной, пряди волос липли ко лбу, спутанные, несвежие. Я попыталась откинуть их назад, но вместо облегчения почувствовала, как ладонь тоже горячая, как как если бы температура шла не только изнутри, но и передавалась всему, к чему я прикасалась.
На столе валялась пустая бутылка, перевёрнутая набок. Остатки жидкости, тонкими, ленивыми струйками стекали вниз, впитываясь в груду скомканных бумаг, размывая чернила грязными, бесформенными пятнами. Буквы растекались, исчезали, оставляя после себя лишь тёмные следы.
Я моргнула, пытаясь сфокусироваться, но мир перед глазами оставался размытым, дрожащим, кажется я смотрела сквозь мутное стекло. Веки были тяжёлыми, а взгляд никак не мог зацепиться за что-то конкретное — всё плыло, смазывалось, ускользало.
Вчера всё слилось в одно.
Страх — липкий, холодный, сковывающий движения, сидящий глубоко под кожей. Он шёлестел на грани сознания, притаился где-то в затылке, готовый в любой момент напомнить о себе ледяной иглой в позвоночник.
Усталость — вязкая, изматывающая, не просто физическая, а засевшая в самой сути, будто прожитые часы вытянули из меня что-то жизненно важное, оставив после себя пустоту. Тело болело, разум путался, мысли собирались в спутанный клубок, который невозможно было распутать.
Паранойя — тёмная, давящая, настойчиво нашёптывающая мне в ухо. Чувство, что кто-то был рядом. Что чьи-то глаза скользили по мне, даже когда я оставалась в одиночестве. Что воздух в комнате был не таким, каким должен быть.
Всё это переплелось, превратив вчерашний вечер в бесформенный хаос, смутные обрывки которого всплывали в сознании, но не давали сложить полную картину.
Мне казалось, что я засыпала с пистолетом на столе. Я помнила, как клала его рядом, холодный, тяжёлый, почти утешительный своей надёжностью. Помнила, как мои пальцы сжимали рукоять, как металл согревался от тепла кожи.
Но сейчас пистолета нигде не было.
Я резко села— слишком резко. В затылке вспыхнула боль, резкая, пульсирующая, будто кто-то сжал мой череп в тиски. Мир перед глазами качнулся, стены дрогнули, потемнело в глазах, и меня бросило в холодный пот.
Голова закружилась, горло сдавило, и на несколько секунд я просто сидела, застыла, не двигаясь, ловя рваное, прерывистое дыхание.
Я стиснула зубы, с трудом подняла руки и обхватила ладонями виски, вдавливая пальцы в кожу, словно это могло удержать сознание на месте, не дать ему снова провалиться в пелену. Глубокий вдох. Выдох. Голова всё ещё гудела, но мысли начинали собираться в кучу, складываться в тревожный, мучительный вопрос:
Где мой пистолет?
Я медленно осмотрела комнату. Всё было на своих местах... или казалось таким. Но что-то изменилось. Менялось неуловимо, не бросаясь в глаза, но всё же тревожа. Ощущение было таким, словно бы кто-то невидимый коснулся этих стен, скользнул пальцами по предметам, сдвинул их на миллиметры — недостаточно, чтобы я сразу заметила, но достаточно, чтобы кожа покрылась мурашками.
В воздухе висело странное напряжение, незримая чужая тень.
И тогда я увидела это.
На столе, там, где раньше лежал пистолет, рядом с пустым бокалом, покоилась игральная карта.
Король червей.
Я замерла, глядя на неё. Красные очертания были резкими, почти кричащими в утреннем полумраке. Изображение короля, сжимающего меч, странно резало взгляд, будто оно не просто было нарисовано, а намеренно оставлено здесь, как след. Как знак.
Я медленно потянулась к ней. Горло сдавило, в груди зародился неприятный, тягучий холод.
Кто-то был здесь.
Эта мысль вонзилась в меня, как лезвие, холодное, бесшумное, безжалостное. Она не просто возникла — она пронзила мой разум, разрывая сонное оцепенение. Всё внутри сжалось, будто инстинкты, заглушенные алкоголем, наконец прорвались сквозь туман.
Кто-то стоял у этого стола.
Я представила: тень, скользящую по комнате, осторожные шаги по полу, дыхание, смешанное с застоявшимся воздухом мотеля. Чьи-то пальцы коснулись поверхности стола, скользнули по дереву там, где должен был лежать мой пистолет.
Кто-то взял его.
Пистолет, который я клала рядом перед тем, как провалиться в забытьё. Пистолет, который должен был быть последней линией защиты между мной и этим миром. Его больше не было. Вместо надёжной тяжести оружия на столе осталось нечто другое.
Король червей.
Я сжала карту в дрожащих пальцах, чувствуя, как гладкий картон гнётся под напряжением. Сердце гулко билось в груди, будто требуя ответа: что это значит? Кто был здесь? Как давно?
Я глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться. Сейчас не время для паранойи.
Положив карту обратно на стол, я с трудом поднялась. Ноги были ватными, тело ломило, как после драки. Каждый шаг отзывался пульсацией в висках. Я подошла к умывальнику, включила воду, и ледяные капли, падая на кожу, вызвали дрожь. Я уткнулась ладонями в прохладную раковину, медленно подняла взгляд и встретилась с собственным отражением.
Глаза красные, уставшие. Щёки бледные. Я выглядела так, будто из меня выжали всё живое.
Неважно. Сейчас это не имеет значения.
Я вытерла лицо полотенцем, пригладила волосы назад. Нужно собраться.
Сняв испачканную вчерашнюю рубашку, я накинула чистую — чёрную, строгую, с длинными рукавами. Затем натянула брюки, быстрыми, отточенными движениями зашнуровала ботинки. Автоматические, привычные действия помогали вернуть контроль.
Последний взгляд на комнату.
Никаких следов чужого присутствия — кроме этой чёртовой карты.
Я сунула пачку сигарет в карман, взяла ключи от машины. Мотельный номер вдруг показался тесным, пропитанным чужой тенью, и находиться здесь больше не было смысла. Я не оглядывалась, просто открыла дверь, шагнула за порог и тихо прикрыла её за собой, словно боялась потревожить что-то невидимое, оставшееся внутри.
Когда я вышла к машине, меня сразу встретил жар утреннего солнца. Воздух был плотным, тяжёлым, насыщенным зноем, и казалось, что даже дышать приходилось с усилием. Пустыня уже проснулась, её песчаные просторы дрожали в раскалённом мареве, лениво колыхаясь, как поверхность кипящего металла.
Я остановилась на секунду, вбирая в себя этот зной, позволяя ему проникнуть под кожу. Горячий воздух окутывал меня, медленно, неумолимо, словно смывая с тела остатки ночной одури — густой, затхлой смеси усталости, бессонницы и невидимого напряжения, что жило в уголках моего сознания.
Но стоило сделать первый шаг к машине, как это ощущение рассеялось, уступая место чему-то другому — осознанию, что ночь ещё не отпустила меня окончательно. Она всё ещё цеплялась за сознание липкими тенями, всё ещё держала меня в своих невидимых пальцах.
Я щёлкнула зажигалкой. Узкое пламя дрогнуло, на мгновение осветив моё лицо, и отразилось в металлическом корпусе автомобиля. Я поднесла сигарету к губам, вдохнула. Едкий дым заполнил лёгкие, а вместе с ним в кровь впрыснулся никотин — резкий, обжигающий. Он пробежался по венам, встряхнул сознание, как пощёчина.
Я выдохнула, наблюдая, как серый дым извивается в воздухе, тает в раскалённом мареве, будто никогда и не существовал. Лёгкие жгло от табака, но этот жар хотя бы был знакомым, привычным.
