Часть 6
Чимин спрятался до конца перемены, лишь бы его не искали и не пытались оправдываться своими извинениями. Они ему не нужны. Он знает своё место, никогда не претендовал на большее, а сейчас просто сорвал пластырь с раны, и от этого щиплет в глазах. Вернись он в класс, туда непременно заглянет Чонгук, будет уговаривать его выйти, поговорить, станет оправдываться за слова друга — а лучше бы просто забил. Чимина вполне устроит просто переговариваться на уроке рисования исключительно по пройденному материалу, чтобы не лезли в душу и не ломали. Юнги уже сломал. Сломал его шаткий мир, в котором было тихо и спокойно, в котором не было раздирающих душу чувств, которые сейчас давят собой. Там было привычно серо и безэмоционально хорошо, а сейчас же раздрай, ворох неясных мыслей, что он неправильный. Сейчас его волнует своё непривлекательное тело, и он не понимает, чем может нравиться такому, как Юнги. Так не бывает. Не с ним. Глупости всё это, разбушевавшиеся гормоны подростка толкают на эксперименты, а ему с этим жить. Для него это прыжок выше головы, от которого ломается стержень и подкашиваются колени. Мимолётное увлечение для Юнги будет стоить ему разорванной в клочья души. Те же друзья и Чонгук, с которыми он поругался из-за Юнги — уже стоят ему нервов. Непомерная цена на фоне серого существования в никчёмной жизни. Что там говорил Сокджин? «Из таких, как Юнги, не выходит ничего хорошего»? Как раз-таки из Юнги выйдет что-то путное. С его характером тот пробьётся куда только захочет, пойдёт по головам, если поставит цель, и выгрызет себе дорогу в будущее. Как и они все. А вот он — из него не выйдет ничего выдающегося. Он так и останется никчёмным.
Чимин залетает в класс последним с прозвеневшим звонком. Утирает нос рукавом от пиджака и оседает на стул. Снова тяжёлый взгляд сбоку ощущается кожей, но смотреть не хочется. Не хочется сталкиваться с лисьими глазами, что сейчас внимательно на него смотрят и пытаются считать эмоции, понять, что случилось, почему трёт нос ладонью и отказывается взглянуть в ответ. Чимин хочет остаться один. Совсем один и не загоняться. В своём маленьком спокойном сером мире. За весь урок он так и не взглянул на Юнги. А подойти на перемене тот просто так не смог. Чимин же не вставал из-за парты. Но Мин Су, желая самоутвердиться, подозвал, всунул купюру в руку и отправил за напитком. Юнги попросту не останавливал, желая всё же получить наконец-то свой взгляд, когда Чимин молча исполнит просьбу. А он не огрызался, не поднимал глаз, а спокойно отдал купленное и вернулся за парту. Так легче, привычнее для него быть незаметным.
Когда кончились основные занятия, а впереди осталось время на дополнительные, где по обыкновению можно сделать домашнее задание и дождаться кружка рисования — Чимин впервые в жизни ушёл домой. Знает, что Чонгук не появлялся на переменах, потому что рассчитывал на встречу во время урока и на разговор. Чимин не готов к этому.
Он просто схватил рюкзак и вылетел из класса. Подальше от всех, подальше от вопросов. Дома тихо, дома спокойно, там он в безопасности от тянущихся к его душе рук. Первыми мыслями было оборвать знакомство, больше не ходить на полюбившийся предмет и просто рисовать, как нравится. Смотреть поучительные ролики в интернете, что-то черпать для себя, и всё. Но, если он будет отказываться от того, что любит или нравится, только из-за того, что нагрубил, избегая разговора — это будет неправильно. Чимин перестанет уважать себя. Одно пропущенное занятие — это нестрашно. Просто сейчас ему нужно немного времени наедине с собой, чтобы прийти в норму и что-то решить.
Чего Чимин не ожидал спустя несколько часов, проведённых за уроками дома, так это тихого стука в дверь. На пороге, едва свежий поток воздуха ворвался в помещение, стоит застывший Юнги. Встревоженный взгляд, в руках шлем от мопеда — к нему сорвались прямо с работы. И теперь чужой взгляд уже невозможно игнорировать. Тело пробирает лёгкая дрожь. Чимин тупит глаза в пол и молчит, пока его съедают взглядом.
