17
17
Мои туфли цокают по кафельному полу с каждым шагом — слишком громко для такой тихой части школы. Коридоры кажутся пустыми, вычищенными, затихшими после обеда, а свет сверху слишком холодный. Я каждые несколько секунд оглядываюсь, чтобы убедиться, что четверо людей, идущих за мной, всё ещё здесь. Они двигаются медленно, молча, скользя взглядом по стенам, будто ожидая, что вот-вот появятся трещины.
Мистер Уэзерби отвёл меня в сторону сегодня утром перед первым уроком, вежливо, но твёрдо положив руку мне на плечо.
— Произведи хорошее впечатление, — сказал он. — Улыбайся. Говори чётко. Покажи им лучшее, на что способна школа Ривердейла.
А это, судя по всему, значит — меня. Без давления, конечно.
Женщина из мэрии — мисс Эллисон — идёт впереди группы, идеально выглаженная с головы до пят. Её каблуки звучат, как приговор, по полу. За ней двое из школьного совета: один — высокий и молчаливый, другой — лысеющий и слишком любопытный. И, конечно же, Ричард Лейтон — застройщик с Вестсайда, который лично знает моего приёмного отца и всё время улыбается мне, будто я должна понять, что это значит.
— Так ты Тесса , да? — спрашивает он, приподнимая бровь. — Ты ведь дочка мистера Мэнтла?
Я быстро киваю, ощущая знакомое, но неприятное чувство.
— Да, всё верно.
— Хороший человек, — говорит он. — Мы работали вместе над реконструкцией библиотеки Вест-Энда. Передай ему привет от Ричарда, хорошо?
— Конечно, — бормочу я. Улыбка на лице появляется автоматически, как рефлекс.
— И как тебе школа Ривердейла? — спрашивает мисс Эллисон. Она не смотрит на меня — слишком занята изучением витрины с трофеями, мимо которой мы проходим. — Какие у вас ученики?
Я заминаюсь. Осторожно. Нужно быть дипломатичной.
— Она… разнообразная. Здесь много разных людей. Каждый в итоге находит своё место.
— А были ли проблемы с интеграцией учеников с Саутсайда? — встревает лысеющий член совета. Его ручка уже зависла над блокнотом.
Я сдерживаю желание вздрогнуть.
— Сначала были трудности, — говорю я как можно ровнее. — Но мы стараемся над этим работать, и сейчас стало гораздо лучше.
Он хмыкает, как будто этого недостаточно, но больше не настаивает, и мы идём дальше.
— Здесь начинаются старые классы, — говорю я, указывая вперёд. — Сейчас они почти не используются — в некоторых проходят занятия по репетиторству или тихая учёба. Это одно из самых спокойных мест в здании.
Мисс Эллисон одобрительно хмыкает.
— Полезно для дисциплины.
Я ускоряю шаг. Хочу поскорее закончить это без происшествий.
Я подхожу к двери в конце коридора — той, которая, я знаю, всегда пуста. Видела, как туда заносили пыльные принадлежности для рисования, слышала, как кто-то говорил, что раньше это была кладовая. Там тихо. Там безопасно.
Не задумываясь, я хватаюсь за ручку и распахиваю дверь. И моё сердце замирает.
Воздух внутри — живой. Наполненный.
Пятнадцать человек. Может, больше. Все до одного — в кожаных куртках Змей.
Комната замирает мгновенно — как задержанное дыхание. Я делаю шаг назад, прежде чем мозг успевает осознать.
Тони — в центре, скрестив руки, с непроницаемым выражением лица. Джагхед полусидит на парте, его взгляд уже прикован ко мне. Фэнгс рядом с ним, в середине смеха — теперь застывший. А Свит Пи — откинулся на спинку стула в углу, руки раскинуты по спинке, будто он хозяин этого места. Его лицо не выражает ничего. Холодное, как камень.
У всех на лицах — то же выражение, что и в выходные, на Дне Пикенса.
Но именно куртки — вот что ударяет сильнее всего. Им ведь запрещено их носить здесь. Это было правило. Мистер Уэзерби сказал чётко: никаких курток, логотипов, ничего, что ассоциируется с бандами. А они — здесь. В форме. Посреди учебного дня. Смело и с гордостью.
И только я их увидела.
Жаркая волна паники поднимается по позвоночнику. За мной я чувствую взгляды взрослых. Близко. Один неверный шаг — и они тоже всё увидят.
Я резко захлопываю дверь. Сильнее, чем собиралась.
— Простите, — быстро говорю я, оборачиваясь с натянутым смехом. — Кладовка. Перепутала дверь.