А потом я заметила его.
Чёрный «Шевроле».
Он стоял в дальнем углу парковки, в полумраке, отбрасываемом зданием мотеля. Чужой. Слишком правильный, слишком чистый. Мне не нужно было напрягать память, чтобы понять — вчера его здесь не было.
Я задержала взгляд, скользя по идеально гладкому капоту, по тонированным окнам, в которых отражалось небо, скрывая то, что внутри. Кузов сиял, ни капли пыли, ни следа дождя. Казалось машина только что сошла с конвейера.
Или она не двигалась с места всю ночь.
Я замерла.
Вдохнула. Медленно, осознанно. Почувствовала, как в глубине тела зарождается ощущение — не резкое, не бросающее в дрожь, но цепкое, как прохладная вода, накатывающая на ступни, когда ты стоишь на границе прибоя. Ещё немного — и она поднимется выше, окатит холодом бёдра, сожмёт рёбра, затянет в себя.
Может, кто-то просто приехал поздно.
Может.
Но я не двигалась.
Окурок всё ещё был в моих пальцах, дымился, а я смотрела на машину, и что-то в ней заставляло мой организм работать иначе. Я не могла назвать это страхом. Скорее, осознанием. Тонким, неотступным.
Я опустила руку, резко стряхнула сигарету на асфальт. Раздавила носком туфли.
Развернулась, потянулась к дверце своей машины, заставляя себя двигаться так же, как всегда. Спокойно. Без спешки.
Но пальцы сильнее, чем нужно, сжали металл, когда я открыла дверь.
И чуть крепче легли на руль, когда я завела двигатель.
Пальцы были холодными, несмотря на жаркий воздух в салоне. Машина мягко сорвалась с места, плавно покатилась по выцветшему асфальту. За окном мелькали редкие дорожные знаки, пустые бензоколонки, редкие одинокие мотели, похожие на заброшенные. Солнце поднималось выше, плавя горизонт, но внутри меня оставалась настороженность, липким привкусом застрявшая где-то на дне желудка.
Лас-Вегас вырастал из пустыни, как мираж — сначала размытыми очертаниями высоток, затем огнями казино, вывесками, рекламными билбордами. Но я не собиралась останавливаться в центре, не собиралась растворяться в этом шуме и лжи.
Я свернула с главной дороги, уводя машину вглубь города, туда, где Вегас был другим. Грязные кварталы, заброшенные здания, уличные фонари, которые давно не светили. Здесь пахло пылью, горячим асфальтом, потом и чем-то металлическим, как перед грозой.
Место встречи было скрытым, далеко от посторонних глаз. Старый склад за железной оградой, забытый, обшарпанный, но всё ещё надёжный. Тяжёлые ворота были приоткрыты ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть внутрь.
Я заглушила машину, осмотрелась. Ничего подозрительного. Но ощущение чужого взгляда всё ещё не оставляло.
Выскользнула из салона, дверь закрылась за мной глухо, слишком громко. Несколько шагов по потрескавшемуся бетону, и вот я внутри.
В тусклом свете ламп меня уже ждали.
Андрес, прислонившись к облезлой стене, лениво крутил зажигалку между пальцами, щёлкая крышкой с отработанной лёгкостью. На первый взгляд он казался расслабленным, но стоило задержать взгляд на его лице, как становилось ясно — в этом человеке не было ничего беспечного. Он привык к теневым сделкам, к переговорам, от которых зависели жизни. Поставки наркотиков, оружия, контрабанда редких товаров, махинации с грузами — всё это проходило через его руки, и он знал, как делать так, чтобы товар доходил до нужного человека, а полиция смотрела в другую сторону. Его движения были медленными, но точными, как у человека, который привык держать всё под контролем.
Вито сидел за старым деревянным столом, опершись локтем на потёртую поверхность. Он расстёгивал узкий галстук, не спеша, почти задумчиво, словно взвешивал в уме очередные цифры, перед тем как их произнести. Финансы были его стихией. Он знал, как вывести деньги в тень, как пустить их по лабиринту фиктивных компаний, сделать так, чтобы они исчезли с одного счета и появились на другом, чистые, как горный ручей. Его взгляд был цепким, живым, таким, каким бывает у человека, который всю жизнь играет с числами, но всегда видит за ними людей, их жадность, их страхи, их слабости.
Мануэль стоял чуть в стороне, скрестив руки на груди. В отличие от Андреса и Вито, он не любил говорить — он слушал, анализировал, оценивал. В его мире решали не цифры и не поставки, а скорость реакции и сила удара. Безопасность бизнеса была на его плечах: люди, которые должны исчезнуть, прежде чем создадут проблемы, маршруты, которыми лучше не ехать, если не хочешь нарваться на засаду, люди, которых стоит проверить дважды, прежде чем подпустить ближе. Его взгляд скользил по комнате, ловя малейшие детали — распахнутая дверь, шум шагов за стеной, даже едва слышное потрескивание лампы над столом.
Они ждали. Трое мужчин, с которыми я была не просто союзником, а почти чем-то большим — частью одной машины, которая двигалась вместе, и в то же время каждый из них мог стать тем, кто разрушит эту машину изнутри. Трое мужчин, которым я доверяла, но каждый из которых носил на себе свой собственный оттенок опасности. И хотя они были моими близкими людьми, каждый из них мог бы сделать шаг в сторону, и мы стали бы врагами.
Андрес лениво поднял голову, когда я вошла. Щёлкнул зажигалкой, его взгляд пробежал по мне, будто проверяя, как я выгляжу после вчерашнего звонка. Улыбка его была широкой, но в глазах скользнула та привычная настороженность, что всегда была у него — как у человека, который знает цену себе и всем остальным.
— Кто-то явно не выспался, — протянул Андрес, его взгляд скользнул по мне с легкой насмешкой. Он потянулся за сигаретой, медленно зажигая её, пока дым не начал ползти в потолок, а его губы зажмурились в тонкой улыбке. — Виски был хорош?
Я, хлопнув дверью чуть громче, чем нужно, подошла к столу. В руках у меня почти автоматически оказалась бутылка, а в голове — вспышки того, что происходило раньше. Неизвестный Шевроле, и все эти мысли, что не отпускали. Но сейчас было не время для этого.
— Лучше, чем твои поставки, — сказала я, отпивая первый глоток.
Андрес ухмыльнулся, затянулся, выдохнул дым через нос. Он всегда был этим самым человеком — вечно спокойным, с долей язвительности в каждом слове, даже когда речь шла о вещах, которые могли бы встревожить кого угодно.
— Ой-ой, у нас сегодня колючее настроение, Jefa, — произнес он с лукавой улыбкой, не отрывая взгляд от меня.
Вито фыркнул, откинулся на спинку стула, легко, непринуждённо, но я видела, как его пальцы поправляют идеально сидящий галстук.
— Может, тебе кофе сделать? Или сразу на голову выливать?
Я смерила его взглядом. Его прямая реакция всегда выводила меня из равновесия. Я ничего не ответила, лишь продолжила стоять у стола, позволяя себе немного тишины.
Мануэль молчал. Его фигура, огромная и тяжёлая, стояла у стены, словно изваяние. Он всегда держался особняком, а сейчас, в этой тишине, было видно, как он читает меня, как видит каждый мой жест. Его глаза были напряжены, а дыхание тяжёлым, как будто он переживал что-то скрытое от остальных. И его молчание нарастало, как что-то тяжёлое и неизбежное. Я знала, что он не скажет ничего лишнего — каждое его слово, даже взгляд, был выверен, как пуля в патроннике.
