Расскажу тебе секрет...

Летя по городу к Центральной больнице, Марат и хотел поскорее оказаться возле мамы, и боялся увидеть ее на больничной койке. Их жизнерадостная, несгибаемая мамочка, которая знает выход из любой ситуации и лучше всех умеет лечить любые болезни, попала в клинику, и не куда-нибудь, а в кардиологию с сердечным приступом, едва ли не в предынфарктном состоянии! Она ведь еще такая молодая, она почти никогда не болела, и паника Ярика по телефону вполне понятна. Марат паникует не меньше! Мама была совсем одна дома, она сама вызвала скорую, а когда Ярослав приехал, ее уже увозили в больницу.

А ведь Марат чувствовал: что-то должно случиться! Однако плохих новостей ожидал лишь из северной столицы. Ничего удивительного, он просто разум потерял со своей навязчивой идеей! Он и думать о ком-либо забыл, кроме уехавшего на учебу младшего брата, а ведь прекрасно знал, как болезненно мама переживала связь с Артемом...

— Ну наконец-то, Мар! — как к единственному спасению, бросился к нему Ярослав еще в больничном коридоре. — Она только о тебе и говорит! Только ты это... потише там, а то ей волноваться нельзя! Нас с бабулей и так уже оттуда выгнали...

Ярик продолжал что-то говорить, но Марат уже не слышал, распахнув дверь больничной палаты:

— Мама!

— Так, спокойнее! — попыталась встать у него на пути молоденькая медсестра, глядя в испуганное лицо. — Вы к кому вообще?

— Все в порядке, Юленька, — слабым голосом произнесла Нелли, улыбаясь сыну, — Это мой Марат.

— Да? — удивленно подняла медсестра брови, провожая взглядом смуглого красавца с походкой, характерной для человека с инвалидностью. — Сейчас я стул подвину...

— Спасибо, я сам! Ну как ты, мамочка? — присел возле кровати сын, осторожно взяв за руку.

— Теперь намного лучше, — мягко сжала она его ладонь, любуясь родными правильными чертами.

Мама смотрела на Марата с такой любовью и нежностью, что горло сжималось от готовых прорваться слез. Она заметно похудела и казалась совсем маленькой на медицинской кровати, а всегда стильно уложенные волосы были заметно седыми на висках и непривычно убраны назад. Сколько же страдания, которое она пыталась скрыть за вымученной улыбкой, было сейчас в ее всегда веселых светлых глазах... Это Марат виноват! Он довел ее до больничной койки, сначала мотая нервы своим загулом, потом признавшись в своей «нетрадиционности», а потом вообще уйдя из дома и семейными делами практически не интересуясь. Как же она, должно быть, переживала, сколько плакала, учитывая, что Илья тоже с ней почти не общается... и даже ничего о случившемся не знает!

— Нет-нет, не нужно сообщать Илюше, — сказала мама в ответ на предложение немедленно набрать Илью с ее телефона, и Марат опустил глаза от стыда перед ней: он ведь даже сейчас, в этой экстремальной ситуации, в первую очередь о брате думает. — Зачем его дергать, пускай учится спокойно. Ты рядом, и мне уже легче. Ты не спешишь?

— Конечно, нет, мама! — заверил ее Марат. — Куда я могу спешить? До тех пор, пока ты не поправишься, я точно никуда не денусь! Тебе нужно что-нибудь? Из вещей, например. Ярик пулей смотается, у меня машина внизу.

— Спасибо, сыночек, поезжайте вместе, я вам список напишу. Уже ночь на дворе, завтра утром все привезете. У меня там посуда брошенной осталась, и я стирку как раз включила...

— О чем ты говоришь, мама! — возмущенно сказал Марат. — Мы все сделаем, даже не думай об этой ерунде! Вообще ни о чем больше не волнуйся, все будет так, как ты скажешь. Ты только выздоравливай поскорее, хорошо?

— Хорошо, сынок. Все будет нормально, ничего страшного не случилось, просто небольшой приступ. Врач расскажет тебе: так бывает, если перенервничать.

— Прости меня, пожалуйста...

— Ну что ты, что ты, — улыбаясь, гладила Нелли волосы опустившего лицо к ее руке Марата. — Все будет хорошо, сыночек. Все наладится...

