1.
5 лет назад.
Я никогда не хотела выходить за него. Никогда. Но у меня не было выбора.
Жизнь расставила все так, будто я просто пешка в чужой игре. Родителей у меня не было. Никого не было. Люди, которые брали меня под опеку, больше напоминали надсмотрщиков, чем семью. Они говорили: «Ты должна быть благодарна». Я молчала. «Ты должна понимать, что жизнь — это сделки». Я кивала. «Ты должна выйти за него». И я подчинилась.
Так я стала миссис Делакруз.
— Теперь ты моя, — сказал он в первую брачную ночь, сжимая меня так, будто я не человек, а вещь, его собственность.
Он был старше, грубее, жёстче. Его звали Альфонсо Делакруз, и он был человеком, с которым не спорят. Соседи говорили шёпотом, когда он проходил мимо. Его боялись. Я тоже.
Первые дни я старалась быть хорошей женой. Училась готовить, стирать, молчать. В этом доме молчание было выше всяких слов, и я быстро поняла: лучше не смотреть ему в глаза, не вызывать его гнев лишними словами или жестами. Но, как ни старалась, его ярость всё время находила повод разразиться. Каждый раз, когда он возвращался домой пьяным, я невольно замирала, надеясь, что на этот раз он просто уснёт на диване. Но никогда так не было.
Я не знала, откуда у него столько ярости. Может, алкоголь, может, наркотики, а может, сама жизнь сделала его таким. Когда он приходил домой пьяным, я замирала. Каждый раз я надеялась, что в этот раз он просто заснёт на диване.
Но никогда так не было.
В ту ночь он был особенно пьян и зол.
— Слушай меня, — он схватил меня за подбородок, грубо, больно. — Ты пойдёшь и заберёшь товар. Всё ясно?
Я молчала.
— Скажи что-нибудь, чёрт тебя побери!
— Да, Альфонсо, — выдавила я, зная, что сопротивление бессмысленно.
Я знала, что он торгует наркотиками, что вся наша тёмная улица пропитана этим зловонием. Здесь не было ни света, ни надежды — только грязь, отчаяние и удушающий запах дешёвого виски.
На улице ветер бьёт по лицу, холодный и резкий, словно пытаясь разбудить во мне последние остатки чувств. Я шла быстро, кутая тонкий свитер вокруг дрожащего тела, стараясь не привлекать ни одного взгляда. Но судьба приготовила для меня ещё один кошмар.
Сумка с наркотой должна была лежать за мусорными баками, куда я никогда не хотела заходить.
Я наклонилась чтобы поднять её, и вдруг почувствовала, как кто-то хватает меня за плечо, поворачивая к себе. Их было двое, оба в потрёпанных куртках, оба с отвратительными ухмылками.
— Ну и ну... — один из них усмехнулся, оглядывая меня с ног до головы. — Ты кого-то потеряла, девочка?
Его рука, холодная и сыроватая от пота, коснулась моих волос, вызывая бурю негодования и ужаса внутри.
— Что, боишься? — засмеялся второй, и в его голосе звучала жестокая насмешка.
Я знала, что это не просто шутки. Они не остановятся.
Я пыталась сказать: «Отвали», но голос предал меня, дрожащий и неуверенный. В ответ первый усмехнулся, добавив:
— Отвали? Ты слышала? Она ещё и дерзкая.
Второй схватил меня крепче, его скользкие руки беспощадно блуждали по моему телу, словно подтверждая, что я не способна защитить себя. Я боролась, вырвалась, но его сила была непреодолима — он повалил меня на холодную землю. Пока один из них сжимал мои руки, другой рвал одежду, унижая меня до предела. Их грязные руки оставляли следы не только на моей коже, но и в моей душе.
Я услышала, как где-то лает собака, как гудит проезжающая машина, звук который заставил первого отвлечься. Это был мой шанс.
Я рванулась, ударив локтем сидевшего в живот. На мгновение его хватка ослабла — и этого оказалось достаточно.
Я вырвалась и побежала.
— Сука! Лови её!
Я слышала, как они бросились за мной, но адреналин толкал меня вперёд. Я не знала, куда бегу, просто неслась вперёд, мимо обшарпанных стен, мимо гор мусора, мимо теней, которые не хотели вмешиваться.
Когда я добралась до дома, моё тело трясло.
Я не чувствовала ног, руки были холодными, в груди всё сжалось от страха.
Альфонсо уже ждал.
— Где товар?
Я стояла, не в силах ответить, и слова просто застряли в горле. Перед тем как я успела хоть что-то сказать, его кулак врезался в мою скулу. Я ударилась о стену, кровь потекла по губам, а острота боли напомнила мне о том, что я опять была побеждена.
— Я спросил, где товар?!
Я открыла рот, но не успела ничего сказать. Его кулак вновь врезался в мою скулу.
— Ты просрала мой товар, тварь?!
Я попыталась встать, но он схватил меня за волосы и, поднимая меня вверх, его голос становился всё громче, как приговор:
— Ты хоть понимаешь, что ты наделала?!