— Садись, — наконец сказал он спокойно.
Не приказ, не просьба. Констатация факта. И это, почему-то, насторожило меня сильнее, чем ухмылка Андреса и насмешка Вито.
Я опустилась на стул, пододвигая к себе пачку сигарет. Пальцы дрожали, но я их контролировала, крутя пачку в ладонях. Это был старый жест — проверка себя. Собрание мыслей.
— Ладно, — выдохнула я, вытаскивая одну сигарету и не торопясь поднося её к губам. — Говорите.
Андрес был первым. Он откинул пепел с сигареты с ленцой.
— Вчера вечером я отправил людей за деньгами. Небольшая сумма, всё просто, передача от наших друзей в порту. Никаких проблем, никакой огласки.
Я наклонила голову, прищурившись.
— И?
— И их не было на месте, — вмешался Вито, его голос был ровным, но пальцы чуть крепче сжали запонку на рукаве.
Я подняла на него глаза.
— Не было?
— Не было, — подтвердил Андрес, постукивая пальцем по столу. — Как будто и не договаривались.
Я чиркнула зажигалкой, пламя на мгновение осветило мои пальцы. Мгновение. И я почувствовала, как холодок пробежал по спине.
— Может, решили уйти с концами? — мой голос стал резким, и я не могла подавить своё недовольство.
Вито тихо усмехнулся, но в этом смешке не было радости. Это был холодный, даже зловещий смех.
— Нет, — покачал он головой. — Никто из них с тех пор не выходил на связь.
Я выдохнула дым, чуть склонив голову в сторону.
— То есть, ты хочешь сказать, что люди и деньги пропали?
— Исчезли, — Андрес криво усмехнулся. — Ни звонков, ни тел. Как будто их никогда и не было.
Тишина воцарилась в комнате. Неловкая, тяжёлая тишина, которая давила, заставляя все мысли и эмоции сгущаться в одну точку.
Мануэль, который до этого молчал, вдруг слегка склонил голову. Его глаза стали холодными, проницательными. Он внимательно изучал каждого из нас, как будто искал что-то важное.
— Либо кто-то слишком умный, либо среди нас есть крыса, — его голос был тихим, но уверенным. Он даже не поднимал его , но каждое слово было тяжёлым и значительным.
Воздух в комнате стал давящим, как перед грозой.
Я медленно оглядела их.
Каждый из них был со мной долго. Каждого я знала как себя. И вдруг эта мысль...
Я отбросила её, медленно докуривая сигарету. Пальцы не дрожали, но ощущение тревоги стало более явным.
— И что, теперь мы будем кидать друг на друга подозрения? — я скользнула взглядом по ним, пытаясь поймать хоть тень сомнения, хоть намёк на скрытые эмоции.
— Не мы, а ты, — Вито посмотрел прямо, без улыбки, без смягчающих интонаций. — Потому что если это сделали люди Моретти, ты — первая, кому они пошлют сигнал.
Я почувствовала, как внутри всё сжалось.
— Если бы это был Моретти, я бы уже знала, — мой голос прозвучал твёрже, чем я ожидала.
— Может, он играет, — Вито медленно поднял брови. — Или кто-то другой.
Андрес резко погасил сигарету, отложил её, стукнув ладонью по столу.
— И вот что странно, Jefa, — он наклонился вперёд, его голос стал ниже, будто заговорщический, но в нём слышался опасный оттенок. — Когда я отправил людей проверить место встречи... Там не было ничего. Ни следов шин, ни камер, ни свидетелей. Понимаешь?
— Ты хочешь сказать...
— Я хочу сказать, — Андрес перебил меня, его взгляд вспыхнул напряжением, — что они будто в воздухе растворились.
Тишина, как тяжёлое облако, повисла в воздухе. Мы все знали, что это не просто совпадение. Но кто же мог быть этим «незаметным»?
Мануэль вдруг напрягся. Руки, до этого скрещённые на груди, медленно опустились. Плечи едва заметно подались вперёд.
— Кто-то здесь, — его голос был глухим, как выстрел в пустом помещении.
Я резко повернула голову.
— Что?
Мануэль не ответил сразу. Он выпрямился, медленно сдвинул плечи, словно примеряя на себя новый вес напряжения. Глаза его сузились, лицо застыло, как у зверя, уловившего запах чужака на своей территории.
Я почувствовала, как что-то холодное скользнуло по позвоночнику. Остальные тоже замерли, прислушиваясь.
И тогда — почти неразличимый звук.
Тихий, скользящий, будто кто-то перенёс вес с ноги на ногу, стараясь не выдать себя. Или, может быть, шорох ткани, задевающей стену. Такой незначительный, что его можно было бы принять за игру воображения.
Но воображение здесь было ни при чём.
— Андрес, — прошептала я, почти не размыкая губ.
Он двинулся беззвучно, тенью скользя к двери. Движения выверенные, уверенные, ни одного лишнего жеста. Вито потянулся к пистолету, но я перехватила его взгляд, легко, почти незаметно качнув головой: не суетись.
За дверью снова что-то шевельнулось.
В груди сжалось, будто внутренний голос, слишком давно привыкший к опасности, настойчиво бил тревогу. Я прислушалась. Сердце било размеренно, но мышцы уже сковало напряжение — тело само готовилось к бою.
Мануэль медленно поднял руку, показывая, что кто-то стоит прямо за дверью.
Секунда. Другая.
Пауза перед прыжком.
А потом он рванул дверь на себя.
Пустота.
Коридор утопал в полумраке. Тусклый фонарь у входа в здание отбрасывал на стены дрожащие пятна света, словно и сам не был уверен, стоит ли разгонять эту тьму. Свет ломался, преломляясь в пыльных полосах воздуха, и казалось, что стены дышат, а пол слабо вибрирует от едва заметного сквозняка.
Тишина — глухая, вязкая, будто даже ветер обходил стороной это место.
Ни одного звука. Ни дыхания. Ни тени.
Я стиснула зубы. Сердце билось ровно, но в груди словно медленно стягивалась тугая петля. Что-то было не так. Я не могла объяснить — просто знала. Это чувство, как старый шрам, отзывалось где-то внутри, под кожей.
Андрес шагнул вперёд первым, мягко, почти бесшумно, словно по зыбкой тропе. Его глаза сузились, тело напряглось. В нём больше не было ленивой усмешки — только непривычная осторожность хищника.
Я последовала за ним, удерживая дыхание. Вито прикрывал нас из-за спины, одним взглядом вымеряя каждый угол. Мануэль шагал последним, его рука уже легла на кобуру.
Взгляд скользил по коридору, цепляясь за мелочи: чуть приоткрытая дверь в конце, слишком ровная линия тени, невесомый отблеск на металлической ручке шкафа. Всё выглядело так, как и должно, но что-то всё равно было не так.
Мануэль шёл медленно, осматривая каждый угол, каждую щель в стенах, будто рассчитывал, что кто-то прячется прямо в трещинах кирпичной кладки. Он дышал глубже, чуть громче обычного.
— Чисто, — пробормотал он, но голос его был напряжённым. Неуверенным.
Я перевела взгляд на Вито.
Тот стоял немного в стороне, сложив руки на груди, но в этом жесте не было расслабленности.
— Нет, чёрт возьми, не чисто, — его голос прозвучал низко, тяжело, будто сдавленный напряжением. — Кто-то был здесь.
Я опустила взгляд, и всё вокруг на мгновение замерло.