***

Все действительно налаживалось. Тошнота практически прошла, кардиограмма уже была в норме, а боль в груди, затрудненное дыхание, покалывание в левой руке аппараты не фиксируют. Такие симптомы Нелли описывала врачам скорой, и она реально это ощущала! Разве что без покалываний... Лошадиная доза кофеина в таблетках лишь помогла установить при госпитализации тахикардию.

У нее снова все получилось, и это лишь в малой степени обман, чтобы убедить врачей перестраховаться и положить ее в клинику. А то, что в последнее время она живет в постоянном стрессовом состоянии, не спит ночами и вздохнуть из-за тяжести на сердце не может — абсолютная правда! Еще немного, и Нелли увезли бы в больницу с настоящим приступом. Не к «сердечникам», так в неврологию, если не сразу в психиатрию!

Можно ли было дальше спокойно существовать, зная, что твой ребенок пускает жизнь под откос, и ты ничего не можешь с этим сделать? Наверное, кто-то способен рассказывать себе, что, вырастив детей, нужно отпустить их строить судьбу так, как они считают нужным... Только не Нелли! Она слишком дорого заплатила за то, чтобы поставить Марата на ноги, причем в прямом смысле! И она не позволит ему эксперименты, которые могут уничтожить его будущее раньше, чем он признает свои заблуждения. Есть масса примеров, когда именно родители удерживали детей от необдуманных поступков и оказывались правы: дети сами их правоту впоследствии признавали и искренне благодарили за своевременное вмешательство! Марат тоже будет ей благодарен, в этом Нелли уверена. Может быть, не сейчас, но немного позже, осознав, какие последствия могла иметь его чудовищная ошибка, он обязательно вспомнит об этих днях и точно не пожалеет, что пришел на помощь больной матери, сразу забыв о своих специфических «личных отношениях». Нужно только его возле себя удержать, чтобы он от них отвлекся и вернулся наконец к нормальной жизни...

— Спасибо, Юля, — улыбнулась она снова зашедшей в палату девушке, к которой сразу почувствовала расположение, едва здесь оказавшись. — Уехали уже мои ребята?

— Да, Нелли Николаевна. Давайте укольчик сделаем, — поставила медсестра на прикроватную тумбу лоток, сразу же взяв в руки ампулу. — Нужно на ноги скорее подниматься, а то ваша мама от испуга сама сляжет. Заставили вы их поволноваться! Рановато с такими приступами в клинику попадать, в ваши годы у многих жизнь только начинается!

— Все-то вы знаете про наши годы, — добродушно ответила Нелли, поворачиваясь и снова удобно располагаясь в кровати. — Спасибо, деточка, совсем не больно, руки у вас просто волшебные!

— Да ладно... — не глядя на Нелли, улыбнулась в ответ польщенная Юля и, делая вид, что продолжает манипуляции возле монитора, как можно более равнодушно спросила: — А они у вас действительно близнецы?

— Конечно.

— Надо же, совсем не похожи... У вас и внуки, может быть, есть?

— Нет, Юленька, внуков пока нет, — внимательно изучала Нелли задумчивую девушку. — И на всякий случай сообщаю, что невесток тоже, — шутливо подмигнула она Юле. — И даже невест. Признавайтесь, хороши мои мальчики?

— А что с Маратом? — игнорируя веселый тон, серьезно спросила Юля, посмотрев Нелли в лицо. — Это у него с детства?

— Да, родовая травма. ДЦП первой степени, но мы этого, честно сказать, уже не замечаем. У него сложный период сейчас, личные неприятности, еще и я со своими болячками...

— Бедный, — опустила девушка глаза, заметно порозовев. — Он так переживает! Как будто себя во всем винит.

— Так и есть, Юленька, он привык за все отвечать. Присядьте, деточка. У вас же ночное дежурство? Давайте немного поболтаем...

***

Ярик был за рулем на обратном пути. И пока они не высадили бабушку, выслушивали только ее причитания о том, насколько неожиданно все случилось, ведь мама никогда на сердце не жаловалась. Клятвенно пообещав заехать с утра за приготовленным для мамы завтраком и распрощавшись наконец с суетливой бабулей, Марат смотрел в боковое окно, сидя в пассажирском кресле. Ни о чем не хотелось разговаривать, и он лишь слушал болтовню энергично вертящего руль брата. Вернее, делал вид, что слушал, время от времени поворачиваясь и с пониманием кивая, мысленно постоянно возвращаясь к произошедшему.