— Что случилось? — с нажимом спрашивает Юнги, а он не спешит с ответом. Его просто нет. Это его загоны и рухнувшее настроение из-за ссоры. Что тут скажешь? Что он напридумывал себе проблем? — В глаза смотри! — настаивают, сжимая пальцами шлем. От Юнги несёт табаком. Наверняка курил, пока решался постучать. Довольно смело, на его взгляд. Чимин бы не решился. Это возвращает его к мыслям о том, что Юнги тот, кто пробьётся выше. А он — он никчёмный и всего боится, потянет его вниз.
— Ничего такого, — непослушно отвернувшись, избегая глаз, в которых он уверен, что захлебнётся. Потому что захочется впечататься в грудь, прижаться, чтобы обняли и утешили, подарив прикосновение. Чимин отказывает себе в этом. Недостоин в своих же глазах.
— Ничего такого, что ты сбежал с уроков раньше меня и не остался на рисование? — Чимина пытают вопросами, на которые не хочется отвечать. Он снова злится. Снова без спроса лезут в его личное, давят заботой, которую сейчас не готов принимать. Точнее, он считает, что не заслуживает её. Не может принять, раскрыться. Не верит в искренность, слетающую с губ напротив. Непривычно видеть Юнги заботливым. — Тебя кто-то обидел? Я же вижу, ты расстроен. Места себе не нахожу, — плечи Юнги опускаются с выдохом, будто от усталости и потрёпанных нервов за эти пару часов.
— А когда тебя волновало, расстроен ли я или обижен? — упрямый взгляд, снова грубость, которая слетает непроизвольно, которую нашёптывает злая обида на весь мир. — Просто сделай вид, что тебе все равно. Как обычно ты делал раньше. Так проще будет. — Чимин сейчас несправедлив. Знает, что неправ, выплюнув эти слова. Знает, что ударил ими, напоминая, как Юнги к нему относился ранее. Видит, как ширится грудь от возмущения и распрямляются плечи. В глазах мелькает молния, хмурятся брови, сводясь к переносице. Вмиг становится страшно от собственных слов, что сорвались неосознанно.
— Так значит, да? — басит Юнги, отступая на шаг назад, а Чимину наоборот, хочется броситься вперёд, чтобы окаменевшие от напряжения руки его обняли. Хочется тут же извиниться за своё хамство, но почему-то слова застревают комом в горле, а ноги припечатывает к полу. Юнги кивает, что-то для себя решая. Ещё шаг назад. — Вот, значит, какого ты обо мне мнения, ладно, понял. Придурок! — зло выплёвывают напоследок.
Юнги разворачивается слишком резко, чтобы Чимин полностью осознал смысл, вложенный в слова, и обиду, скрывающуюся за разочарованным взглядом, до последнего сверлящим его душу. Юнги швыряет через парапет скомканную пустую пачку сигарет, что сжимал всё это время в руке, и зло шагает к лестнице. Застывшему Чимину больше не видно чужой спины, но он слышит, как лязгает от удара металл мусорного бака, о который точно прошёлся кроссовок или кулак. Настроение становится ещё хуже, чем было. Он оттолкнул последнего, кого хотел бы не отпускать. Обидел и Юнги. Чужой вспыльчивый невыносимый характер уже сейчас этим звоном заставляет пожалеть удушливыми слезами, что норовят скатиться из глаз. Когда Чимин возвращается в комнату, учёба больше не лезет ему в пустую голову.
Чимин долго качается, сидя на кровати с подобранными к груди ногами. Не знает, что делать с собой, своими чувствами, проблемами и самооценкой. Не знает, потому что оказался в своём снова опустевшем мире, в который так хотел вернуться. Ничего больше не будет прежним. Его мир окончательно изменил цвет. Будто белая капля краски исказила оттенок темно-серой ночи на что-то более светлое, и теперь старый окрас кажется ещё мрачнее, чем был. Самая темная ночь перед рассветом. Но когда живёшь в ней — не осознаешь этой темноты. А сейчас стало светлее, и по понятным причинам снова оказаться в непроглядной серости — уже совсем не то, что ты хотел. Он сгребает недоделанные уроки в рюкзак, зло пихает униформу поверх учебников и нехотя тащит уставшее от эмоций тело в ночной магазинчик, где до утра придётся работать.