Передо мной, прямо под дверью, на пыльном полу, лежала игральная карта. Её острые углы немного согнулись, словно кто-то бросил её сюда спешно, но с точностью, которую не мог бы продемонстрировать случайный жест. Я не заметила её сразу — возможно, из-за того, что мы все были слишком сосредоточены на поиске движения, на каждом шорохе в воздухе, на каждом еле слышном дыхании, которое могло бы выдать нам присутствие чужака.
Но теперь она лежала здесь, как отпечаток того, что произошло до нас.
Король червей.
Точно такой же, как в мотеле.
В груди сжалось что-то болезненно, как будто моё тело стало узким, не вмещающим этот момент, эту странную, отчаянную картину. Я чувствовала, как внутри всё застыло, а сердце замедлило свой ритм. Это ощущение, когда ты случайно наступаешь на что-то и понимаешь, что почва ушла из-под ног, как будто земля под тобой перестала существовать.
Мои пальцы непроизвольно поджались, и я заставила себя не отвести взгляд. Удивление и тревога переплелись, став чем-то более опасным, чем я могла бы себе представить.
— Это шутка? — Андрес не сводил с меня взгляда, но пока не понимал, что именно заставило меня замереть.
За спиной Вито раздался резкий шёпот, едва различимый, но наполненный напряжением. Мануэль коротко выдохнул сквозь стиснутые зубы. Их голоса начинали накаляться, сталкиваясь, перебивая друг друга. Это было не столько попыткой прийти к выводу, сколько необходимостью создать хоть какое-то движение в этой неподвижной, давящей тишине. Словами они как будто пытались вернуть контроль, как будто ссора могла избавить от этого ощущения беспомощности, которое внезапно охватило нас. Но мне не было до них дела. Они говорили, но я не слышала.
Я была сосредоточена только на том, что держала в руках.
Рука сама потянулась к карте, и, когда я подняла её, шуршание бумаги будто пронзило этот момент, заставив всё вокруг замедлиться. Карта была гладкой, холодной, чуждой, но в этом шуршании не было случайности. Я почувствовала, как в голове всплыло воспоминание — точно такая же карта, точно такие же пальцы, сжимающие картон, как и в мотеле. Там, где я впервые взяла её в руки, чувствуя, как сухие чернила оставляют след на пальцах. Но сейчас всё было по-другому. Эта карта была не просто игрой. Это было послание. Моё сердце сбилось с ритма, когда я перевернула её и увидела, что на обратной стороне кто-то написал.
«Ты ходишь по кругу, Чёрная Вдова».
Холод растёкся по коже, как тонкий слой льда, покрывающий воду перед тем, как окончательно замёрзнуть.
Мануэль напрягся, шагнул ближе, заглядывая мне через плечо.
— Нас пасут.
Это не было вопросом, не было выражением удивления. Это было утверждение, очевидное, как само дыхание. В его словах не было страха, но был скрытый, напряжённый расчет. Он понимал, что это начало чего-то худшего, что было неизбежно. И что-то в его тоне заставило меня почувствовать, что этот момент уже просчитан.
Вито не мог удержать себя. Он глубоко вдохнул, как бы сдерживая бурю, которая готова была вырваться наружу. Я видела, как его пальцы судорожно сжали рукоять пистолета, спрятанного под одеждой. Его лицо, обычно контролируемое, искажалось от злости, которая начала давить его изнутри.
— Играют, — произнёс он низким голосом, сдержанным, но в нём было что-то более темное, чем просто разочарование. Я почувствовала, что это слово не было просто констатацией. Он знал, что мы играем в чужую игру. И что эта игра давно вышла за пределы наших планов.
Андрес, стоявший в тени, хмыкнул, но его смех не был лёгким. Это было не ироничное замечание, не весёлый отклик. В его голосе не было облегчения, только сухая усмешка, в которой читалась зловещая беспомощность.
— Кто-то, мать его, слишком много смотрит дешёвые детективы.
Его слова прозвучали, как попытка снизить накал страха, как защита, но это было пустое утешение. Я почувствовала, что в его голосе не было настоящего сарказма. Он сам уже не верил в свои слова.
Я перевернула карту обратно, теперь она казалась совсем другой. Лицо короля червей, его ухмылка, казалось, только усиливались. И я снова встретилась взглядом с этим мраком.
Но мои пальцы сжали её крепче, ещё крепче. Это был не осознанный жест. Это был инстинкт, желание удержать хотя бы что-то, что могло бы напомнить мне о контроле, который, как мне казалось, я всё ещё имела.
Вито заметил это первым. Его взгляд скользнул по моим рукам, и я почувствовала, как его глаза стали напряжёнными.
— Ты побледнела, Jefa, — голос Вито прозвучал мягко, почти заботливо.
— Дай сюда, — голос Андреса прозвучал отрывисто, почти приказным тоном. Он протянул руку, ожидая, что я безоговорочно выполню его требование.
Но я не двинулась.
Пальцы крепче сжали карту, словно это был последний якорь, удерживающий меня на месте. Бумага уже начала нагреваться в моей ладони, но я не отпускала её. Что-то внутри говорило мне, что, как только карта окажется в чужих руках, я потеряю больше, чем просто кусок картона.
Мануэль, всё это время напряжённо молчавший, вдруг заговорил:
— Пистолет при тебе?
Он спросил спокойно, ровным голосом. Его взгляд не отрывался от меня, изучая, высчитывая что-то в уме.
Внутри всё напряглось, будто натянутая до предела струна готовилась лопнуть.
— Конечно, — ответила я, слишком резко.
Сама услышала, как неправильно это прозвучало.
Возникла тишина. Она заполняла собой каждый угол, каждую тень, и чем дольше никто не произносил ни слова, тем ощутимее становилось напряжение.
— Покажи, — не отступал Мануэль.
Я заставила себя усмехнуться, но улыбка получилась натянутой, неестественной, словно вырезанной из картона и приклеенной к лицу.
— Ты проверяешь меня?
— Я проверяю ситуацию, — спокойно ответил он, но его взгляд оставался пристальным, холодным, слишком цепким. Он смотрел так, как смотрят люди, привыкшие замечать малейшие дрожания воздуха перед выстрелом.
Вито раздражённо выдохнул, откинувшись назад.
— Какого чёрта... Где твой пистолет, Кэролайн?
Я отвела взгляд, делая вид, что снова изучаю карту, хотя буквы на её обратной стороне вдруг стали размытыми, словно написанными не чернилами, а кровью, размытой дождём.
— Он при мне, — медленно произнесла я, смакуя каждое слово, словно пытаясь придать им убедительности.
Андрес скрестил руки на груди.
— Знаешь, — протянул он задумчиво, — ты никогда не врёшь так хреново, когда трезвая.
Я крепче стиснула карту, чувствуя, как ногти больно впиваются в бумагу.
— Давайте лучше обсудим это, — я резко кивнула в сторону карточного стола, но голос прозвучал чересчур жёстко, словно мне пришлось его протолкнуть через стиснутые зубы.
— Нет, давай обсудим твой чёртов пистолет, — Вито больше не скрывал раздражения.
Я глубоко вдохнула, стараясь расслабить плечи, но внутри всё ещё гудела тревога, как электрический ток, пронзающий нервы.
— Я не обязана вам отчитываться, — ледяным голосом бросила я.
— Ты не обязана, — спокойно согласился Мануэль, но в его голосе было что-то неумолимое, что-то не оставляющее места для манёвра. — Но ты не та, кто разбрасывает оружие.
Я почувствовала, как раздражение обжигающим жаром разливается по венам.
— Мы теряем время, — отрезала я и, развернувшись, шагнула вперёд, чувствуя на себе их взгляды — тяжёлые, пронизывающие, словно пули, выпущенные без выстрела.
Чёрт.
Чёрт.
Чёрт.
