.
Темно. Тихо. Слишком тихо.
И всё-таки Лиа проснулась.
Тело ныло.
Грудь сжималась при каждом вдохе. В животе — тупая, сдавленная боль, словно внутри стоял раскалённый камень. Шов пульсировал, будто пытался кричать, требуя покоя. Но покоя не было. Не будет. Пока она здесь — он может умереть. Данте. Он не знает, где она. А значит, она должна найти его сама.
Палата была пустой.
Одинокая кушетка. Маленькое окно под потолком. Запах перекиси. И слабый свет из-под двери.
Она прислушалась.
За стеной — голоса. Смех. Ложки о чашки. Кто-то пил чай.
У них даже не было охраны в комнате.
Они были так уверены, что она — сломанная, безвольная, в бинтах — никуда не денется.
Они ошиблись.
Лиа медленно села. Каждое движение отдавалось в шов. Ладонь легла на повязку — она промокла. Кровь. Но боль значила только одно — она жива.
И этого достаточно.
Она опустила ноги на пол. Сильно. Холодно. Скользко.
Рядом на тумбочке — ничего. Ни телефона. Ни шприца. Только металлическая ручка от бинтовки. Она взяла её — если надо, выцарапает себе путь наружу.
Тихо подошла к двери.
Щель — достаточно, чтобы слышать.
— …его клубы, говорю, нам с руками оторвут.
— Пусть думает. Пусть боится. Через два дня — всё.
— А девка?
— Да кто она? Кукла. Выживет — может, продадим.
Продадим.
Сердце грохнуло.
Это была не просто угроза — это был план.
Лиа отступила. Взгляд — в окно. Высоко. Маленькое. Но не решетка.
Стул. Металлический. Она потянула его — и с трудом, прижимая руку к животу, подставила под стену.
Одно движение. Второе. Шов рвался. Пот выступил на лбу.
Ноги подкашивались.
Она встала на стул. Окно скрипнуло — узкое.
Она не пролезет.
Нет.
Она должна пролезть.
Она всунула одну руку. Потом голову. Боль захлестнула, но Лиа не остановилась.
Застряла — на секунду. Порезала плечо. И толкнулась. Сильнее. Ещё раз.
Свобода.
Холодный воздух ударил в лицо, в швы, в сознание.
Она скатилась по стене и упала в мокрую траву.
Но встала. Сразу.
Сил — на пять шагов. На десять.
А потом только воля.
Сквозь боль. Сквозь кровь. Сквозь ночь.
Лиа шла.
Куда — не знала.
Но каждый шаг был ближе к Данте.
Лес. Или поле. Или просто — тьма.
Лиа не знала, куда бежит. Только что — подальше от бетонного плена с чаем и голосами. Каждый шаг отдавался в животе глухим выстрелом боли, но остановиться значило умереть.
А она хотела жить.
Ткань рубашки прилипла к спине. Повязка на животе пропиталась кровью и теперь тяжело хлопала при каждом шаге.
Мир вокруг — немой. Только стрекот сверчков да редкий шорох ветра. Ни машин. Ни фонарей. Ни людей.
Она была одна.
Босые ноги ранили ветки. Она не чувствовала.
От боли — тошнило, сознание дрожало, но ноги шли.
«Ты справлялась до этого. Ты справлялась одна с сестрой.
Ты справишься и сейчас. Только не упади. Только не сдайся.»
Деревья начали редеть. Впереди — просвет. Что-то вроде просёлочной дороги.
Пыльная, старая, заросшая травой. Ни одного фонаря. Но лучше, чем лес.
Она свернула на неё, споткнулась, упала на колени.
Удар. Боль.
Слёзы.
«Встать. ВСТАТЬ.»
Она стиснула зубы.
Поднялась.
Продолжила идти.
Через пару километров — старый, облупленный сарай.
Сломанная калитка. Полуразвалившиеся стены. Но крыша держится.
Укрытие.
