Псих
Под асфальтом дрожал воздух.Вся площадка гудела — от музыки, моторов, криков толпы.
Пять гонщиков. Пять машин-демонов. Пять пар рук на руле, в которых сейчас — всё.
Эйден стоял у своего байка, застёгивая кожаную куртку. Лицо спокойное, но в глазах — фокус, как у хищника.
Стеф — чуть поодаль, в чёрной экипировке, с поднятым воротником, холодный, как лёд. Он не смотрел на Адель.Он смотрел только на Эйдена.Молчаливое объявление войны.
Рядом с ними — ещё трое гонщиков, но один из них выделялся особенно.
Псих.Так его и называли на гонках. Жёсткий, агрессивный, брал не скоростью, а грязью.
Падали? Не жалел.
Подрезал? С удовольствием.
Он вытащил жвачку изо рта, сплюнул прямо на землю и засмеялся, разминая шею:
— Сегодня будет весело, детки. — прошипел он, глядя на Стефа и Эйдена. — Особенно если кто-то не доедет до финиша.
Адель стояла среди зрителей, с руками, сжатыми в кулаки. Сердце било в висках.
"Почему они оба участвуют? Почему вместе? Это не просто гонка. Это будто бой без правил."
Грильдгерл встала между участниками, флаг в руках.
Все — на старте.
Шлемы надеты. Моторы завелись.
Три... два... один.
Флаг взмахнул.
И всё взорвалось.
Пять байков сорвались с места, как снаряды, оставив за собой клубы пыли и звуковой удар.
Эйден сразу вырвался ближе к центру, держа линию. Стеф чуть позади, но видно — ловит момент, играет по краю, как охотник.Псих с хриплым смехом уже пытался вытеснить кого-то к краю, его байк рывками двигался вбок, как хищник с разгона.
Поворот за поворотом.Асфальт менялся на гравий.Свет фар дергался.И вдруг — Стеф подходит к Эйдену справа, резко, будто хочет врезаться в ногу, сбить траекторию.
Адель это увидела. Она вскрикнула:
— Стефан, нет!.. — и сорвалась с места, бегом к краю трассы, сквозь толпу.
Но ещё страшнее — Псих. Он летел сзади, выждав момент, и в ту же секунду пошёл на подрезку с левого фланга.Двойной зажим.Два удара с обеих сторон.И Эйден — между ними. Он видел это. Он успел.Резко наклонился, дернул байк в сторону, проскользнул миллиметры от смерти.Колеса заскользили. Искорки.Толпа взревела.
Адель — уже у самого бордюра, трясущимися руками вцепилась в железный забор, глаза полные ужаса:
— Они убьют его... — прошептала она.
Но Эйден — выровнялся.Он поймал момент. Он чувствовал трассу, как продолжение себя. Сжал зубы, накрутил газ — и вырвался вперёд. Псих заорал от злости и начал гонку с Стефом, оставшись позади. А Эйден летел — к финишу.Один. Но не один.Потому что она смотрела.И сердце её было в каждом его повороте.
Пыль густым дымом висела в воздухе.
Моторы ревели, как дикие звери, асфальт дрожал под колесами. Трасса превратилась в ад — не гонку, не шоу, а настоящий бой. Гонщики уже не просто мчались к финишу, они боролись, давили, подрезали, рвали друг друга изнутри, жгли трассу и свои души.
Стеф и Псих шли сзади, но в тени. Не сдавались.Стеф — холодный, как айсберг, пытался поймать Эйдена на ошибке. Псих — как бешеный пёс, что рвётся к крови. Он не мчался — он охотился.Эйден держал темп. Концентрация — звериная. В его голове не было ничего, кроме дороги, шума ветра и одной мысли:
"Главное — доехать. Она там. Она смотрит. Не дай ей увидеть, как ты падаешь."
И в следующую секунду всё сорвалось.
Псих, дождавшись резкого поворота, резко вырвался слева и ударил в бок мотоцикла Эйдена, не тормозя, не сбавляя.Металл скрежетнул о металл. Гул. Рывок. Тряска.
Эйден не успел.Он даже не успел выругаться.