Поток покупателей после полуночи сходит на нет. Раздражающий звук сканера не режет слух, на полках расставлен товар, а просроченные продукты сложены в отдельное место. Все основные обязанности сделаны. Пока руки заняты, Чимин старается ни о чём не думать. Доделывает задание уже в пустующем магазине, а когда заканчивает, достаёт свой альбом. Страницы изрисованы образами Юнги. Хрустят от слишком сильного нажатия графита на бумагу. Чимин рассматривает их все. Обречённо роняет голову на свой же альбом и пару раз бьётся лбом, сокрушаясь из-за слишком длинного языка.
Из носа опять течёт сожаление, а ресницы блестят от влаги. Чимин трёт рукавом над губой, отказываясь совсем расклеиться в магазине, куда в любой момент зайдёт покупатель и посмотрит на него, как на побитую собаку. Усиленно потирает ладонями глаза. Нельзя. Не здесь. Взгляд падает на просроченные продукты — Юнги не пришёл и в этот раз за ними. Неудивительно, после того, что он сказал. Дал понять, что не верит в чужую искренность. Он бы тоже не пришёл. По многу раз Чимин смотрит на тёмное стекло витрины, за которым несколько часов назад шумела жизнь. Почему-то тяжёлое чувство не отпускает. От безделья он поднимается на ноги и выходит наружу. На тротуаре возле окна валяются несколько скуренных бычков, а рядом смятая пустая пачка. Той же марки, что обычно курит Юнги. Почему-то хочется верить, что тот всё же приходил, наблюдал за ним тайком из темноты, но зайти так и не решился. От собственных догадок взгляд бегает по пустынной улице в поисках одного единственного человека — там никого. Разгулявшаяся фантазия только добавляет грусти. Он дурак. Нет, полный идиот. «Придурок», как назвал его Юнги. И это действительно так. Только как исправить все, что натворил, Чимин не имеет понятия. В нём храбрости, как у трусливой мышки перед котом, чтобы подойти и извиниться.
В школе Юнги больше не смотрит на него. Лежит, по обыкновению, с протянутой рукой вдоль парты спиной к нему. Тот тоже вчера работал, судя по тому, что Чимин видел шлем в руках. А теперь отсыпается, слушая учителя в пол-уха. Учится Юнги, естественно, плохо, дотягивая до того минимума, чтобы не отчислили. Но с такой жизнью, как у него, по-другому и быть не может. У Чимина хотя бы любящая мать, спокойное место в виде дома, где можно чувствовать себя защищённым. Юнги не имеет и этого минимума. Юнги приходится кормить себя, одевать, наверняка заботиться об обузе-отце, чтобы тот не подох от пьянок. Его, к тому же, изобьют, отбирая деньги на алкоголь, и крикнут: «Почему так мало?». На занятия не остаётся времени.
В этот раз Чимин рисует выброшенный в мусор треугольный кимпаб с тунцом, который стал причиной его ссоры сначала с Чонгуком, а потом и поводом, чтобы нагрубить Юнги. И с удовольствием чёркает его до сломанного графитного стержня, чтобы после со злостью вырвать злосчастный листок. На обед идти Чимин уж точно не собирается. Он давится принесённой из магазина просрочкой, запивая водой.
— Чимин, можно тебя на минутку? — плеча осторожно касается тёплая рука Чонгука. Над ним нависают, всем своим видом высказывая сожаление, и молят глазами выйти в коридор. Нет, Чимин не готов к этому разговору. В голове только оправдания для Юнги, который больше на него не смотрит. Он отрицательно коротко машет, делает вид, что рядом никто не стоит, и отворачивается, тяжело вздыхая.
— Я не хочу.
— Пожалуйста, Чимин, я хотел бы всё объяснить, — настаивает Чонгук, уже увереннее утягивая за предплечье в попытке утащить за собой.
— Не сейчас. Не стоит, Чонгук. Я не хочу, — отказывается Чимин, пытаясь высвободить руку из захвата.
Спина, что до этого спокойно лежала на парте, резко вскидывается. Их взгляды пересекаются. Его испуганный и злющий у Юнги, едва он произнёс чужое имя и громче, чем следовало, ответил отказом. Теперь на них смотрят ещё и Мин Су с Ён Бином.
