Безжалостный принц

Для меня крайне необычно возвращаться домой в четыре вечера в будний день.

Обычно я либо в D'Agostinos, либо в клубе. Но после моей встречи с Риккардо ранее я не могу сосредоточиться ни на том, ни на другом.

В клубе я могу расслабиться, но это обычно подразумевает трах. В D'Agostinos мне пришлось бы заниматься бумажной работой, с которой я не могу себе позволить возиться в своем несосредоточенном уме, поэтому я попросил Андреаса заполнить ее за меня.

Я дома. В глубине души я знаю, почему я здесь. Я просто пока не хочу это принимать.

Чертов Риккардо.

Этот гребаный пес всегда знает, как залезть мне под кожу. Всегда.

Всегда знает, что сказать, чтобы меня разозлить, даже когда я в выигрыше. Его гребаные слова об Эмелии застряли у меня в голове.

Весь чертов день я пытался выкинуть оскорбления из головы. Но я не могу от них избавиться. Я и не думал, что этот ублюдок видел, как я смотрю на Эмелию на балу. Я даже не думал, что он будет беспокоиться обо мне на таком мероприятии.

Это была моя вина. Моя ошибка. Я потерял бдительность и позволил себе момент слабости, не осознавая, что мой враг мог меня видеть.

Но почему это должно иметь значение?

Почему меня это должно волновать?

Эмелия теперь принадлежит мне, несмотря ни на что.

Она моя. Ничто не может изменить эти подписи на контракте.

Так почему же я так себя чувствую? Как будто это имеет значение.

Как будто я хочу, чтобы она хотела меня.

Да?

Черт ... с каких это пор я пытаюсь лгать себе?

Карты на стол. Я, блядь, знаю, что хочу, чтобы она хотела меня. Я хочу с того чертового бала. Вот почему я здесь. Вот почему я избегал ее.

Идея брака была моей, но когда я об этом задумался, я повел себя как безжалостный негодяй.

Я хочу, чтобы она стремилась ко мне, но я не должен поддаваться этому желанию. Как только это станет главным в моих мыслях, я начну проявлять заботу, а значит, рискую упустить шанс насолить её отцу.
По сути, осталось выполнить две части этого плана. Жениться на Эмелии, а потом смотреть, как Синдикат вышвырнет его задницу за дверь. Без них он будет никем.

Я в отчаянии падаю на кровать и смотрю через панорамные окна на море, набегающее на берег и отступающее от него.

Яркий солнечный свет бьет в воду, сверкая на ее поверхности, словно рассыпанные по ней бриллианты. Затем, словно в фантастике, из воды появляется Эмелия, заставляя меня резко выпрямиться.

Моя будущая жена поднимается вместе с волнами и направляется к берегу.

На ней бирюзовое бикини, и ее тело полностью выставлено напоказ, напоминая мне, как сильно я хочу испачкать ее и заняться непристойностями.

Должно быть, нас разделяет добрых тридцать футов, но я вижу, как блестит ее золотистая кожа. Она сияет на фоне солнечного света.

Я смотрю на нее. И я хочу ее. Я хочу прикоснуться к ней и попробовать ее на вкус. Поглотить и сожрать ее. Похоть подавляет мою способность мыслить здраво или контролировать себя. Я не хочу сопротивляться. Я хочу сдаться и почувствовать это влечение и химию, которые вспыхивают, когда я с ней.

Поднявшись на ноги, я ослабляю галстук и выхожу на террасу, преследуя то, что мне нужно.

Ярость переполняет меня, когда я вижу, как Мэнни подходит к ней с маленькой сумкой, и она протягивает ему что-то, что принесла с моря. Ярость поглощает меня, когда он что-то говорит, а она смеется. Я никогда раньше не слышал ее смеха, и я определенно не ожидал услышать этот звук от другого мужчины.

Чтобы добавить оскорбления к травме, его чертовы глаза обшаривают все ее тело, задерживаясь на ее заднице, когда она наклоняется, чтобы поднять то, что она уронила. Хотя я знаю Мэнни почти десять лет, я чувствую, что хочу покончить с ним прямо там, где он стоит. Он знает, что лучше не пялиться на женщину, которая моя. Желать ее. Какого хрена он вообще с ней делает?

Я направляюсь к ним, не заботясь о том, что выгляжу как ревнивый ублюдок, который готов убивать. Больше всего я ненавижу то, что Эмелия, похоже, очарована им. Только когда мои ботинки хрустят по песку неподалеку, они оборачиваются и видят меня.

Мэнни выглядит так, будто он готов обосраться, а Эмелия смотрит на меня суровым взглядом. Таким же, каким она смотрела на меня, когда увидела меня здесь с Габриэллой.