Байк, пробившийся вперёд, вдруг стал воздухом. Руль вывернулся, и он, не теряя скорости, вылетел с сиденья, перелетел вперёд через руль и грохнулся об асфальт. Его тело перекатилось по земле — один оборот, второй, третий...Шлем искрил, кожаная куртка рвалась о шершавую трассу.Он был, как выброшенный мусор на дороге.
Толпа завизжала. Кто-то отпрянул, кто-то подбежал ближе. Адель — закричала.Дикая, хриплая, нечеловеческая боль в голосе:
— ЭЙДЕН!! — её ноги сами сорвались с места.Она толкнула металлическое ограждение, перелезла через него, побежала, не чувствуя, как под ногами сыплется щебень, как режет подошвы.Он лежал там — неподвижный, посреди трассы.Она подбежала к нему, опустилась на колени, руки дрожали:
— Эйден! Слышишь?! Смотри на меня! Смотри, чёрт возьми!
Он застонал. Лицо — в крови. Взгляд — мутный. Но он дышал. Он был жив.
И тут — взрыв.
Её глаза поднялись — и увидели, как его мотоцикл, врезался в бетонное ограждение, и спустя пару секунд... вспыхнул. Оглушающий, резкий ВЗРЫВ. Металл разлетелся.Пламя вырвалось вверх.И осколки полетели прямо на них.
Адель не думала.Она накрыла его телом, легла на него, как щит, зажмурилась, прижав голову к его груди.
Огонь обжёг воздух.
Жар обрушился на её спину.
Шум — как в аду.
Но она держала его.
Живого.
Своего.
Он слабо прошептал под ней:
— Ты... что ты...
— Тихо. Я здесь. Я с тобой. Всё. Всё... хорошо. — выдавила она, дрожа.
Позади неё, на трассе, пылал байк, а люди в панике кидались кто куда. Кто-то звал скорую, кто-то кричал.Адель не слышала.Она слышала только его дыхание под собой.И чувствовала:она готова умереть за него.Лишь бы он остался жить.Жар от пылающего байка всё ещё ударял в спину. Воздух был раскалённым, звенящим, будто его можно было резать. Но Адель не отступала. Она лежала на Эйдене, прикрывая его собой, дрожа всем телом, прижимая его голову к своей груди, как будто этим могла удержать его здесь, в этом мире:
— Эйден... — прошептала она, почти плача. — Ты слышишь меня?.. Смотри на меня. Пожалуйста, только не теряй сознание...
Он приоткрыл глаза. Ему было трудно. .
Кровь текла из рассеченной брови, виска, губ. Всё лицо было в ссадинах. Губы потрескались. Но он был жив.
— Снежинка... — хрипло, почти не слышно.
— Ты дурочка... чего ты...творишь...
— Заткнись. Просто дыши. — перебила она, обнимая его крепче.
Со всех сторон начали сбегаться люди. Кто-то из друзей Эйдена подбежал первым — Кэсс, белый как мел, с лицом полным ужаса. За ним — Джаро, уже звонящий куда-то, крича в трубку:
— Скорая! Грейбарн, срочно! Один почти без сознания, в крови! Состояние тяжёлое!
Кэсс подбежал к ним:
— Чёрт, Эйден... ты жив? Чёрт, блядь, он весь в крови...
— Не трогай его! — выкрикнула Адель, резко. — Осторожно! У него, могут быть, переломы.
Она держала его за руку, его пальцы слабо, но отвечали. Он смотрел на неё. И в этом взгляде не было боли.Только изумление.И любовь.
— Ты... меня прикрыла?.. — с трудом прошептал он.
— Я бы прикрыла от всей этой чёртовой жизни, если бы могла.
Сирена скорой уже завыла где-то вдалеке.
Толпа расступалась. Кто-то всё снимал на телефон, кто-то в панике бегал кругами. Но внутри этого ада — была только она и он.На асфальте. В пламени. Среди осколков и криков.
И — Стефан.
Он стоял вдалеке, в тени, застыл, как камень.Лицо было мертвенно бледным.Он видел, как Адель кинулась к Эйдену первой.Как накрыла его собой.Как плакала над ним.Как держала.Как будто... умирала с ним.
"Она выбрала.Даже если это был конец — она выбрала его."
Он отвернулся.Потому что больше не мог смотреть. Не на кровь. Не на неё.И особенно — не на то, как его сестра хотела погибнуть для него, спасая врага.