— На пару слов, я не задержу. Просто дай объясниться, — мягко шепчет Чонгук, когда его внимание приковано лишь к одному человеку. Юнги вскакивает с места — в глазах у него ярость, кулаки уже сжаты до белеющей кожи на костяшках.
— Потерялся? — басят через весь класс. — Забыл дорогу в свой класс? Найти помочь?
— Отвали, я не к тебе пришёл, — отмахиваются, будто от надоедливой мухи, что уверенно сокращает расстояние к ним.
— Ты не понял? Я сказал — проваливай. Какого хрена припёрся сюда? Вали к себе, — Юнги рычит за спиной. Мин Су с Ён Бином тоже поднимаются из-за своих парт, оказывая поддержку будто бы в отвоевании рисуемых границ территории.
Чимин понимает, что всё из-за него. Опять. Ещё чуть-чуть, и случится непоправимое — драка. Чужие слова просто вынуждают его выйти из класса, чтобы Чонгук последовал за ним. Пока эти оба не нахамили друг другу до такой степени, что даже его исчезновение уже никто не заметит. Но разговаривать с Чонгуком Чимин всё ещё не готов. Он просто психует, хлопая о стол блокнотом, лишь бы привлечь внимание, но даже это уже плохо работает. Чонгук сверлит Юнги взглядом, а с губ вот-вот сорвётся последняя колкость. Но Чимин успевает вылететь за дверь, задевая спинку стула. Тот скрипит железными ножками о напольное покрытие, обращая внимание Чонгука на себя.
Чтобы не выглядеть сбежавшим трусом, Чонгук зло выплёвывает Юнги напоследок «Ещё увидимся!», теряя драгоценное время, и исчезает в проёме следом. Бросается по коридору в поисках Чимина, когда Юнги выходит туда же с друзьями. Те смотрят в спину убегающего старшеклассника, отпуская торжествующие комментарии о мнимой победе. Хлопают Юнги по плечу, призывая пойти в столовую, но получают отказ. Взгляд замирает на улице за окном, куда выбегает Чонгук, что так и не нашёл того, кого искал. Тот оглядывается, куда-то срывается и снова тормозит. Юнги с замиранием сердца наблюдает эту картину. Радуется, что всё же не нашёл, и мысленно прикидывает — Чимин не настолько быстрый в беге, чтобы убежать от такого, как этот. А туалет в конце коридора — туда бы тоже не успел спрятаться за тот короткий срок после побега из класса. Выход был только один — место, где можно укрыться от посторонних глаз, куда не зайдёт ученик — учительский туалет в паре метров от их класса.
Чимину хватило и этих пары метров, чтобы сбилось дыхание, а нервное состояние сейчас заставляет руки дрожать, пока он держит их под холодной водой. Застукай его здесь учитель — он получит выговор, но это лучше, чем выслушивать извинения Чонгука. Тот и не должен, по сути, извиняться перед ним — не виноват, что Сокджин так думает. Чимин бы тоже так думал, будь у него деньги. Там, на другой стороне, своя правда, а характер у Юнги не сахар, чтобы думать о нём иначе.
Дверь уверенно распахивается, когда Чимин, зажмурившись, ждёт окрик учителя. Готовится к последствиям за нарушение правил, пытаясь придумать хоть какую-то вразумительную отговорку. Невольно вспоминает, как виртуозно врал Юнги, когда его чуть не застукали с сигаретой, и завидует чужой сообразительности. У него в голове только несчастное «стало плохо». Неубедительно, но частично правдиво. Удивление на его присутствие не следует, зато стоит Чимину распахнуть глаза, как из лёгких выбивает весь воздух от злого взгляда напротив. Его хватают за грудки, утягивая в одну из кабинок, и громко хлопают дверцей, когда рычат прямо в губы:
— Какого чёрта происходит? — его сильно встряхивают, вышибая последние крупицы решительности из слабого тела. — Что он от тебя хотел? Зачем пришёл извиняться? Говори! — впечатывают в стенку, наматывая воротники пиджака на кулак. — Это из-за него ты такой? Что он объяснить хотел, я спрашиваю тебя?