Члены совета моргают, удивлённые, но никто ничего не спрашивает. Пока.
Мисс Эллисон приподнимает бровь.
— Кладовка?
— Да, — говорю я, стараясь улыбаться, будто ничего не произошло. — Раньше это был класс, но сейчас там в основном швабры и старые учебники. Нечего смотреть.
Я уводжу их подальше, прежде чем они успевают задать ещё вопросы. Мои руки холодеют. В груди — тяжесть, будто я что-то несу.
Джагхед был там. Свит Пи, Тони и Фэнгс. Все они.
Что, чёрт возьми, они делают? И почему думают, что их никто не заметит?
Они не были напуганы или злы — они просто смотрели на меня. Смотрели, как будто ждали, что я что-то сделаю. Что выдам их. Что предам.
Я продолжаю идти, мой голос ровный, когда я веду их обратно к библиотеке. Рассказываю факты об углублённых программах и уроках искусства, слишком спокойно, слишком безэмоционально.
Но думаю я только об одной комнате.
---
Комната для задержанных всегда кажется холоднее остальной школы, как будто даже батарея сдалась. Когда я захожу, там тише, чем обычно, и скрип моего стула о пол звучит громче, чем мне бы хотелось. Я сажусь на своё привычное место — второй ряд, две парты от стены — и стараюсь не ёрзать.
Я всё думаю о той двери.
О том, как она скрипнула, когда я её открыла — обычный момент в обычный день — и потом, бац. Кожанки. Змеи. Все взгляды на меня, ещё до того как я поняла, что вижу.
Я до сих пор не решила, что шокировало больше: то, что они там были, или то, что никто из них даже не вздрогнул, увидев меня.
Я смотрю на часы. Ещё несколько минут до начала задержания. Интересно, вообще ли они придут.
Дверь снова скрипит, и первым заходит Джагхед. Капюшон надвинут, на шее наушники, как всегда. Он кивает мне — не по-дружески, но и не холодно. Просто… есть.
Потом заходит Тони — волосы частично собраны в два пучка, жует жвачку, щёлкая ею, пока осматривает комнату. Её взгляд падает на меня, и она на секунду замирает.
— А вот и школьный экскурсовод, — говорит она непринуждённо, но под её словами чувствуется напряжение, словно это проверка.
Я слабо улыбаюсь.
— Брошюру в следующий раз принести?
Тони поднимает бровь — то ли впечатлена, то ли развеселилась — и садится за парту позади меня.
— Мило.
Фэнгс и ещё несколько Змеев входят следом, молча, садятся или прислоняются к столам. Они не окружают меня, но сидят достаточно близко, чтобы это казалось намеренным.
А потом заходит Свит Пи.
Он последний. Плечи напряжены, словно весь день не дышал. Его взгляд скользит по комнате, пока не останавливается на мне — прямой, непонятный.
Он подходит к парте перед моей, разворачивает стул и садится на него верхом, закинув руки на спинку.
— Ну, — говорит он. — Поговорим об этом?
У меня сжимается желудок, но голос я стараюсь держать спокойным:
— О чём?
Тони тихо фыркает позади.
— Ты знаешь, о чём.
Фэнгс чуть наклоняется вперёд:
— Ты видела нас. Мы видели тебя.
Джагхед молчит в углу, перелистывая блокнот, не поднимая глаз. Но я вижу — он слушает.
— Я ничего не сказала, — отвечаю я.
— Нет, не сказала, — соглашается Свит Пи. — Но и ушла быстро.
— А что мне было делать? — резко бросаю я, оборачиваясь, чтобы видеть остальных. — Дать важным гостям заглянуть в комнату, полную кожанок и школьного восстания?
Тони наклоняет голову:
— То есть, ты спасла нам шкуры?
Я вздыхаю:
— Я просто не выдала вас. Всё.
Повисает пауза. Потом Фэнгс спрашивает:
— Почему?
Я не сразу нахожу ответ:
— Что значит, почему?
— Почему не сдала? — уточняет он. — Ты же нам ничем не обязана.
— Я подумала, вам это не нужно.
Другой Змей наклоняется вперёд, локти на столе:
— Не нужно. Но это не значит, что мы тебе доверяем.
— Я и не прошу, — честно отвечаю я. — Я промолчала, потому что… это не моё дело.
— Опасная игра, — бросает Джагхед, не поднимая головы. — Делать вид, будто тебе всё равно.
Я смотрю на него:
— Я не делаю вид. Я просто не хочу быть втянута в то, чего не понимаю.