Лиа втиснулась внутрь, зажав рот рукой, чтобы не застонать.
Внутри — сено. Старое, сухое. И тепло.
Она упала.
Просто упала, как марионетка с отрезанными нитями.
Темно. Тихо. Больно.
Но — она жива.
«Данте…» — прошептала она, сквозь дрожащие губы. — «…пожалуйста… найди меня…»
— Вход с тыла. Двое по флангам.
Рик раздавал приказы хриплым голосом, глядя на старое здание, окружённое полуразвалившимся забором и сорняками.
Данте стоял рядом, как буря в ожидании грозы.
— Времени нет, — прошептал он. — Она здесь. Я это чувствую.
Команда вошла быстро. Бесшумно.
Первый коридор — пуст. Левое крыло — глухо.
Запах лекарств. Плесени. И… крови.
— Пятая дверь, — указал один из бойцов.
Данте ворвался первым.
Палата. Кровать. Окно распахнуто.
На подушке — следы крови.
На подоконнике — царапины от пальцев.
На подоконнике — пыль смята в одну сторону.
— Чёрт, — выдохнул Рик, — она сбежала.
Данте застыл.
Всё тело — напряжённое, будто вот-вот разорвёт одежду. Он прошёлся по комнате. Остановился у кровати.
Пальцы коснулись пятна крови.
— Недавно… максимум полчаса назад.
Он посмотрел на подоконник.
— Через окно. Без помощи.
Люди, которых застали на кухне, сидели на полу, связаны. Пару раз по лицу — и они заговорили:
— Да не думали мы… она после операции… не встанет… — бормотал один.
— Она просто исчезла! — визжал второй.
Данте повернулся к ним, его голос был почти нежным. Почти.
— Ты хочешь сказать… что женщина с раной в животе, без обуви, без помощи, вылезла через окно и ушла, а ты… ел пирожное?
Один из мужчин всхлипнул. Второй кивнул.
— Д-да…
Удар. Один. Резкий. Ладонь Рика.
— Отпечатки на подоконнике свежие, — отозвался один из бойцов, сверив со сканером. — След ведёт в лес.
Данте резко обернулся.
— Тепловизоры. Трассеры. Дроны. Поднять всех.
— На что ориентироваться? — спросил Рик.
Данте уже выходил из палаты.
— На кровь. Она ранена.
На силу. Она идёт одна.
И на веру. Она знает, что мы её найдём.
— Тепловизор ничего не показывает, — сообщил один из бойцов, пробегая по заросшей тропе. — Либо она спряталась… либо потеряла сознание.
— Она не сдастся, — отрезал Рик. — Просто ищите.
Лес гудел тишиной.
Не той — успокаивающей.
А той, что предвещает ужас.
Трое человек шли по правому флангу, освещая землю фонарями, просматривая каждый куст, каждую рытвину.
Рик — по центру, со сканером.
И ещё один отряд — в стороне, ближе к просёлочной дороге.
И тут — тихий голос по рации:
— Здесь… что-то есть. Северо-запад. Разваленный сарай. Один тепловой след. Очень слабый. Может быть животное…
— Это она, — сказал Данте.
— Как ты можешь быть уверен?
— Потому что если бы она умерла — я бы знал.
Через десять минут они были у цели.
Полуразрушенное здание. Открытая калитка. Тишина.
— Осторожно, — приказал Рик. — Она может быть в бреду.
Они зашли внутрь. Сначала никого.
И только когда фонарь скользнул по углу, осветил бледное лицо, растрёпанные волосы, худое тело в бинтах, спавшее прямо на сене…
— Господи… Лиа…
Данте опустился рядом.
Снял куртку. Накрыл её.
— Лиа… я здесь… всё… всё хорошо…
Она не открыла глаз.
Но её губы дрогнули.
— …Данте?..
— Да. Это я.
Слезы срывались с его щек.
Но голос был чётким:
— Вертолёт. Сейчас. В клинику.