— Отпусти, — позорно звонким голосом у Чимина получается пискнуть. В глазах страх, непонимание, о чём речь. С чего такая бурная реакция? Пальцы цепляются за железно стиснутые на вещах кулаки. — Отпусти меня, — повторяет он.
— Не могу, — Юнги чуть смягчается, роняет голову ему на плечо и тяжело сопит через нос, пытаясь справиться со своей агрессией. — Ты же знаешь, не могу, — отвечает на совершенно не то, о чём просят. Снова вскинутая голова и решительность в глазах. Там на дне всё еще плещется злость. — Он перешёл черту? — снова встряска.
— Нет. Ничего такого, Юнги. Правда, — Чимин в страхе машет головой. В таком ключе он даже не думал. Чужие догадки буквально сочатся ревностью. Вот, в чём причина — Юнги думает, что Чонгук что-то с ним сделал.
— Что тогда? — дают секунду на ответ. А не дождавшись, продолжают: — Клянусь, если он хоть пальцем тронул тебя, прикоснулся или позволил себе больше — я придушу эту суку. За что он извинялся, говори? — возвращаются к вопросу после лёгкого хлопка по сжатым кулакам. Руки отзывчиво расслабляются, позволяя Чимину заполошно вдохнуть воздух.
— Я нагрубил его друзьям. Они оскорбили тебя, меня своими словами. Всего-то, — Юнги шокировано распахивает глаза, не веря в услышанное. — А я просто… просто не сдержался. Говорили о том, чего не знают. Грязь. О таких, как я. О тебе. Это не стоит внимания, правда, но я расстроился. Прос… — окончание слова тонет в чужой ладони, что тут же захлопывает ему рот. В туалет зашёл учитель. Юнги среагировал молниеносно, заткнув его на полуслове, чтобы остаться незамеченным.
На него серьёзно смотрят несколько секунд, затаив дыхание, скашивают взгляд на дверь кабинки, намекая на чужое присутствие. Чимин испуганно моргает и совсем перестаёт дышать. Снова риск быть раскрытым вселяет в тело неконтролируемую дрожь. Там за тонкой гипсокартонной стенкой насвистывают спокойную мелодию, вжикают молнией на ширинке, а после скрипит краник и плещется вода. Юнги склоняется всё ближе и едва слышно шепчет в самое ухо, выдохнув горячий поток воздуха:
— Я чуть с ума не сошёл, — Чимин бесшумно поднимает руку, чтобы сделать то же самое — заткнуть рот ладонью. Ни единого шороха не должно быть. Ни одного лишнего движения. Полнейшая тишина, чтобы не было и шанса быть застуканными.
Юнги снова скашивает взгляд на дверь, чтобы оставить на прижатой к губам ладони мягкий поцелуй. Ему улыбаются. Чимин чувствует это своей рукой, отчего слишком громко сглатывает застрявший ком в горле. В страхе косится на дверь, потому что мерещится, будто это было так громко, что можно услышать. Сердце в груди сбивается с ритма, когда он смущённо отнимает от чужих губ ладошку, на которой остался мокрый след. Сжимает в кулак, желая оставить этот след себе, пока от его рта также убирают руку. Юнги кажется весьма довольным. Тот смелеет, прижимаясь ближе. В кабинке совсем не осталось воздуха, между ними нет точно. И сантиметра свободного пространства не нарисуешь. Так неправильно тесно, что кружится голова. Грудью он чувствует железные мышцы под чужой футболкой между полами распахнутого пиджака школьной формы. Юнги бесшумно жмётся, почти не двигается, прислушиваясь, как гудит сушилка для рук, и пользуется этим шумом, чтобы стиснуть пальцами его бока. Скользнуть носом по скуле и шумно выдохнуть, отчего Чимин в страхе напрягается. Вцепляется пальцами в плечи, оказывая небольшое сопротивление. Не сейчас. Не в такой опасности. Ему нечем дышать, нет шанса шумно выдохнуть и хапнуть воздух на полную грудь. Колени мелко дрожат от лёгкого мазка губ по скуле, как и от немых касаний к его лицу. Юнги ласково порхает губами, слегка вжимаясь в кожу, но к губам не прикасается. Знает, что вызовет реакцию в его теле. Томный неконтролируемый вздох, что может выдать их присутствие.