Я должна была придумать, что сказать. Быстро.
За спиной послышался щелчок зажигалки — Андрес лениво крутанул её в пальцах, наблюдая за мной с лёгким прищуром.
— Ты, конечно, можешь строить из себя ледяную королеву, — протянул он, — но схватила карту так, будто это смертный приговор.
Вито усмехнулся, опёршись локтем о стол.
— Мы видели, Кэролайн, — его голос был хрипловатым, насмешливым, но в глазах не было лёгкости. — Секунду назад ты готова была раствориться в воздухе, лишь бы не отвечать за пистолет, а теперь сжала эту карту так, будто держишь за горло своего убийцу.
Я стиснула зубы, подавляя желание просто швырнуть карту обратно на стол.
— Вы себя слышите? — я резко вскинула голову, глядя на них с насмешкой, в которой, наверное, было слишком много злости. — У вас паранойя, как у старых торчков. Это просто карта.
Но в груди глухо стучало другое.
Ты ходишь по кругу, Чёрная Вдова.
Мануэль молча смотрел на меня, и в этом молчании было что-то тяжелое, почти давящее.
— Чего? — рявкнула я, не выдержав.
— Ничего, — его голос был ленивым, почти безразличным, но в глазах скрывался холодный расчёт. — Просто странно.
Я почувствовала, как внутри всё сжимается.
— Странно что? — я шагнула ближе, и в этот момент меня пронзило осознание — я инстинктивно потянулась бы к пистолету. Если бы он был при мне.
Мануэль едва заметно приподнял брови, но больше ничего не сказал.
— Может, просто объяснишь? — Вито вздохнул, откидываясь назад. — Если это действительно ерунда, скажи, и мы закроем тему.
Я сжала карту ещё крепче, ощущая, как бумага пронзается в ладони. Слова сорвались с губ прежде, чем я успела их обдумать, и я даже не могла сдержать резкость:
— Потому что сегодня утром мне уже подкинули такую.
В комнате повисла тишина. Она была настолько плотной, что я чувствовала её в горле, как ком. Андрес замер, зажигалка в его руках внезапно остановилась.
— Где? — спросил Мануэль, и его голос стал немного туже. Я знала, что это лишь начало.
— В мотеле, — ответила я медленно, словно мой голос был тяжёлым, слишком тяжёлым для этого пространства. Я чувствовала, как гнев соскальзывает в пустоту, уступая место чему-то другому. Холодному, вязкому. Он сжался где-то внизу живота, и стало трудно дышать.
— И ты не сказала об этом сразу, потому что...? — Вито произнёс это так, что каждый слог звучал как гвоздь в гробу. Я знала, что за этим вопросом скрывается не что иное, как зловещая тишина перед бурей.
— Потому что мне было плевать, — соврала я, но голос прозвучал слишком отчаянно, даже для меня самой. — Думала, это какая-то тупая шутка.
И я почувствовала, как все трое одновременно не поверили. Это было видно. Я не могла скрыть это — их взгляды пронизывали меня, будто они сразу поняли, что я обманываю.
— Тупая шутка? — Вито постучал пальцем по столу, будто проверял, не тронется ли столешница от его воздействия. — Ну-ну.
— И ты даже не подумала, что, возможно, за тобой следили? — Андрес говорил спокойно, но его голос был натянут, как струна на арфе. Он внимательно смотрел на меня, и я почувствовала, как его слова взрывают остатки моей уверенности. — Что кто-то зашёл в твою комнату, пока ты спала?
Я сжала челюсть так, что зубы стали скрипеть.
— А теперь она снова здесь, — добавил Мануэль, пододвигая карту к себе. Он повертел её в руках, но в его движениях не было лёгкости — только холодная наблюдательность. — Странное совпадение, да?
— Ну так что? — Вито сцепил пальцы, взгляд его стал ещё более настойчивым. — Мы будем делать вид, что это просто игра? Или всё-таки поговорим серьёзно?
Я отвела взгляд, чувствуя, как по спине пробегает холод. Прикурила новую сигарету, хотя пальцы дрожали, будто они не могли удержать зажигалку.
— Вы думаете, что это значит что-то конкретное? — спросила я, выпуская дым в воздух.
— А ты? — бросил Андрес, не отводя от меня взгляда.
Я снова замолчала, как будто вся сила слов вдруг покинула меня.
— Ты боишься, — вдруг сказал Мануэль.— Не злишься. Боишься.
Я усмехнулась, качнув головой, будто это всё не имело значения.
— Чушь, — произнесла я, но он не отводил взгляда. Его глаза будто пытались выдавить из меня что-то.
— Тогда почему ты нервничаешь? — его вопрос был прямым, без всякой лишней доброты, и мне показалось, что воздух в комнате стал ещё более тяжёлым.
Я сжала сигарету, почувствовав, как пламя уходит, но ничего не остаётся на месте. Молча затянулась.
— Ладно, — Вито поднялся, смахивая пепел с костюма. — Если ты и правда считаешь, что это шутка, можем её не обсуждать.
Я кивнула, готовая уже уйти от этого вопроса, но Андрес вдруг хлопнул ладонью по столу, и звук был резким, как раскат грома в тишине.
— Только есть одно «но», Кэролайн.
Я медленно повернулась к нему. В комнате снова стало тихо, и я почувствовала, как в моей груди сжимаются внутренности.
— Какое? — я едва могла выдавить этот вопрос, но в голосе чувствовалась напряжённая тишина.
Он наклонился вперёд, подперев подбородок рукой. В его глазах был какой-то намёк на издевку, на что-то невыносимо спокойное.
— Ты так и не ответила, — сказал он, в голосе скрывался лёгкий сарказм. — Где твой пистолет?
Комната будто сузилась, и я почувствовала, как изнутри что-то оборвалось.
Я сделала шаг назад, но тут же взяла себя в руки, заставив пальцы не дрожать.
— Какого чёрта вам вообще до него дело? — мой голос прозвучал так же грубо, как я сама себя чувствовала.
— До сих пор его нет, — Вито покачал головой, его взгляд стал резким, как нож. — Ты с пустыми руками, но продолжаешь отмазываться.
— Потому что мне плевать на этот долбаный пистолет! — я вскочила с места, и слова вырвались наружу, как буря, которая вот-вот должна была всё разрушить.
Я хотела выругаться, хотела выбить эту чёртову карту из его рук, но в этот момент что-то вновь заскрипело снаружи.
Дверь.
Все замерли.
Кто-то вернулся. Или, возможно, никто не уходил.
Тяжесть момента давила на виски, словно кто-то неведомый сжал мою голову в тисках. В комнате воцарилось напряжение — вязкое, густое, пропитанное ощущением неминуемой угрозы.
Мануэль начал двигаться первым. Его рука скользнула к кобуре с такой скоростью, что я едва успела это заметить. Палец уже лёг на спусковой крючок, но он не стрелял. Он ждал.
Я инстинктивно сунула руку в карман. Сердце сжалось.
Пусто.
Пистолет. Чёрт.
Андрес чуть заметно кивнул мне, будто бы в знак предостережения. «Сиди. Жди».
Но я не могла.
Я шагнула к двери.
— Кэролайн, стой, — Мануэль говорил ровно, но голос его был натянут, словно струна, готовая лопнуть от малейшего движения.
Я его не послушала.
Ещё один шаг.
На мгновение мне почудилось, что кто-то застыл по ту сторону двери.
А потом раздался стук.
Я почувствовала, как внутри что-то сжимается, будто невидимая петля затягивается вокруг горла.
Раз.
Два.
Три.
Глухие, уверенные удары.