Слава богу, обошлось, и врач заверил их, что серьезных проблем с сердцем у мамы нет, лишь небольшой приступ на фоне стресса и постоянных переживаний. Она неделю пробудет в клинике, где за ней понаблюдают, и сможет вернуться домой. Конечно, она не сразу выйдет на работу, ей необходимо будет закончить курс лечения до полного восстановления, и стрессы ей отныне противопоказаны. Как будто это и так не ясно!

Артем позвонил, как только они вышли из больницы, Марат коротко описал ему ситуацию и сказал, что пока поживет дома. Хорошо, что Арт не стал выспрашивать подробности и возражать. Он всегда чувствовал, когда Марат не в настроении общаться. Это Ярик, уже отойдя от потрясения, не оставлял попыток вовлечь брата в разговор.

— Хорошо хоть палата нормальная, скажи? — то и дело поворачивался он к Марату. — Не зря же мама в мэрии работает! И врачи вроде хорошие. А медсестричка эта, Юля, видел? — еще больше оживился Ярослав. — Зачетная девочка! Я бы сам с такой в больничке повалялся...

— Дурак, что ли? Вечно мелешь ерунду. Какая Юля? Та, что в коридоре сидит?

— Ну ты вообще, по ходу, потерялся! Та, что лекарства приносит. Она еще рядом с нами стояла, когда мы с доктором разговаривали. Все глазки тебе строила. Она ж не в курсе, что ты больше по медбратикам!..

— Пожалуйста, Яр, — умоляюще сказал Марат, снова от него отворачиваясь. — Ты можешь молча порулить?

Ярик явно обретал былое жизнелюбие, и Марат вполне его понимал: ничего серьезного с мамой не случилось. Однако у самого Марата паника сменилась вовсе не чувством облегчения, а еще большей подавленностью.

Ему не жаль было расставаться с Артемом и вовсе не хотелось в его квартиру возвращаться, наоборот. Теперь для того, чтобы прекратить отношения, есть веская причина, и не нужно долгих объяснений. Марат искренне благодарен этому парню за то, что был рядом в самое трудное время... Теперь оно закончилось, да только легче не стало. И медленно поднимаясь по ступенькам родного подъезда, Марат об одном лишь думал: Ильи в этом доме больше нет. Но запах красок еще не выветрился из квартиры, и это первое, что он почувствовал, войдя в коридор.

Трудно было даже взглянуть на закрытую в Илюшину комнату дверь... Казалось, сейчас оттуда послышится шорох ватмана или звук переставляемого мольберта... И можно будет заглянуть к нему на минутку, посмотреть на новый рисунок и на него самого. Задумчиво сидящего перед чистым холстом или увлеченно работающего, испачканного красками, с сияющими от вдохновения глазами и ямочками на щеках от мечтательной улыбки... Здесь ничего этого больше нет, остались только картины, сложенные в комнате, в которую Марат не решается зайти. Теперь они принадлежат Марату, но совершенно ему не нужны, они неживые без самого Ильи.

Ярик тоже молчал за их общим ужином, лишь обеспокоенно на Марата поглядывая и сразу согласившись самостоятельно убрать на кухне. Марат не в силах был ничем заниматься и, уйдя в свою комнату, автоматически включил компьютер. Монитор уже светился, запрашивая пароль для входа, а Марат просто сидел перед ним, уставившись в одну точку и чувствуя полное опустошение. Что теперь впереди?..

Он выдвинул ящик своего стола, будто почувствовал что-то. Простая бумажная папка на веревках, завязанных аккуратным бантиком, была явно оставлена ему лично.

Положив папку на стол, он не сразу решился ее открыть, слыша частые удары собственного сердца. Лучше было бы не открывать и этого не видеть! А ведь Илюша не портретист...

