Во имя боли💔

Я не знаю, сколько времени мы сидели на крыше.
Он рядом. Я в его тени.
Где не страшно.

Казалось, мир остановился. Улицы шумели где-то внизу, но здесь — только мы.
И я не хочу, чтобы это кончалось.
Потому что впервые за долгое, слишком долгое время я дышу без боли.

Он молчит. Я молчу.

И вдруг — слишком тихо, почти как дыхание:

— Расскажи.

Я вздрогнула.

— Что именно?
— То, что держишь внутри. Я вижу. Оно тебя ест.

Я отвела взгляд.
Руки сжались в кулаки.
Плечи напряглись.

Но он не торопит. Не приближается.
Просто ждёт.

И я понимаю...
Если не сейчас — то никогда.
Ведь мне уже нечего терять.

— Хорошо, — шепчу я. — Но я скажу это только один раз. Ни вопросами, ни жалостью — потом не возвращайся.
— Обещаю, — ответил он. Тихо. Глубоко. Как будто сам знал цену такому разговору.

И я начала.

⸻

— Мне было 13, когда умерла мама.
Она была не ангелом, но держала меня подальше от ада.
Когда её не стало, меня забрал родственник...
Лучано.

Голос мой становится хриплым, но я не останавливаюсь.

— Он был влиятельным. "Заботливым."
Сначала всё казалось даже спасением. Тепло. Еда. Кровать.
А потом — начались правила.

Мои пальцы дрожат. Арес всё ещё рядом, но не смотрит прямо — будто даёт мне пространство.

— Правило первое: "ты — моя."
Не дочь. Не племянница. Не человек.
"Моя."

Я вспоминаю запах подвала. Ржавого железа.
Цепи на лодыжках.
Плесень, въевшуюся в кожу.

— Он посадил меня на цепь. Внизу. В подвале, где даже крысы дохли.
Я не помню, как звали людей, которые иногда приносили еду.
Я помню только его фразу: "Лизни стену, если хочешь воды."

Мой голос сорвался. Секунда — и я чуть не задохнулась.

Но рядом — дыхание. Глубокое. Ровное. Его.

Он слушает.

Не перебивает. Не дышит в спину.
Он принимает.

И я продолжаю.

— Иногда он заходил. С ремнём где была железная пряжка, шнур или собачий поводок с шипами. Иногда просто... с тишиной.
Хуже всего — не удары.
Хуже всего — когда он садился рядом и говорил, что я должна быть благодарной.

Я крепче сжимаю одеяло.
Кожу будто жжёт память.

— Я научилась говорить то, что он хотел.
Слушаться. Молчать.
Не потому что сломалась...
А потому что хотела выжить.

Пауза.
Мои губы дрожат. Пальцы вцепились в колени.

— Через три года я сбежала.
Он уехал. Я нашла ржавый кусок металла и перерезала себе цепь.
С кровью. С болью.
Я бежала босиком. Волосы в пыли. Грудь в огне.

— Я стала никем.
Сменила имя. Надела парик.
Работала в баре с плесенью на потолке.
С пистолетом под раковиной.
И жила, как призрак.

Я опустила голову.

И прошептала:

— До тебя.

⸻

Молчание. Но оно... не тяжёлое.
Оно — как шелест листьев после урагана.

Я чувствую, как он накрывает мою руку своей.
Тепло. Тихо. Без слов.

Я не смотрю на него.
Я не хочу видеть жалость.

Но её нет.

— Ты не сломана, — сказал он. — Ты закалена.
— Я...
— Я не позволю, чтобы кто-то ещё касался тебя. Даже изнутри. Даже из прошлого.

И в этот момент...
Я повернулась к нему.
И впервые за долгое время позволила себе расплакаться.

Не от страха.
А оттого, что больше не одна.