— Кто там? — Андрес заговорил прежде, чем я успела открыть рот.
Тишина.
Я обернулась. Вито слегка сощурился, пальцы Мануэля напряглись на рукояти оружия.
— Если это за нами, я выйду первым, — предложил он.
Но я уже протянула руку к замку.
— Кэролайн, не смей, — Вито говорил быстро, резко, почти шёпотом. — Ты хоть понимаешь, насколько это глупо?
Я не ответила.
Щёлкнула защёлка.
Я медленно приоткрыла дверь.
За порогом — пустота.
Вновь никого.
Но на полу, у самого порога, что-то лежало.
Я замерла.
— Что там? — спросил Андрес.
Я не сразу смогла вымолвить хоть слово.
Опять чертова карта.
Я опустила взгляд.
На обратной стороне карты чётким почерком было выведено два слова:
«Ты следующая».
Гулко застучало в висках.
Реальность раздвинулась, стала зыбкой, словно мир вокруг потерял резкость.
Я подняла карту, провела пальцем по буквам. Чернила. Чёрные, чёткие, будто написанные без спешки, с уверенностью.
«Ты следующая».
Вито выглянул в коридор. Мануэль, подняв пистолет, шагнул следом.
— Никого, — бросил он через плечо.
— Конечно, никого, — тихо ответила я.
В горле пересохло.
— Это уже не шутки, Кэролайн, — Вито хмуро посмотрел на меня. — Сначала мотель, теперь это? Может, пора сказать нам, какого чёрта здесь происходит?
— Я сама хочу это понять, — я сжала карту в ладони, как будто могла её раздавить.
Андрес нервно щёлкнул зажигалкой.
— Ладно. Кто-то оставляет тебе записки. Кто-то, кто знает, где ты была ночью. Кто-то, кто следил за тобой.
Я облизнула пересохшие губы.
— И кто-то, кто знает, что у меня нет оружия.
Мануэль посмотрел на меня пристально.
—Ответь уже нам, где оно?
Я отвела взгляд.
— Потеряла.
— Потеряла? — Андрес криво усмехнулся. — Что, в машине под сиденье закатила?
Я раздражённо выдохнула.
— Я не знаю. Он был у меня ночью. А утром исчез.
Вито недоверчиво качнул головой.
— Это начинает пахнуть дерьмом.
Я открыла рот, но тут за окном что-то мелькнуло.
Тень.
Резкий рывок, движение — и исчезла.
— Кто-то у здания, — прошептала я.
Мануэль рванул к двери, но Вито его остановил:
— Спокойно. Не факт, что за нами.
— Не факт, — повторил Андрес, но его голос звучал так, будто он сам в это не верил.
Я снова взглянула на карту.
«Ты следующая».
Что-то сдавило грудь.
— Мы уходим, — сказала я.
Но в этот момент свет мигнул.
И погас.
Темнота накрыла нас мгновенно, будто кто-то сдёрнул с лампы чёрную ткань.
Тишина.
Гул крови в ушах.
— Чёрт... — выругался Вито.
Я судорожно сжала пальцы.
За окном что-то шевельнулось.
— Электричество выбили? — пробормотал Андрес.
— Только у нас, — ответил Вито.
Звук.
В коридоре.
Едва слышный, будто кто-то медленно провёл пальцем по деревянной панели.
Мануэль замер. Андрес сжал пистолет. Вито перестал дышать.
Я сделала шаг назад.
Тишина.
Но под дверью что-то появилось.
Белая полоса.
Лист?
Нет.
Опять карта.
И новое послание.
«Уже ближе».
Андрес резко выдохнул.
Мануэль рывком открыл дверь.
Но за порогом никого не было.
Тёмный коридор, тусклый свет аварийной лампы.
Только карта, валяющаяся на полу.
Я медленно вдохнула.
В комнате было слишком тихо.
Слишком.
— Телефоны, — резко сказала я. — Проверьте телефоны.
Мануэль первым вытащил мобильник.
— Нет сети, — сказал он.
Я почувствовала, как внутри всё сжимается.
И в этот момент где-то в здании раздался звук.
Скрежет.
Протяжный, медленный.
Будто кто-то медленно вёл металлом по стене.
Я посмотрела на своих людей.
— Вито, чёрный ход. Андрес, окна. Мануэль, со мной.
И мы двинулись.
Кто-то загнал нас в капкан.
И я знала одно.
Они уже внутри.
Мы двигались быстро, но осторожно, словно каждый шаг мог стать последним. В каждом нашем движении была напряжённость — чуть ли не осязаемая. Я ощущала этот холод, который сковывал пальцы, заставлял сердце биться быстрее, будто бы оно уже не выдерживало. Мы все были на грани, и я чувствовала, что где-то рядом, совсем рядом, нас ждали.
Андрес первым рванул к окну. Его рука неестественно быстрая, как тень, дернула занавеску в сторону, и он замер.
— Чёрт... — его голос был едва слышен.
Я подскочила к нему, пытаясь понять, что он видел.
Внизу, в темноте двора, стояла машина. Чёрный «Шевроле».
Мои глаза затуманились. Я знала эту машину.
Это был тот самый «Шевроле», который я видела около мотеля. Он не мог быть здесь случайно.
— Это он, — прошептал Мануэль, словно сам сомневался, что нам стоит произносить это вслух.
— Дерьмо, — вырвалось у Вито. Он подошёл к двери чёрного выхода, проверил замок. — Закрыто.
— Ломай, — скомандовала я, даже не пытаясь скрыть напряжение в голосе.
Вито без вопросов вытащил пистолет, направил его на замок. В момент, когда прозвучал выстрел, я почувствовала, как удар грома пронизывает грудь, и сердце сжалось. Этот звук был слишком громким.
Я вытащила телефон из кармана. Чёрный экран.
— Свет не просто отключили, — прошептал Андрес, всё более уверенный в том, что происходит что-то крайне странное. — Нас...
Он не успел договорить.
В этот момент за окном загорелись фары. Я вздрогнула, не в силах отвести взгляда.
Два огненных глаза были направлены прямо на нас.
Я резко развернулась, но в следующий момент раздался ещё один звук.
Щелчок.
Как если бы кто-то с другой стороны двери щёлкнул зажигалкой.
Я замерла, не зная, что делать. Смогла бы я сказать, что это было? Не знаю. Но было что-то в этом звуке — что-то слишком зловещее. Он был медленный, почти издевательский. Так, как если бы кто-то не спешил с поджогом, давая нам возможность уйти.
— Вито, открой дверь, — бросила я, ощущая, как в груди растёт бешеная ярость, смешанная с чем-то более глубоким, чем страх, но я не хотела этому давать имя.
Он посмотрел на меня с недоверием, но понял. Я не ждала, что он даст мне шанс передумать.
Я отступила, и Вито, решительно провернув ручку, распахнул дверь.
Я повернулась, и взгляд тут же наткнулся на пустоту.
Коридор тянулся вперёд, сужаясь, исчезая в вязкой тьме. Свет от фар, пробиваясь через дверной проём, ложился на стены рваными, дрожащими тенями, но дальше, там, в самом конце, было только чёрное, плотное ничто.
Но в этой тьме что-то было.
Нечто невидимое, скрытое в самом сердце мрака, дышащее в такт с ночной тишиной.
Смех.
Едва уловимый, почти приглушённый, но отчётливый, словно кто-то нарочно позволил ему сорваться с губ, зная, что мы услышим.
Я замерла, словно кто-то невидимый сомкнул пальцы на моём запястье, не позволяя сделать ни шага, ни вдоха.
Этот звук...
Он проникал под кожу, тянул за собой что-то забытое, но не стёртое.