Стоит входной двери хлопнуть, как этот звук срывает с тяжело дышащего Юнги все замки. Его сгребают в охапку рук, чуть присаживаясь ниже. Предплечьями подхватывают под ягодицы и приподнимают, отклонившись назад. Чимин успевает громко выдохнуть, прежде чем в его губы врезаются чужие. Руки машинально опутывают шею, и он виснет на Юнги, отвечая на поцелуй с тем же рвением. Его так сильно стискивают, вжимают в себя каждую клеточку дрожащего тела, что хочется скулить в сильных руках, оказавшись в таком капкане. Лёгкий мазок языка по пухлым губам, жаркий вздох облегчения, будто с чужих плеч свалился камень. Юнги перехватывается за голову, чтобы углубить поцелуй. Мокро толкается языком, сплетаясь с его, и вжимает в стенку кабинки. Едва кончики кроссовок касаются поверхности, Чимин чувствует опору под ногами. Сам подаётся навстречу, путая руки на чужой голове. В этих ласках нечто большее. За жадными касаниями на спине скрывается жажда. Юнги давит на лопатки, опуская его полностью на ноги, и вынуждает всем телом проехаться по нему. Сползти вниз, зацепившись пахом по запертому возбуждённому члену в штанах. От такого откровенного действия щеки Чимина вмиг покрываются румянцем, сознание душит стыд, стоит Юнги тихо выдохнуть стон, который он проглатывает. Остановиться, осознать — нет ни сил, ни желания. У Юнги тоже есть член, Юнги парень, и у него сейчас крепко стоит в присутствии Чимина. Принять такое сложно, и проще не думать. Но когда чужое возбуждение проходится по твоему — это сложно не заметить. Руки оголодало блуждают по телу под пиджаком, до боли вжимают пальцы в кожу, щупают, присваивают. Уверенной хваткой тянут за бедра, в которые вцепились намертво, чтобы снова почувствовать это давление в паху, за которое позже Чимину станет чертовски стыдно.
Юнги безудержно целует, впервые осмеливаясь опустить руку ниже талии. Слегка сжимает ягодицу, притягивая за неё ближе, чтобы в очередной раз толкнуться в пах. Это какое-то сумасшествие. Юнги и не думает притормозить. Видно, что извелся, потому что поцелуи слишком настойчивы и требовательны. Чимин же ничем таким никогда не занимался. Вот так, чтобы потираться о кого-то. Он лишь изредка доставлял себе удовольствие руками, но то, чем они заняты сейчас — не идёт ни в какое сравнение. Ощущения ярче, насыщеннее, словно охватившее безумие лишает рассудка доводов. Они, вообще-то, в туалете. Учительском туалете! Тихо стонут друг другу в рот и совсем сумасшедше целуются. Остервенело посасывают губы и сплетаются языками. Волосы Юнги совсем взъерошены. Чимин гладит тёплую кожу на шее и немного ныряет пальцами под ворот. Ощупывает верхние позвонки, зарывается в волосы и тянет назад, чтобы у него был хоть малейший шанс вдохнуть в том коротком промежутке времени, что выигрывает для себя. Поплывший от возбуждения взгляд напротив бегает от зрачков к губам и обратно. Дыхание рвано дрожит, руки стискивают бока, и Юнги снова льнёт с поцелуями. Приседает чуть-чуть, чтобы проехаться телом по его, зажав Чимина между собой и стенкой кабины. Юнги вжимает возбуждённый член ему в пах, получая желанные сдерживаемые вздохи удовольствия.
Чимину так нравится, что он не отдаёт себе отчёта, когда толкается навстречу в твёрдую выпуклость. Обе руки Юнги, будто больше не встречают сопротивления, ложатся на ягодицы, сжимают и крепко удерживают, чтобы трение тел выходило чётче, ощутимее. Теперь уже никто из них не хочет останавливать этот спонтанный порыв эмоций. За глубокими поцелуями, напористыми толчками языка Чимин теряется. Не верит, что так вообще бывает. Что страсть может быть настолько сильной, что вскружит голову, заткнёт разум и помутнит рассудок. Застукай их кто сейчас, Чимину в эту секунду настолько плевать, что аж страшно. Желание только одно — чтобы его не выпускали из рук и продолжали остервенело целовать. Они стукаются зубами, во рту металлический привкус крови, но чья она — не имеет значения. В голове ничего, совсем пусто. И лишь тело требует разрядки. Скорой и неминуемой.