Он снова ударил меня, затем ещё раз. В глазах потемнело.
— Я задам тебе урок, — его голос был низким, пропитанным яростью.
Удары продолжались, и мир вокруг погружался в беспросветную тьму. В этот момент я утонула в боли и унижении, словно становясь не более чем игрушкой в его руках.
***
Когда я очнулась, дом был окутан зловещей тишиной.
Я лежала на холодном полу, лицо липкое от крови, а каждое движение напоминало о боли, разъедающей моё тело. С трудом сев, я почувствовала, как голова кружится от утраты чувств, словно мир вокруг стал зыбким и неустойчивым.
Альфонсо спал, обрушившись в кресло, его голова запрокинута, а тяжёлое дыхание напоминало о его вечном состоянии бессилия и деградации. В этот момент я поняла, что я была никем — игрушкой, которую били и унижали, лишённой права на жизнь.
Я посмотрела на него, видя лишь пьяное животное, которое не заслуживало меня, не заслуживало жить. Его присутствие олицетворяло собой весь ужас, который преследовал меня. Его место, как я решила, должно было гореть в аду.
Мои пальцы, дрожащие, нащупали что-то твердое на холодном полу — осколок разбитой бутылки. Он блестел под тусклым светом, словно обещая избавление. В тот момент я поняла, что моя судьба в моих руках, и больше никогда я не позволю себе быть пленницей его жестокости.
С твердым намерением и решимостью, давно закопанной в глубинах моей измученной души, я поднялась. Перед глазами всё ещё мерцал туман боли и шока, но внутри зародилась новая сила, неумолимая и беспощадная. Я медленно подошла к Альфонсо, который, казалось, только недавно погрузился в сладостное забвение сна, обрушившись на кресло с громким, тяжёлым дыханием. Его лицо, искажённое пьяной небрежностью, не подозревало, что сейчас ему суждено встретить правосудие.
Шаг за шагом я приближалась, чувствуя, как холод металла от осколка пробуждает в моей руке не просто страх, а огонь возмездия. В голове звучали отголоски всех бессонных ночей, каждое унижение, каждый удар, каждое жестокое слово — всё это сливалось в единое мучительное воспоминание, которое я собиралась стереть кровью.
Я опустилась на корточки у кресла, словно готовясь совершить последний, судьбоносный поступок. Сначала я тихо прошептала:
— Альфонсо, сегодня твоя участь завершается.
Мои слова были едва слышны, но в них звучала неизбежность. Его сонное лицо казалось беззащитным, лишенным всякой надежды, и в этот миг я уже не видела в нём человека, а лишь воплощение всего ужаса, которому я подвергалась.
Я подняла осколок разбитой бутылки, и время словно замедлилось: каждая секунда была наполнена грохотом моего сердца, бьющегося с невероятной силой. С холодной точностью я направила острые края к его шее, чувствуя, как лезвие, холодное и безжалостное, касается его кожи.
— Тебе не уйти от своей кары, — пробормотала я, словно отдавая приговор, и в ту же секунду жестко вонзила осколок в его шею.
Мир вокруг меня замер. Я видела, как сначала, будто по мановению времени, из его шеи начала течь тёплая, густая кровь, сначала медленно, а затем с усиливающейся скоростью, разливаясь по его рубашке и капая на холодный пол. Его лицо исказилось от боли, глаза расширились в немом ужасе, и он попытался поднять руку, как будто желая остановить неизбежное. Но мои движения были решительны и безжалостны.
Я придавливала осколок, словно хотела окончательно стереть все годы боли, унижений и страха, накопившиеся за моими бессонными ночами. Его горло содрогнулось, последний отблеск жизни медленно угас, и в ту секунду я почувствовала, как тяжесть, давившая на моё сердце, исчезает, уступая место странному чувству освобождения.
Сидя над ним, я ощущала, как от моего сердца отходит тяжесть всех тех лет, когда я была лишь игрушкой в его руках. В его глазах не осталось ни капли жизни — только пустота, которой я теперь придавала окончательный приговор. Каждая капля его крови, разбрызганная по полу, становилась символом моего избавления, доказательством того, что я больше не буду жертвой.
Я медленно опустила осколок, и в тишине, нарушенной лишь тихим стоном моих собственных мыслей, я поняла, что моя жизнь теперь принадлежит только мне. Пусть мой путь будет усеян шрамами, пусть каждый из них напомнит мне о боли, но больше я не позволю страху и унижению определять моё будущее. Этот поступок стал моментом вечности, когда я обрела силу, которой раньше не знала.
Я поднялась над телом Альфонсо, и в ту минуту, когда последний отблеск жизни угас в его глазах, я ощутила, как, наконец, свобода наполнила каждую клеточку моего существа. Я больше не была его игрушкой. Я стала собой, свободной, пусть и окровавленной, но навсегда освобождённой от оков боли и страха.
Это было начало нового пути — пути, в котором больше не было места для мучений, только для правды, которую я заплатой излил своей кровью.