Рик — вызови.
Ты дома, слышишь меня? Ты дома…
Вертолёт резал небо, как лезвие.
Внутри — тишина. Только ровный гул моторов и писк медицинского прибора, отслеживающего пульс Лиа.
Она лежала на носилках, прикрытая двумя термопледами. Глаза закрыты. Кожа — белее снега.
Но прибор говорил, что она жива.
Данте сидел рядом.
Сняв куртку, он держал её ладонь в своей.
Она была прохладной. Слабой. Но настоящей.
Он не отпускал.
Рядом — врач.
Опытный. Молчит. Работает.
Никаких лишних слов — только борьба за то, что важно.
Пальцы Лиа слабо дрогнули.
Он наклонился ближе.
— Лиа… ты слышишь меня?
Её губы еле шевельнулись.
— Ты… нашёл…
— Конечно, — выдохнул он. — Я бы перевернул мир, если бы пришлось.
Она снова уснула.
Но с лёгкой улыбкой на губах.
Вертолёт сел прямо на крыше частной клиники — одной из лучших, охраняемой и отгороженной от всего мира.
Лиа сразу передали бригаде.
Данте шагал за ней, не отставая ни на шаг.
Он не дал врачу уйти далеко.
— Только под моим наблюдением.
— Господин Морелли, мы…
— Я не повторяю дважды.
Операционный блок. Долгие часы.
Ожидание.
Чёрный кофе, натянутые нервы и полное молчание.
Наконец — врач вышел.
— Её состояние стабильно. Мы удалили сгустки крови, обработали швы. Повреждения задеты поверхностно.
Через час её можно перевести в палату.
И Данте остался.
Он не ушёл, как в прошлый раз.
Сел в коридоре. Скользнул спиной по стене и уставился в пол.
Рик присел рядом, молча протянув бутылку воды.
— Данте…
— Я никуда не уйду, пока не откроет глаза в палате.
И даже потом — не сразу.
Свет был мягким.
Воздух — стерильным.
Сквозь закрытые веки чувствовалась только тишина и чьё-то тёплое прикосновение к ладони.
Лиа медленно приходила в себя.
Тело было тяжёлым, как будто с ней обрушилась вся земля.
Грудь поднималась с трудом, швы в животе тянули болезненно, но она была жива.
Первым она почувствовала его пальцы.
Шершавые, сильные, и в то же время бережные.
Он сидел рядом. Молча.
Но она знала — это он.
Открыла глаза. Медленно.
Мир был размытым — белый потолок, мягкий свет лампы, приборы, которые отслеживали её дыхание.
И он.
Данте.
Сидел на стуле рядом с кроватью, в рубашке с закатанными рукавами.
Глаза уставшие, небрит, волосы взъерошены — но в этом его состоянии было что-то, что заставляло сердце сжиматься.
— Ты… — голос сорвался с её губ.
Он сразу подался вперёд.
Пальцы крепче сжали её ладонь, но не больно — будто он сам боялся, что её снова отнимут.
— Я здесь, — тихо сказал он. — Всё хорошо, Лиа. Всё уже хорошо.
— Где Айви?..
— У Марко. В полной безопасности. Ждёт, когда ты встанешь.
Её губы дрогнули.
— Меня… пытались взорвать?
Он выдохнул, прикрыв глаза на секунду.
— Они пытались. Но ты упрямая. Даже смерть испугалась лезть к тебе.
— Я… сбежала. Через окно.
Он улыбнулся, но в голосе — дрожь.
— Да, я знаю. Мои люди нашли следы. Ты, с раной, с температурой, босиком, через лес и старый сарай…
Ты знаешь, что ты сумасшедшая?
— Знаю.
Они смотрели друг на друга.
Без поцелуев. Без признаний.
Но что-то между ними уже изменилось.
Он не наклонялся, не касался её губ.
Просто сжал её ладонь и сказал:
— Отдыхай. Я здесь.
И на этот раз — не уйду.