— Босс, — говорит Мэнни, опуская голову для почтительного кивка.

— Что ты здесь делаешь? — Возмущение в моем тоне подсказывает ему, что его ответ должен быть правильным.

— Я просто составил компанию мисс Эмелии. Она не очень хорошо плавает, и мы подумали, что мне будет неплохо побыть здесь на всякий случай, — объясняет он.

Ублюдок.

Он говорит правду, но он должен знать, что я видел, как он на нее смотрел. Зная, что единственное наказание, которое я ему выдаю, это смерть, его глаза умоляют меня не убивать его задницу. То, сколько времени он работал на меня, и тот факт, что я смог доверять ему больше, чем большинству, не сделает его неуязвимым к моему гневу.

— Убирайся с глаз моих. В следующий раз, если мисс Эмелия захочет поплавать и ей понадобится кто-то, кто присмотрит за ее задницей, я это сделаю, — отвечаю я, к большому смущению Эмелии.

Но Мэнни знает, о чем я говорю, и что я не несу чушь.

— Да, сэр, — отвечает он.

— Дай мне это, — приказываю я, жестом показывая ему, чтобы он отдал мне маленький пакетик. Он отдает и практически убегает.

Я заглядываю в сумку и вижу, что она полна ракушек. Затем я смотрю на Эмелию и вижу, как она расстроена. Но поскольку она скрестила руки под грудью, все, что я вижу, это массивные выпуклости ее сисек и глубина ее декольте.

— Что с тобой? — резко говорит она. — Он не делал ничего плохого.

— Не подвергай сомнению мои действия. Ты не видела, как он на тебя смотрел.

Она невесело ухмыляется и подносит руки к щекам.

— Невероятно. Кого волнует, как он на меня смотрит?

Мои глаза широко распахиваются, и мне приходится крепко стиснуть задние зубы, чтобы сдержать раздражение. Кажется, мое отсутствие слишком расслабило обстановку, и люди, включая ее, забыли, что она моя.

— Мне, блядь, не все равно. К тому же, почему ты здесь в таком виде? У тебя нет цельного купальника? — Я понимаю, как нелепо это звучит. Она тоже.

— Массимо. Я в бикини. Люди носят их все время. Но, эй, если мы играем в эту игру, я должна спросить, где ты был последние четыре дня.

Мои губы раздвигаются, и я смотрю на нее сверху вниз. Босая, она кажется намного ниже. Я возвышаюсь над ней. Правда моего отсутствия всплывает в моем сознании, но я хочу отогнать ее.

Она принимает мои колебания за что-то другое, и в ее глазах появляется что-то, чего я не совсем понимаю.

— Ты был с ней, не так ли? — Я мгновенно определяю эмоции в ее глазах как ревность. И боль.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она имеет в виду Габриэллу. Но прежде чем я успеваю ответить, она начинает уходить, обратно в дом. Я хватаю ее за руку.

— Нет, — отвечаю я, притягивая ее к себе, — я не был с Габриэллой.

— Габриэлла... — задумчиво повторяет она. Раньше она не знала имени Габриэллы. Может быть, сказать ей это было ошибкой.

— Я был занят, — спокойно отвечаю.

— Мне всё равно. Ты можешь быть с кем угодно, — с усмешкой бросает она.

— Ревнуешь? — ухмыльнувшись, интересуюсь.

— Почему я должна ревновать? — отрезает она. — Я не провожу дни запертая в четырёх стенах и не живу под каблуком надменного... придурка.

Придурка? И ещё надменного? Интересно. Последний, кто позволил себе говорить со мной в таком тоне, вряд ли об этом жалеет... но она стоит здесь, почти постукивая ногой, и швыряет мне в лицо такие слова.

Я не выдерживаю и усмехаюсь.

— Ты правда назвала меня надменным придурком?

— Именно так, — не отводя взгляда, подтверждает она.

Я качаю головой, сдерживая улыбку, но всё же позволяю ей проявиться. Она пытается остаться серьёзной, но я вижу, как уголки ее губ дрогнули. Она отворачивается, чтобы скрыть это, но я мягко поворачиваю её лицо обратно.

— Ты гораздо красивее, когда улыбаешься.

Её выражение лица меняется. Взгляд смягчается, плечи расслабляются. Резкость улетучивается.

— Это ты пытаешься быть милым? — спрашивает она, прищурившись.

— Я не из тех, кто умеет быть добрым.

Её губы трогает легкая надутось, и я ловлю себя на мысли, насколько они идеальны. Этот умный рот явно создан, чтобы приносить гораздо больше удовольствия, чем просто обмен колкостями.