Юнги скользит губами по шее, проходится по ней широким мазком, мычит от удовольствия, все ещё толкаясь пахом, и сжимает ему задницу. Трётся грудью, а Чимин совсем бесстыдно стонет в этих руках. Собственный голос кажется чужим. Это не он, он так не может, не умеет. А новая ласка языком выносит его ощущения на вершину удовольствия. Когда к горлу подкатывает оргазм, заволакивает разум, ему отчаянно хочется вырваться из капкана рук. Это же стыдно — кончить от потираний в штаны. Стыдно, когда такой же мужчина, как ты сам, доводит тебя ласками до оргазма, так и не притронувшись руками к члену. Притронься Юнги к нему в таком интимном месте, он как минимум бы дёрнулся и испугался. Но сейчас всё, что с ним происходит, кажется таким правильным, что пугает. Юнги не позволяет вырваться, толкается снова и лишь накрывает губы новым поцелуем, приглушая срывающийся стон. Чимин дрожит, спуская в штаны на очередном сладком толчке, что выносит за пределы разумного, и стискивает плечи пальцами. Тело под ними тоже каменеет, мышцы застывают, когда Юнги прихватывает зубами его губу и втягивает в рот. Глаза, заволоченные туманом оргазма, встречаются с чужими. Юнги хмурится, до боли вгрызается в губы, хрипло стонет, и до Чимина доходит одна простая истина — оргазм был не только у него. Видеть, как кто-то, глядя тебе в глаза, прямо сейчас кончает себе в штаны — что-то сродни глубокой интимности. От этого становится не так стыдно, как секундой до. Когда ты не один позоришься в такие моменты, а вместе — испытывается нечто, что не объяснить словами. Когда глаза в глаза взрывается тело, будто рвётся струна на оголённых нервах — всё кажется чертовски правильным. Так выглядит взаимность.
Юнги снова глубоко целует, на этот раз совсем нежно, неторопливо, ласково усмехается, чтобы после отстраниться, наматывая на руку туалетную бумагу. Тот протягивает рулон, чтобы он сделал то же самое, пока ещё не поздно, а брюки не пропитались влагой от спермы. Юнги улыбается, не пряча бесстыжий взгляд, и запускает руку в штаны, поддев пуговицу пальцем. Трёт усиленно в паху и выкидывает использованную мокрую скомканную бумагу в унитаз. Чимин же стесняется немного, проделывая всё то же самое с пунцовыми щеками, отвернувшись спиной.
— Черт, ты такой милый, когда стесняешься, я не могу, — шепчет Юнги в самое ухо. Чимин вжимает голову в плечо в попытке избавить себя от потока горячего дыхания на чувствительное место. Кожа на руках покрывается пупырышками, и он вздрагивает.
— Перестань, — сдерживая улыбку на лице. — Не смущай меня, и так неловко. У меня в голове не укладывается, что мы сейчас делали, а ты ещё и говоришь мне не стесняться, — бумага летит туда же. В паху всё ещё влажно, и он уверен, подсохшая на белье сперма будет о себе напоминать весь оставшийся день, как символ преступления, на которое они только что пошли. Его обнимают со спины, опутывая живот руками, пока он продевает пуговицу обратно в петлю и чувствует спиной чужой жар, исходящий от тела. Разворачивается в объятиях и едва слышно шепчет в самые губы: — Прости, я не хотел тебя вчера обидеть. Просто… так вышло. Я всё ещё не понимаю себя, тебя. У меня такая каша в голове, что я теряюсь.
— Я сам теряюсь. Нелегко принять, что тебе нравится один конкретный член, знаю, — шутит Юнги, хрипло посмеиваясь, а Чимин тут же стукает его кулаком в грудь, пряча нос в шее. Он утыкается лбом в чужую скулу, смущаясь даже слова.
— Ты ужасен, Юнги, — укоризненно в ответ.
— Ещё скажи, что ненавидишь меня, — его мягко целуют в висок, обнимая крепче.
— Ненавижу, — Чимин снова стукает кулаком в плечо и уже смеётся сам.
— Взаимно.