Он был внутри меня.
Я его знала.
Уже слышала этот смех.
Когда-то. Где-то.
Он не был просто звуком — он был отголоском чего-то забытого, но не исчезнувшего. Призраком, что пробирается сквозь трещины памяти, оставляя после себя тень, тревожный след на грани осознания.
Этот смех не просто касался слуха — он отзывался в груди, в позвоночнике, в самых глубоких, потаённых уголках разума.
Но не могла вспомнить, когда и где. Но знала точно: я уже его слышала.
Я почувствовала, как волосы на затылке медленно поднялись, будто подрагивая от чужого, невидимого дыхания.
Кожа натянулась, каждая клетка напряглась в болезненном ожидании, будто тело заранее знало то, что разум ещё не успел осознать.
Я не двигалась.
Лёгкое оцепенение сковало мышцы — не страх, а инстинкт, что-то первобытное, заставляющее замереть, не выдавая ни звуком, ни движением своего присутствия.
За моей спиной Андрес медленно опустил руки, но его движения были натянутыми, словно он ещё не решил, стоит ли расслабляться.
Вито, не сводя глаз с тёмного прохода, медленно откинулся назад, будто прислушиваясь не только ушами, но и всем телом, впитывая окружающую тишину, пытаясь вычленить в ней что-то невидимое, но осязаемое.
Мануэль, стоявший ближе всех, сделал осторожный шаг в сторону. Его мышцы оставались напряжёнными, взгляд — прицельно острым, готовым уловить даже тень движения. Но он не двигался дальше, словно чувствовал, что любое резкое действие может спровоцировать то, что пряталось в темноте.
Смех снова раздался — тянущийся, медленный, пропитанный чем-то неестественным.
А затем снова затих, растворившись, будто его никогда и не было.
— Чёрт бы вас побрал, — прорвалась в агрессию Мануэля. Взгляд его был острым, тяжёлым, чёрным от злости, как безлунная ночь.
Но никто не ответил.
Я сжала кулаки, но внутри было холодно. Пусто. Эта пустота разливалась по груди, оседала в животе, цеплялась за рёбра ледяными пальцами.
— Нужно уходить, — голос Вито был низким, почти шёпотом, но в нём не было сомнений. Только жёсткая, безжалостная реальность, которую невозможно было игнорировать.
Андрес не ответил.
Но он был прав.
Мы не знали, кто сидел за рулём той машины — просто чёрный силуэт за затемнённым стеклом, без лица, без выражения, без малейшего движения. Не знали, смотрел ли он прямо на нас или просто выжидал, застыв в тени, пока мы пытались уловить хоть какую-то деталь, хоть один знак, выдающий его намерения.
Не знали, кто стоял в конце коридора.
Но знали, что он был там.
Никакого движения, никаких очертаний — только сгустившаяся тьма, слишком плотная, слишком живая. Казалось, если долго всматриваться в неё, то различишь очертания плеч, тонкую линию головы, едва заметный изгиб губ, из которых вырвался тот самый злорадный смех.
Но самое худшее было не в этом.
Самое худшее — в осознании, что кто бы это ни был, он знал нас.
Знал наши лица, наши голоса, наши привычки. Мы могли не видеть его, но он видел нас. Достаточно хорошо, чтобы следить. Достаточно близко, чтобы играть.
Вито первым рванул к выходу, сжимая пистолет в руке. За ним бросился Андрес, затем Мануэль, не оборачиваясь, без слов. Они двигались быстро, бесшумно, как тени, как призраки, у которых было одно-единственное желание — выбраться отсюда живыми.
Я сделала шаг назад, чувствуя, как спина напряглась, а пальцы непроизвольно сжались. Пол под ногами казался слишком твёрдым, слишком реальным, но воздух вокруг — густым, давящим.
Оглянулась.
Всё так же.
Я стиснула зубы, ощущая, как внутри всё скручивается в тугой, болезненный узел, как раздражение смешивается с колючей тревогой, вцепившейся в позвоночник ледяными пальцами. Грудь сжалась, но ноги, словно живущие отдельной жизнью, уже не подчинялись мне — шаг, ещё один, вперёд, туда, где воздух дрожал от недосказанности.
Снаружи было душно. Тяжёлый, неподвижный воздух давил на грудь, пропитывал кожу чем-то горьким, едва уловимым, но пронзительно резким, будто запах палёной резины или металла, слишком долго пролежавшего на солнце.
Я скользнула взглядом вниз. Машина стояла на месте — та же глухая неподвижность, те же включённые фары, рассекавшие темноту острыми, белыми лезвиями.
— По машинам! — резко бросил Вито, уже мчась к своей.
Андрес и Мануэль разделились: один рывком устремился к своему седану, второй, не теряя ни секунды, направился к джипу, его силуэт на мгновение исчез в тени. Они двигались быстро, решительно, будто каждое действие было заранее отрепетировано, будто у них не осталось ни сомнений, ни выбора.
А я...
Я не остановилась.
Бежала, сжимая в руке телефон, вжимая в него пальцы так, что костяшки побелели. Холодный, безжизненный экран казался насмешкой, пустым глазом, в котором не было ни ответа, ни спасения.
Боковое зрение уловило движение.
Скрипнула дверь соседнего здания — тяжело, с задержкой, словно кто-то медлил, прежде чем решиться открыть. На крыльце показался администратор: высокий, сутулый, с нахмуренными бровями и застывшим на лице выражением ошеломлённого непонимания. Он смотрел на нас, не мигая, как человек, который оказался в центре сцены, не зная ни своей роли, ни сюжета.
Но я знала.
Мне не нужно было видеть.
Я чувствовала — там, в неподвижном «Шевроле», в той чёрной бездне за лобовым стеклом, кто-то тоже смотрел.
Я подбежала к машине, почти налетев на неё, ладонями опершись о крышу, как будто это могло ускорить бег времени.
Ключи — чёрт, ключи!
Пальцы лихорадочно скользнули по карману. Чуть глубже. Да, вот они — холодные, цепляющиеся за подкладку. Дёрнула, вытащила.
Рывок.
Дверь с сухим щелчком открылась, я запрыгнула внутрь и захлопнула её так резко, что от удара дрогнуло стекло.
Сердце гулко билось в висках.
Двигатель. Быстрее!
Руки дрожали, когда я вставила ключ в замок зажигания и резко повернула.
Тишина.
Мгновение.
Бесконечная пауза, в которой воздух вдруг стал слишком плотным, слишком неподъёмным, а в груди скользнуло первобытное ощущение надвигающейся беды.
Я слышала своё дыхание — резкое, сбивчивое. Оно заполняло салон, отражалось от стёкол, становилось оглушающим. Ключ дрогнул в пальцах, царапнув металл.
Ну же!
И в следующий миг мотор рванулся, огласив улицу низким, протяжным рёвом. Я не ждала. Нажала на газ сразу, без раздумий, не давая машине ни секунды на раздумья, не позволяя себе услышать собственный страх.
Колёса взвизгнули, взрываясь скрежетом резины по асфальту. Меня резко вдавило в сиденье, грудь сдавило от перегрузки, но я только крепче сжала руль, заставляя себя не ослаблять давление на педаль.
Вито мчался впереди, его «Мустанг» чёрной молнией прорезал ночной воздух. Андрес уходил вправо, обходя ряд припаркованных машин, его фары вспыхивали и исчезали, оставляя за собой короткие блики на капоте.
Я бросила взгляд в зеркало.
«Шевроле» не двигался.
Но это ничего не значило.
Что-то внутри болезненно скрутило, предчувствие, липкое, тёмное, как мазут, растеклось по груди.