Я снова поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и на мгновение снова оказываюсь в состоянии потока, когда я не уверен, что делать. Мне следует уйти или отправить ее в ее комнату, но желание уже начало проникать в мой разум.

Она упирает руки в бедра, снова привлекая мое внимание к своему телу, и тут мне в голову приходит прекрасная идея о том, как мне заново познакомиться со своей будущей женой.

— Пойдем, примем душ со мной. — Я почти смеюсь, глядя на нее, словно на оленя, попавшего в свет фар.

Ее спина выпрямляеться, а все тело напрягается. Ее глаза наполняются тревогой. Однако вместо того, как она выглядела в тот день, когда боялась, что я лишу ее девственности, есть что-то еще, что таится за ее взглядом, что я определенно не скучаю. Похоть.

Невидимые пальцы похоти тянутся ко мне, любопытные. Я отпускаю ее, и ее щеки вспыхивают.

— Нет, — отвечает она.

Я ухмыляюсь ей, и ее прекрасные глаза цвета виски сужаются до размеров щелочек.

— Princesca, я тебя не спрашивал. — Я наклоняюсь ближе и провожу носом около ее уха. — Перестань вести себя так, будто ты не хочешь.

— Это не игра.

— Нет? — Я смотрю на ее соски, прижимающиеся к прозрачной ткани ее бикини. Эти твердые, отчетливые точки, которых раньше не было.

Я протягиваю руку и протираю пальцем левый, к ее большому удивлению. Я провожу пальцем по упругой вершине и улыбаюсь.

— Твое тело предает тебя, Эмелия. Пойдем, прими со мной душ. Ты только что вылезла из соленого моря, а я только что вернулся с работы. — Я дергаю галстук, подчеркивая слово, работа, чтобы она знала, что я серьезно отношусь к тому, где я был. — Я не играл с тобой четыре дня.

Ее лицо краснеет, и румянец ползет по ее изящной шее. Она знает, что если мы вместе примем душ, я точно не буду держать одежду на себе.

Положив руку ей на поясницу, я веду ее к дому и, пользуясь моментом, провожу пальцами по ее идеальной попке.

Я провожу ее в ее комнату, решив, что вернусь в свою позже, и запираю дверь. Она не видела, откуда я пришел раньше. Хорошо. В ту ночь, когда я решу показать ей свою комнату, она останется там и будет прямо в моей кровати.

Я провожу ее в ванную и вдыхаю сладкие ароматы клубники и ванили. Я чувствовал этот запах на днях, но в ванной он сильнее.

Я закрываю дверь, как только мы отказываемся внутри. Она поворачивается ко мне лицом, нерешительно. Ее глаза вбирают меня, пока они пробегают по моему телу.

Она нервно сводит руки вместе. Я знаю, что над ее головой висит важный вопрос. Когда я ее трахну?

Я удивлен, что я этого еще не сделал. Я ничего не скажу. Это добавляет таинственности. Это добавляет желания.

— Раздевайся, — говорю я, и она подчиняется. Мне нравится, что она стала покорной. Но, может быть, дело не в этом. Может быть, она сама этого хочет.

Может быть, она хочет этого, как и я.

Сначала она снимает свой топ. Мой взгляд устремляется прямо на ее напряженные соски и выпуклости ее грудей, округлые и идеальные, с маленькими розовыми кончиками, которые так и просятся, чтобы их пососали.

Когда она наклоняется, чтобы стянуть трусики с ног, ее мокрые волосы падают на лицо, а грудь подпрыгивает.

Когда она выпрямляется, в ее глазах снова появляется прежний взгляд, а руки дрожат, когда я смотрю на ее прелестную киску, ждущую своего часа.

Я делаю шаг вперед. Она делает шаг назад, и смотрит на меня со страхом на лице.

Я улыбаюсь и провожу пальцем по ее подбородку.

— Я же говорил. Я не монстр. Я не причиню тебе вреда.

— Почему я должна тебе верить?

Я медленно приближаюсь, наклоняюсь к её лицу, касаюсь губами её щеки и шепчу у самого уха:

— Princesca, ты поверишь мне, потому что я не дал тебе ни одного повода усомниться. Ты была в моем доме почти неделю. Если бы я был монстром, я бы воспользовался тобой так, как ты ожидала той самой первой ночью.

Я знаю, что она мокрая. Если бы я сейчас потрогал ее тугую маленькую киску, я знаю, что она будет мокрой от моих грязных слов. Когда я отстраняюсь, она снова пытается проявить неповиновение, но терпит неудачу. Я улыбаюсь про себя.