Адель сидела, не отпуская Эйдена.Скорая уже остановилась. Медики бежали к ним.
— Держись. Слышишь? — прошептала она. — Я поеду с тобой. Куда угодно. Только не отпускай мою руку. Никогда.
Он сжал её пальцы. Слабо. Но — сжал.
Машина скорой помощи, вся в красных всполохах мигалок, взревела, въезжая на площадку, резко тормозя у края трассы. Двери распахнулись, и из салона выскочили двое фельдшеров и врач. Они бежали к Эйдену с носилками, один из них уже расстёгивал аптечку на ходу:
— Мужчина, вы меня слышите? — врач встал на колено рядом с Эйденом, проверяя зрачки фонариком. — Открытая рана, возможное сотрясение. Приготовьте воротник и капельницу!
Адель не отступала. Она всё ещё держала его руку, не отпускала даже когда медик пытался отодвинуть её:
— Девушка, пожалуйста, мы должны работать. Вы мешаете!
— Я не уйду. — холодно, твёрдо. В глазах — сталь.
Когда носилки подкатили ближе, медики начали аккуратно перекладывать Эйдена. Он застонал от боли — плечо явно было выбито, бок в крови. Адель встала, пошатываясь от шока и жара, но продолжала держаться рядом
— В машину только один сопровождающий, и только родственник. Простите, вам нельзя.
Фельдшер преградил ей путь, когда она шагнула к двери.
И вот тогда в ней что-то щёлкнуло.Она выпрямилась. Стерла с лица слёзы и яростно, отчётливо сказала:
— Если вы меня не пустите — я сейчас устрою вам такой скандал, что ваши удостоверения полетят следом за этой носилкой. Вы хоть понимаете, кто я?
Они замерли. Даже Эйден слабо приоткрыл глаза:
— Ренвуд. Адель Ренвуд. Вам ничего не говорит эта фамилия?Если хотите, я прямо сейчас наберу своего отца, и он устроит проверку всем вашим отделениям.Или вы откроете дверь?
Медики переглянулись. Один из них что-то быстро сказал врачу. Тот кивнул с выдохом:
— Хорошо. Садитесь. Только не мешайте.
Адель быстро запрыгнула в машину, села рядом с носилками, снова взяла Эйдена за руку. Он слабо сжал её пальцы:
— Ты такая страшная, когда злишься. — прошептал он, слабо улыбаясь, губы потресканы.
Она посмотрела на него — глаза полные боли и решимости:
— Я буду ещё страшнее, если ты не выживешь, понял?Так что лежи, дыши, и не вздумай отключаться.
Скорая завыла, развернулась, и умчалась в ночь, оставляя позади трассу, дым, крики и шок.
Адель сидела рядом, дрожала от адреналина, но держала его руку — крепко. До самого конца.Потому что теперь — назад пути не было.
Скорая с визгом затормозила у приёмного покоя городской больницы.Фонари слепили глаза, врачи и медсестры уже были наготове — ночные травмы здесь не редкость, но когда двери открылись и вынесли истекающего кровью парня с мотоциклетной курткой и разбитым лицом, весь персонал взялся за дело мгновенно.
— Множественные ссадины, подозрение на сотрясение, вывих плеча, возможно — внутреннее кровотечение! — кричал врач скорой, выкатывая носилки.
Адель шла рядом, руки испачканы в его крови, лицо побледнело, но в глазах — только одно: страх и решимость:
— Эйден, ты слышишь меня?.. — прошептала она, склонившись к нему. — Ты держался всю дорогу. Осталось немного. Ты справишься.
Он едва приоткрыл глаза, прошептал так тихо, что услышала только она:
— Не уходи...
И в этот момент двери в операционную распахнулись, и один из врачей уже скомандовал:
— Срочно в хирургическое! Готовьте операционную №3! Девушка, отойдите, пожалуйста!
— Я пойду с ним! Я должна быть с ним!
— Сейчас — нельзя. Мы сделаем всё возможное. Подождите здесь.
Они увезли его. Двери закрылись. Резко. С глухим щелчком.И тишина.
Адель осталась стоять одна. В белом, холодном коридоре, среди запаха хлорки и металла, среди бегущих медсестёр, носилок, звуков сирен из-за окон. Но для неё всё замерло.Она прошла к ближайшему стулу, опустилась, как будто ноги перестали держать.Прижала руки к лицу, потом сцепила пальцы и уставилась в ту самую дверь, за которой он — её Эйден — сейчас был в руках врачей.