— Но ты же видела, — говорит Свит Пи, и я снова поворачиваюсь к нему. Он всё так же сидит, развернувшись. — Ты нас видела. И ты поняла, что это значит.
Я смотрю ему в глаза:
— Я увидела группу студентов в куртках, которые им нельзя носить. Я не увидела революции.
Тони коротко, резко усмехается:
— Ты умнее, чем кажешься.
Я пожимаю плечами:
— Может, я просто не хочу раздувать из этого проблему.
Некоторое время никто не говорит.
Потом Фэнгс, чуть мягче:
— Значит, ты не собираешься докладывать?
— Нет, — говорю я. — Не собираюсь.
Тони медленно кивает:
— Хорошо.
— Но, — добавляю я, — если кто-то другой узнает и начнёт задавать вопросы — я врать не буду.
— Честно, — бормочет Джагхед.
Свит Пи смотрит на меня какое-то время, будто пытается понять, чего я не договариваю.
— Так где это тебя оставляет?
Я моргаю:
— Что?
— Ты не с нами. Но и не против нас. Ты просто… кто? Быть посередине не получится в городе вроде Ривердейла, — говорит он, не отступая.
— Я просто пытаюсь дожить до конца дня, — отвечаю. — Как и вы все.
Снова наступает тишина. Но теперь она другая. Менее напряжённая. Что-то изменилось — не доверие, пока нет, но, возможно… любопытство.
Дверь открывается, заходит мисс Финч, уже устало вздыхая. Пачка бумаг соскальзывает у неё из-под руки.
— По местам. Телефоны убрали. Глаза на доску.
Змеи рассаживаются по своим местам. Тони кивает мне. Фэнгс тоже. Джагхед уже что-то пишет. А Свит Пи?
Свит Пи задерживает мой взгляд на долю секунды, потом отворачивается.
Шорох ручек и редкое покашливание — единственные звуки в комнате. Мисс Финч уже наполовину погружена в свой детектив, очки сползли на кончик носа.
Мне бы пора заняться химией. Скоро контрольная, и я совсем не готова — но в голове слишком шумно. Слишком много мыслей.
Змеи тоже тихие, но это другая тишина. Беспокойная. Фэнгс стучит ручкой. Тони всё поглядывает на часы, будто силой воли хочет ускорить время.
Свит Пи вообще не двигается. Чуть откинулся на спинку, но всё равно напряжён. Похоже, это его обычное состояние.
И тут он шевелится.
Совсем чуть-чуть — как будто чешет шею. Но потом быстро и незаметно кидает что-то вбок.
На мою парту падает сложенный квадратик бумаги.
Я смотрю на него секунду, потом медленно разворачиваю под столом, стараясь не привлекать внимания.
Его почерк — резкие углы и быстрые петли: Всё ещё занимаемся этим твоим репетиторством? Тест через два дня. Хотелось бы не завалить.
Я смотрю на слова чуть дольше, чем надо, потом поднимаю глаза.
Он не оборачивается. Просто сидит, будто не передавал записку в самом клишированном школьном стиле.
Я беру ручку и пишу в ответ: В силе. Библиотека после школы?
Складываю бумажку, аккуратно кидаю назад. Она идеально пролетает через его плечо и падает ему на колени. Он смотрит вниз, разворачивает под столом.
И потом — почти незаметно — его плечо поднимается от сдержанного вздоха, который мог бы быть даже смешком. Тихим, невидимым. Но он есть.
Он не отвечает. И ему не нужно.
Когда заканчивается задержание, все начинают вставать, брать рюкзаки, разминать затёкшие конечности, он, наконец, бросает взгляд через плечо.
Только один взгляд, глаза встречаются с моими, и в них что-то неуловимое.
Потом он кивает. Едва заметно. Как будто заключает со мной договор. Как будто мы всё ещё в этом странном партнёрстве, даже если не до конца понимаем, что оно значит.
Я киваю в ответ.
---
Библиотека наполовину пуста — это почти максимум тишины и покоя, на который способна школа Ривердейл. Я уже сижу за столом в глубине, пролистываю едва заполненный рабочий лист Свит Пи, когда слышу характерный звук тяжелых ботинок.
Он молча плюхается на стул напротив, достаёт из рюкзака учебник и с драматическим вздохом бросает его на стол.
— Итак, какое мучение ты приготовила для меня сегодня?
Я поднимаю бровь.
— Ты говоришь так, будто это моя вина, что ты до сих пор не понимаешь квадратные уравнения.
Он слабо усмехается, губы дёргаются, словно он пытается не расплыться в полноценной улыбке.
— Да нет. Просто морально готовлюсь.