С этими словами я расстегиваю рубашку и спускаю ее с плеч. Затем я снимаю штаны, а также обувь и носки. Любопытный взгляд на ее лице, когда она наблюдает, как я раздеваюсь — это классика. Она смотрит с увлечением, которое пытается скрыть. Увлечение, которое становится еще более очевидным, когда я спускаю свои боксеры, спускаю их с ног, и мой член высовывается наружу. Я полностью стою и готов трахнуть ее.

Она смотрит именно туда, куда я хочу, и я надеюсь, что она ответит на мой следующий вопрос положительно.

— Ты впервые видишь голого мужчину, Эмелия? — спрашиваю я. Ее глаза встречаются с моими.

— Да... — нерешительно отвечает она. Это звучит как музыка для моих ушей. Я все еще не уверен в ее лучшем друге. Я не знаю о нем многого по документам, но у меня такое чувство, что он хотел чего-то большего, чем просто дружба с ней. Глядя на нее, я не знаю, какой мужчина на свете не хотел бы этого.

— Иди сюда. — Она подходит ближе. Я открываю дверь в душ и веду ее внутрь.

Я захожу следом и включаю душ на слабую струю, чтобы намочить нас. Положив руки по обе стороны от нее, я смотрю, как вода стекает по ее лицу.

— Что мы делаем? — спрашивает она. — Что ты делаешь?

— Разве мужчина не может купаться вместе со своей невестой? Особенно после долгого рабочего дня.

— Разве у тебя нет для этого Габриэллы? — бросает она в ответ.

— Нет. Я же говорил тебе, что я не лжец, так что прекрати задавать вопросы о ней. Ты умная девочка, Эмелия, — поддразниваю я и провожу рукой по мокрым волосам. — Ты же знаешь, кто я. Ты прекрасно знаешь, что если бы я хотел Габриэллу, я бы не стоял с тобой в душе голый. Ты прекрасно знаешь, что я именно там, где хочу быть.

Когда я отодвигаюсь и смотрю на нее, и получаю ответ, который хотел весь чертов день. Она тоже хочет меня. Я бы хотел, чтобы Риккардо был здесь и увидел, как его дочь смотрит на меня так, как сейчас. Мне не нужно ничего брать. Она хочет дать мне это.

Я беру гель для душа и мочалку, выдавливаю гель на мочалку и протираю ей грудь, смывая песок с кожи. Она поворачивается, когда я призываю ее повернуться лицом к стене, и я провожу мочалкой по ее прекрасной спине.

— Зачем ты так много работаешь? Зачем, когда тебе это не нужно? — спрашивает она.

Я задерживаю взгляд на ее пояснице.

— Это отвлекает меня от всяких глупостей, — отвечаю я, делясь частичкой себя.

— От чего именно?

Я убираю ее волосы с дороги, перекидывая их ей на плечо.

— Дерьмо, с которым, надеюсь, тебе никогда не придется иметь дело.

Слишком много всего можно сказать.

Она оглядывается через плечо и смотрит на меня.

— Это мне ни о чем не говорит. Так будет каждый день? Тебя не будет несколько дней, и я не знаю, где ты?

Ее вопрос удивляет меня, поэтому я останавливаюсь и поворачиваю ее лицом к себе. Она прижимается спиной к стене. Ее взгляд цепляется за мой.

— Нет, так не будет.

— Тогда как? Я представляю, как мною будут помыкать, как ребенком, и запирать здесь, как животное, ожидающее возвращения хозяина.

Я заслужил это. Она снова пробудила во мне того человека. Того, кем я был до того, как увидел тьму.

— Нет, так не будет. Я буду брать тебя с собой везде, куда пойду. И в Лос-Анджелес, и в Италию.

Ее лицо оживляется при упоминании Италии.

— Ты бы отвез меня в Италию?

— Конечно. И показал бы всем, чтобы они знали, что ты принадлежишь мне.

— О... понятно. Трофейная жена. То, что ты забрал у моего отца. Ты бы хвастался мной, чтобы все видели, как ты его победил.

Я опускаю голову ближе к её лицу, останавливаясь всего в нескольких дюймах от ее губ.

— Нет... — мой голос звучит тихо, почти как эхо. — Я бы не ради этого показал тебя всем, Эмелия. Я бы сделал это, потому что ты из тех женщин, которыми восхищаются.

Она моргает, затем фокусируется на мне, удивленная моими словами. Ее глаза становятся более открытыми, менее настороженными, чем дольше она смотрит в ответ, и огонек желания сверкает в ответ на меня.

Мой взгляд снова падает на ее губы. На этот раз, глядя на пухлую плоть, я думаю о том, чтобы поцеловать ее. Взять ее первый поцелуй, украсть его.

Или, может быть... она мне его отдаст. Охотно.

Когда я приближаюсь к ее губам, невинность в ее глазах растворяется в воздухе, и красота движется ко мне.