Целый ворох бумажных листков, многие из которых — еще детские рисунки — успели пожелтеть от времени. Изображения Марата в карандаше и в цвете, в фас и профиль, сидящего на стуле и отвернувшегося, в школьном пиджаке и с голым торсом, который Илья, оказывается, прекрасно умеет рисовать по памяти. А еще откровенные фантазии, где они вместе с Ильей... Вернее, можно только догадаться, что с ним, по чувственным переплетениям частей тел и дразнящим абстрактным линиям, которые характерны для последних работ брата... Целая коллекция, которую никто никогда не видел, собрана в бумажную папку и оставлена Марату. На добрую память... Брошена за ненадобностью перед новым этапом жизни, в который он Марата звал. Он же звал, он сражался, как умел! А потом аккуратно сложил и оставил рисунки...

— Илья... — прошептал Марат, зажмуриваясь и понимая, что, произнеся вслух его имя, больше не сдержится. Давить в себе запретные чувства можно не до бесконечности, они не исчезают, они только острее и мучительнее от этого становятся! И нет никакого выхода, даже умереть теперь не вариант... — Илюша, братишка мой!

Услышав необычные звуки, Ярик постучал к Марату и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. И замер на пороге, растерявшись и не зная, как реагировать. Он впервые за много лет видел, что его брат плачет, уткнувшись лицом в ладони, сложенные на раскиданных рисунках.

— Мар, ты чего?..

— Не могу больше... Не могу! — сквозь отрывистые рыдания выталкивал из себя Марат, не поднимая головы.

Ярослав подошел сзади, крепко обняв и прижавшись к виску:

— Ничего, Мар, ничего! Ты просто устал, это пройдет... — неуверенно произнес Ярослав, рассматривая рисунки. В итоге, отпустив брата, он осторожно взял со стола один из портретов, сделанных простым карандашом. — Ни фига себе... Во дела...

Марат постепенно успокаивался, а Ярослав, изучая изображения, становился все более задумчивым, сопоставляя некоторые факты последнего времени и приходя к совершенно определенным выводам:

— Так это все из-за Илюхи, что ли? Вот же мышь мелкая...

— Нет, Яр! — перебил его Марат, резко вскинув голову. — Он был честным, понимаешь? Это я слишком мелким оказался! Думал, будет лучше. Но так хреново, как сейчас, мне еще никогда не было!..

— Подожди, подожди, Марат! — сделал Ярослав шаг назад, выставляя ладони, будто бы от брата защищался. — Ты сейчас о чем? Ладно, малой, он художник, у них хрен знает что в голове! Но ты, Мар, ты тоже, что ли?! Нет, ну... — осматривался в комнате Ярик, словно в поисках спасения. — Я от Артема твоего охренел, а тут такое! Да это знаешь, как называется?!..

— Знаю! Знаю, что я урод! Но ты считаешь, от этого легче? Что только я не делал! Помнишь ту фотографию с Артемом? Я же сам Илюхе показал, специально! И что, помогло, думаешь? Потом вообще съехал, чтоб хоть не видеть...

Марат продолжал признаваться Ярославу в своих аномальных чувствах к младшему брату, освобождаясь от мучительного внутреннего напряжения, и тот, опустившись в кресло у стены, слушал, не прерывая, все меньше с изумлением и все больше с искренним сочувствием.

— Ничего себе история... — растерянно произнес Ярослав, чтобы просто заполнить паузу, когда брат затих, ожидая реакции, и, немного подумав, добавил: — А я, блин, понять не могу, что за хрень у тебя с Артемом происходит. Что за любовь такая адская...

— Теперь понял? Про адскую это ты точно сказал! Мне просто сдохнуть сейчас хочется, ты веришь? Я решил уже в Питер ехать, а тут с матерью плохо...

— Да уж, братуха, попали мы не по-детски. И что, думаешь, не отпустит со временем? — кивнул Ярослав на рисунки. Марат лишь плечами в ответ пожал, и Ярик продолжил рассуждения: — Может, лечат от такого как-то? А может, поживете врозь и пройдет. Все ты правильно сделал, считаю. Главное, матери не говорить. Если она еще и про такое узнает!..

— Ясное дело, Ярик! И, знаешь, — поднявшись, пересел Марат на крышку стола, чтобы смотреть брату в глаза, — здорово, что ты у меня есть. И не плюешь в меня после того, как обо всем узнал. Я не представляю, что бы я сейчас без тебя делал! Скорее всего, меня бы уже не было...