Я подвигаю к нему рабочий лист.
— У нас два дня до теста, и если ты хочешь сдать, нам нужно пройтись по этим заданиям.
Он стонет, откидывается на спинку стула и проводит рукой по лицу.
— Клянусь, мне начнёт это сниться.
— Скорее кошмары, — бормочу я себе под нос.
Но он слышит. Его взгляд встречается с моим, и на долю секунды между нами что-то меняется — как будто мы оба не ожидали, что другой может быть настолько... настоящий. Он моргает первым и опускает глаза на лист.
На какое-то время становится тихо — только царапанье его ручки и мои редкие поправки. Потом, спустя минуту молчания, он хмурится и указывает на задание.
— Это задание тупое. Ну серьёзно, кому вообще нужно знать скорость поезда, который выехал из Цинциннати в два часа дня?
Я усмехаюсь.
— Тем же, кто сейчас сидит и пытается сдать алгебру.
Он закатывает глаза, а потом с преувеличенным терпением говорит:
— Ладно, значит, поезд выехал из Цинциннати в два часа дня, а другой из Нью-Йорка... Подожди. А если они врежутся друг в друга, мне дадут бонусные баллы?
Я смеюсь в голос, и это не та вежливая улыбка на неудачную шутку — это настоящий смех.
Свит Пи смотрит на меня, деланно обиженно.
— Это что, смех? Тебе весело?
— Я... нет! Просто это было настолько глупо, что я не смогла сдержаться. — Я пытаюсь собраться, но образ двух поездов из задачки по математике, сталкивающихся в стиле голливудского блокбастера, слишком яркий. Я снова смеюсь, кусая губу, чтобы остановиться.
Он тоже смеётся — тихо, тепло.
— Чёрт. Надо было раньше попробовать быть смешным.
— Лучше попробуй быть умным, — парирую я, но в голосе только лёгкое поддразнивание. Он улыбается шире, чем я когда-либо видела.
— А теперь вернись к задаче.
Люминесцентные лампы гудят и мигают — так, будто здание вот-вот отключится от электросети. В библиотеке Ривердейла необычно тихо для пяти вечера: в углу тускло светит настольная лампа, а мы с Свит Пи сидим за длинным деревянным столом в глубине.
Мы уже пятнадцать минут сидим над одной страницей алгебры. Он постоянно отвлекается — и я делаю вид, что не замечаю, как отвлекаюсь на него.
Пожилая библиотекарша смотрит на нас поверх очков в оправе "кошачий глаз", собирая бумаги в стопку.
— Я на время в приёмную. Постарайтесь не сжечь здание.
— Постараемся, — вежливо отвечает Свит Пи с ухмылкой.
Как только она уходит, атмосфера меняется. Потом вдруг мигает свет. Один раз. Ещё раз. И гаснет совсем.
Я замираю.
— Серьёзно? — бормочу, моргая в почти полной темноте.
Передо мной он двигается, и я едва вижу его лицо, только слышу тихий смех.
— Что, страшно, принцесса? — протягивает он моё прозвище.
— Боишься темноты?
Я закатываю глаза, хоть он и не видит.
— Пф, ну конечно.
— Ооо, — драматично говорит он. — Храбрая маленькая репетиторша. Забыл.
— Может, это призраки, — добавляет он, будто бы это факт.
Я бросаю на него взгляд.
— Прекрасно. Радует, что ты серьёзно относишься к занятиям.
— Я очень серьёзен. — Он делает паузу. — Но призракам алгебра неинтересна.
Я встаю, осторожно пробираясь к полкам.
— Пойду возьму другую книгу. Возможно, чем-нибудь тебя огреть.
— Ой, только не угрожай мне хорошими вещами.
Я его игнорирую, веду рукой вдоль книжных корешков, углубляясь в лабиринт стеллажей. Слабое красноватое сияние аварийного освещения едва позволяет различить силуэты и тени.
Я нахожу нужную книгу — с примерами для завтрашнего занятия — и только собираюсь повернуться, как чья-то рука хватает меня за руку.
Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь — сердце замирает на целую секунду — и вижу перед собой Свит Пи, уже с широкой ухмылкой.
— Ты такой придурок, — говорю я, в голосе раздражение и что-то ещё, что я не могу сразу распознать. Поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, и понимаю, что он стоит намного ближе, чем обычно. Он всё такой же высокий, но его присутствие стало каким-то... более ощутимым.
Он ухмыляется, довольный собой.
— Но всё-таки испугалась, — говорит он игриво, но его рука всё ещё на моём предплечье. Она тёплая, пальцы слегка касаются моей кожи — почти буднично, но от этого сердце будто спотыкается.