Пальцы сжали руль сильнее, ногти врезались в кожу.
Руки всё ещё дрожали, но я не могла позволить себе остановиться.
Ночной Лас-Вегас плыл за окном: вспышки неоновых вывесок, огни казино, затянутые в дым барные витрины, силуэты людей, растворяющиеся в электрическом свете уличных фонарей. Город жил своей жизнью — беспечно, шумно, хищно, не подозревая, что в его тенях идёт другая игра, где ставки выше, чем он способен представить.
Я свернула на широкий проспект, а потом — на узкую улицу, придерживая руль так крепко, что пальцы онемели. Глубоко вдохнула, силясь поймать равномерный ритм дыхания. Всё хорошо. Всё под контролем.
Но потом я увидела его.
В зеркале заднего вида.
Опять эта машина.
Тёмный силуэт «Шевроле» двигался за мной, не меняя дистанции, словно намеренно выдерживал безопасное, но значимое расстояние. Я не видела, кто за рулём, не могла разглядеть ни лица, ни силуэта, но знала: меня ведут.
Я моргнула, раз за разом переводя взгляд с дороги на зеркало. Старалась не выдать себя — не изменить траекторию, не сбавить резко скорость, не выдать ни единой лишней эмоции.
На перекрёстке впереди зажёгся жёлтый. Я не спешила. Подъехала плавно, остановилась.
Шевроле тоже остановился.
Паника вспыхнула внутри, холодными иглами разошлась по телу. Но я подавила её, заставила себя остаться в роли: просто водитель. Просто поздняя поездка. Просто обычный маршрут.
Зелёный.
Я тронулась с места, ровно, спокойно, не меняя скорости. Не смотрела в зеркало. Делала вид, что не замечаю ничего странного.
Но он всё ещё был там.
Я свернула направо, резко, будто вспоминая о внезапно возникшей в голове цели. Сердце глухо ударило в рёбра.
Шевроле» свернул следом.
Не торопясь, не делая резких движений — просто повторил мой манёвр с пугающей точностью, словно мы двигались по одной заранее проложенной линии. Никакого колебания, никакого случайного промедления, будто водитель знал мой маршрут лучше, чем я сама.
Горло перехватило. В груди нехорошо стянуло, будто на шею легла невидимая петля, которая с каждым километром затягивалась всё туже.
Не показывай страх.
Я сжала руль крепче, так, что ногти больно впились в ладони. Дышать ровно, не давать сердцу сорваться в паническую гонку, не выдавать себя ни жестом, ни взглядом. Я заставила мышцы расслабиться, хотя внутри всё сжалось в тугой узел.
Не останавливайся.
Машина должна двигаться так же, как прежде, без намёка на тревогу. Светофоры, повороты, поток других машин — я следовала по ним.
Не делай глупостей.
Не ускоряться, не сворачивать в безлюдные переулки, не искать спасения там, где его нет. Лас-Вегас жил своей жизнью, и мне оставалось только быть его частью, раствориться среди других машин, среди неонового света и ночных огней, притвориться, что я всего лишь ещё одна тень в этом городе.
Дом был уже близко. Закрытая территория, охрана у ворот. Они заметят, если что-то пойдёт не так.
Я чуть сильнее нажала на газ, заставляя машину мчаться быстрее, вытягивая из неё максимум возможного. Колёса плавно скользили по асфальту, мотор ровно урчал, но где-то внутри всё ещё звучал тревожный сигнал, предчувствие, которое не давало расслабиться.
Машина позади не последовала примеру.
Я мельком взглянула в зеркало — и увидела, как тёмный силуэт свернул в сторону, исчезая за поворотом.
Но вместо облегчения внутри осталось лишь холодное, вязкое чувство.
Это не конец.
Впереди показался дом. Высокие ворота, прочные, массивные. У входа — охрана. Двое: один стоял неподвижно, наблюдая за домом, другой находился у панели контроля, чуть пригнув голову к мониторам. Они заметили меня сразу.
Я подъехала ближе, и створки начали раздвигаться, пропуская меня внутрь.
Ещё один взгляд — быстрый, скользящий — в сторону охраны. Один из мужчин коротко кивнул, второй просто наблюдал. Но я не остановилась.
Машина мягко замерла у крыльца.
Я заглушила двигатель, и в наступившей тишине звук собственного дыхания показался слишком громким. Вышла из машины, резким движением захлопнула дверь — металлический удар отдался в ушах, заставив меня на мгновение застыть.
В голове клубились мысли. Мотель. Коридор. Темнота, в которой что-то было. Смех, который невозможно забыть.
Не думай. Просто зайди внутрь.
Я пересекла холл быстрым, почти машинальным шагом, направляясь прямиком к бару.
Виски.
Чёртов виски.
Рука потянулась за бутылкой. Пальцы нащупали гладкое стекло, затем — стакан. Я налила, не считая, почти до краёв. Но пить не стала.
Вместо этого пошла наверх.
Комната встретила меня глухой тишиной.
Я закрыла дверь, щёлкнула выключателем. Свет резко вспыхнул, прорезая полумрак, но ощущение чужого присутствия не исчезло.
Зеркало напротив кровати отразило меня: пальцы сжимали стакан так крепко, что казалось, ещё немного — и хрупкое стекло разлетится в осколки.
Я сделала шаг вперёд, встретилась взглядом с собственным отражением.
И в этот момент тишину, которая будто бы наползала на меня, разрезал звук.
Телефон.
Резкий, громкий, будто вырывающийся из глубины тишины, звук вибрации. Глухой, как удар молота.
Я дёрнулась, инстинктивно повернув голову в сторону тумбочки, где в темноте тускло блескнул экран.
Мой телефон.
Тот самый, который всё это время лежал мёртвым. Молча. Без реакции на любое прикосновение, без единого признака жизни. Сколько раз я пыталась его включить — безуспешно.
Но сейчас он горел ровным светом, как будто ничего не случилось, будто бы просто подождал, чтобы ожить в самый неожиданный момент. Вибрация трясла столик, мягкие звуки эхом отдавались в комнате.
Мои руки медленно, почти с опаской потянулись к телефону. Я подняла его, с трудом отрывая взгляд от светящегося экрана.
Одно уведомление. Всего одно.
Я прочитала, не осознавая, что даже дышать стала тяжело.
«Король всегда идёт первым. Но ты ведь знаешь, что за ним следует дама?»
Холод, как невидимая волна, пробежал по коже, заставив её покрыться лёгкой, едва заметной мурашкой. Пальцы сжались на экране телефона, дрогнули, едва удерживая устройство от падения. Я почувствовала, как изнутри затянуло — холодный страх, как будто что-то невидимое, скрытое, находилось прямо рядом.
Я прижала телефон к груди, но взгляд всё равно ускользнул в сторону, к зеркалу. Там, в тусклом свете, что падал на поверхность стекла, я увидела своё отражение. Бледное лицо, глаза с тонкими тенями усталости, а в общем — пустое, безжизненное. Я смотрела, как собственные губы едва заметно дрожат, и не понимала, почему это зрелище так странно ощущается.
Но вдруг...
На мгновение мне показалось, что в зеркале напротив отражается не только моё лицо.
Тень. Тень, которой не должно было быть. Она двигалась так же, как я, но не с таким выражением. Что-то смутное, нечёткое, но чётко чуждое — я не могла понять, что это было. Сама не веря в происходящее, я моргнула, попыталась сфокусироваться. Но ничего не изменилось.
Она стояла рядом с моим отражением, будто в своей собственно части зеркала, и её глаза... Те глаза были за мной. Смотрели. Вижу это? Нет, я не могла ошибаться, но она всё же была там.