"Если он...если он не выйдет оттуда...я не знаю, что со мной будет.Он же не просто "Грим".Он — мой.Он стал частью меня.А теперь там — борется. Один."
Она подняла глаза. И сказала себе:
— Я буду ждать. Сколько нужно.Пока он снова не скажет "Снежинка"... и не сожмёт мою руку. Я дождусь.
Часы в больнице шли медленно.Секундная стрелка тикала громче, чем шаги по линолеуму, громче даже, чем голос медсестры за стойкой.Адель сидела на пластиковом стуле в холодном коридоре, укутавшись в свою — уже пропитанную болью и пылью — одежду, и не отрывала взгляда от двери с табличкой "Операционная №3".Время тянулось вязко, как туман. Её пальцы были скрючены от напряжения, а губы шептали что-то почти беззвучно — то ли молитвы, то ли его имя.
"Пожалуйста... только выживи. Пожалуйста... ты ведь обещал."
И вот — дверь открылась.
Из операционной вышел врач — высокий мужчина лет пятидесяти, в белом халате, с синими перчатками, которые он уже снимал на ходу.На лице — след усталости. Но не паники. Не боли.Адель вскочила с места так резко, что стул за ней заскрипел:
— Как он?.. — голос её сорвался.
— Он будет жить?
Врач подошёл ближе, посмотрел на неё поверх очков, проверяя взглядом — кто она, и есть ли право говорить с ней напрямую:
— Вы — родственница?
— Я... — она замялась, но взгляд стал стальным. — Я его самый близкий человек. Говорите.
Врач кивнул, снял маску:
— Он выжил. Операция прошла успешно.
Тяжёлый вывих плеча — мы вправили. Несколько рваных ран обработали и зашили. Подозрения на внутреннее кровотечение не подтвердились, но он потерял много крови. Сейчас в реанимации, под капельницами. Он в сознании, но очень ослаблен.
У Адель задрожали губы. Она опустила лицо в ладони, выдохнула с облегчением так, будто сама только что выплыла из-под воды:
— Когда я смогу его увидеть?..
— Как только стабилизируется давление. Мы дадим знать. Возможно, через пару часов.
Врач посмотрел на неё чуть мягче. — Он несколько раз говорил ваше имя. Даже под наркозом. Вы для него — очень важны.
Она закрыла глаза. На секунду.
"Говорил моё имя... даже там.Значит, он держался. Значит, он боролся — ради нас."
— Спасибо, доктор. Огромное спасибо...
Он кивнул и ушёл в глубину коридора.А Адель снова опустилась на стул.И на её лице впервые за долгие часы появилась улыбка. Уставшая, дрожащая — но настоящая:
— Ты жив... — прошептала она и выдохнула с облегчением.
Прошло больше трёх часов.
Адель всё это время не уходила ни на шаг.Она сидела, замерзшая, сжавшись под тусклым больничным светом, рядом с дверью в отделение реанимации. Ни ела, ни пила. Не смотрела в телефон. Просто ждала.Ждала, когда её снова допустят к нему.Когда увидит его живым. Снова.
И вот — двери открылись.Вышла медсестра в белом халате, с папкой в руках. Она посмотрела на Адель и тихо сказала:
— Вы можете зайти. Он очнулся. Слабый, но в сознании. Только, пожалуйста, ненадолго и без лишних эмоций.
Адель поднялась медленно, как будто весь мир встал на ноги вместе с ней. Сердце стучало в горле.Шаги к палате были как через воду — всё приглушено, будто между ней и реальностью тянулось расстояние, покрытое страхом и надеждой.
Она открыла дверь.
Белая палата.
Приглушённый свет.
Тонкий запах антисептиков.
И он.
Эйден лежал на больничной кровати, под капельницей, с повязкой на плече и лбом, перебинтованным. Губы потрескались. Кожа бледная, как у мраморной статуи.Но глаза...
Глаза были открыты.И когда он увидел её — медленно, но отчётливо улыбнулся.
Адель замерла. Сделала пару шагов внутрь палаты.И голос сорвался сам собой:
— Я... я так волновалась... — её губы задрожали. — Ты... ты даже не представляешь...