Красный свет едва освещает острые черты его лица. В глазах блестит озорство — он явно знает, что делает, и, может быть, получает от этого удовольствие.
Я пытаюсь выдернуть руку, но не потому, что хочу уйти — не совсем. Я просто снова смотрю на него, стараясь подавить волнение.
— Это было не смешно, — выдавливаю, едва сдерживая голос. — Повезло тебе, что я не швырнула в тебя книгу.
Он смеётся — низко и мягко.
— Я на это и рассчитывал. Ты же всегда поступаешь правильно. — Он делает шаг назад.
Воздух между нами становится плотным, как будто что-то зависло и не собирается уходить.
Я быстро отвожу взгляд к полкам, делая вид, что меня интересуют книги, а не то, как близость Свит Пи заставляет учащённо биться моё сердце. Но бесполезно — моя кожа всё ещё теплая от его прикосновения, а воздух кажется плотнее, чем должен быть. Я прочищаю горло.
— Ненавижу тебя, Свит Пи.
— Конечно, — отвечает он, игриво, но в его голосе есть что-то мягкое, что цепляет сильнее, чем должно.
Он разворачивается и уходит.
— Только не пугайся без меня, принцесса, — бросает он через плечо, с той самой ухмылкой в голосе.
Я не отвечаю сразу. Мои пальцы всё ещё держат книгу, за которой я пришла, но хватка ослабла. Красноватый свет из коридора отбрасывает длинные тени на книжные ряды, будто они всё слышат. Я делаю глубокий вдох, стараясь успокоиться.
— Принцесса, — бормочу себе под нос, качая головой. Он всегда должен оставить за собой последнее слово.
Когда я возвращаюсь в открытую часть библиотеки, Свит Пи уже сидит за столом, полусидя на краю стула, как будто он здесь хозяин. Сразу не смотрит на меня — просто крутит в пальцах карандаш, вертит его раз-два, потом поднимает взгляд.
— Всё нормально? — спрашивает он как ни в чём не бывало, будто не пугал меня только что в темноте.
— Всё было нормально, — отвечаю я, бросая книгу перед ним чуть громче, чем надо.
Он поднимает бровь, развеселившись.
— Что-то не похоже, когда ты подпрыгнула, как испуганный котёнок.
Я опускаюсь на стул, выпрямляю спину.
— Я не подпрыгивала.
Он наклоняется вперёд, локти на коленях, ухмылка теперь будто только для меня.
— Ещё как подпрыгивала.
Я открываю книгу, пытаясь сосредоточиться на странице, хотя чувствую на себе его взгляд.
— Как скажешь, — говорю я, на этот раз тише. — Просто злишься, что я не закричала.
Его улыбка становится чуть шире с одного края. — Дай мне время.
Я делаю вид, что не обращаю внимания, мои глаза скользят по странице, хотя я не прочитала ни слова. Учебник кажется тяжелее на коленях, или, может, это просто тяжесть его взгляда давит на меня.
С другой стороны стола Свит Пи двигается, стул мягко скребёт по полу. Он потягивается, выгибая спину, закидывая руки за голову, будто у него полно времени, будто это просто ещё один ленивый день в библиотеке.
Мы молчим. Долго.
Я переворачиваю страницу просто чтобы чем-то заняться, и краем глаза ловлю, как он смотрит на меня — не тем громким, самодовольным взглядом, как обычно.
Сердце гудит в ушах слишком громко. Я позволяю тишине тянуться, потому что не доверяю своему голосу — вдруг он выдаст что-то лишнее.
И вдруг, будто вселенная решила, что с нас хватит — верхний свет вспыхивает с глухим электрическим гудением. Яркий, будничный. Внезапный свет режет стол и возвращает всё к скучным, обыденным краскам.
Свит Пи моргает и отводит взгляд, потирая шею, будто только что проснулся.
Я прочищаю горло и закрываю книгу перед собой — глухой стук звучит особенно громко теперь, когда момент прошёл.
Из приёмной доносится голос миссис Клемонс:
— Похоже, свет вернулся! Вы там ещё живы?
— Едва, — бормочет Свит Пи, потягиваясь и поднимаясь.
Я ничего не говорю. Просто киваю, сдвигаю книгу ближе к своей сумке и приказываю себе не смотреть на него снова.
Но всё-таки смотрю. И когда ловлю его взгляд — всего на секунду — он не ухмыляется. Он просто смотрит на меня так, будто всё ещё думает о чём-то, что так и не сказал.
А потом, будто ничего и не случилось, мы возвращаемся к работе.