Слово за словом, дыхание стало прерывистым.Она всхлипнула. Один раз. Тихо.Потом подошла ближе, села рядом, осторожно взяла его ладонь — прохладную, слабую, но живую:
— Ты обещал держаться. Ты это сделал.Чёрт возьми, Эйден...Я правда думала... что потеряю тебя.
Он чуть повернул голову в её сторону, прошептал, с трудом:
— Я же сказал...что все будет хорошо, снежинка. Тиши тише, успокойся, родная. Со мной все отлично. Я живой. И все благодаря тебе..
Адель закрыла глаза и прижалась лбом к его руке.Она не плакала навзрыд.Она просто дышала спокойно.Потому что он был жив.Он снова здесь.И она — с ним.
Адель ещё немного посидела рядом, её пальцы всё так же сжимали его ладонь. Но она видела — Эйден с трудом держит глаза открытыми, усталость буквально давила на него. И в этот момент в ней включился здравый разум — забота, не эмоция.Она мягко провела пальцами по его лбу, поправляя прядь, выбившуюся из-под бинта, и тихо сказала:
— Слушай... тебе сейчас надо отдыхать. Тело только-только приходит в себя, не мучай его.
Она встала с кресла, медленно, всё ещё глядя на него:
— Сейчас уже поздно, ты и сам чувствуешь, как тебя вырубает. Я поеду к Тесс. Она же одна, дома, наверное, с ума сходит от тревоги.Я скажу ей, что ты в порядке...
Эйден чуть сжал её пальцы. Еле-еле.В голосе у него всё ещё была хрипота, но слова — ясные:
— Ты... правда... останешься с ней?..
— Да, конечно. — Адель кивнула, не раздумывая. — Я могу остаться у вас на ночь. Посплю рядом с ней, приготовлю ей что-нибудь тёплое, побуду рядом.А завтра утром мы соберём твои вещи, и приедем сюда, к тебе. Чтобы ты не чувствовал себя одиноко.
Она слегка улыбнулась:
— Думаешь, я тебя так просто оставлю в этой палате? Даже не надейся.
Эйден прикрыл глаза. Слабая, но настоящая улыбка дрогнула на его губах:
— Ты... как буря. Но с запахом малины...
Адель мягко поцеловала его в висок и прошептала:
— Спи, Эйден. Я рядом. И я — не исчезну.
И она вышла — легко, тихо, оставив за собой тепло, которого ему хватило, чтобы провалиться в самый спокойный сон за последние годы.
За окнами больницы уже царила ночь, город выдохнул и притих, но для Адель всё ещё продолжался день, в котором бьются сердца, рушатся страхи и строится что-то большее, чем просто связь.
Такси плавно остановилось у знакомого подъезда в Грейбарне.Темнота, ржавые перила, мерцающий свет в подъезде — всё было тем же.Но Адель вошла сюда уже другой.С крепкой уверенностью внутри — он жив. Он дышит. И она всё ещё рядом.
Дверь в квартиру открыла сама Тесс, в его старой футболке, босиком, с огромными, тревожными глазами. Едва она увидела Адель, как сразу спросила:
— Что с ним? Он жив?! Он... он где? Почему ты одна?..
Адель тут же наклонилась и обняла её крепко-крепко, прижимая к себе:
— Эй, тихо... Он жив. Правда. Операция прошла хорошо. Сейчас он в больнице. Отдыхает. Всё уже позади.
Тесс всхлипнула, кулаками вытирая глаза, уткнувшись в плечо Адель:
— Я думала, он... я правда... думала, что уже не увижу его.
— Я знаю, малышка. Я тоже боялась. Но он справился. Он сильный. — Адель погладила её по спине, мягко и терпеливо. — Теперь главное — не будем давать ему волноваться. Он думает о тебе, постоянно.Так что я останусь с тобой этой ночью, ладно? Чтобы ты не была одна.
Тесс кивнула, не отпуская её.Они прошли в комнату — та самая гостиная, где всё было просто: старый диван, плед, подушки. Тепло и немного неубрано. Но по-домашнему.
Адель прошлась, выключила везде лишний свет, поставила чайник — просто для уюта. Потом вернулась в гостиную, где Тесс уже укрывалась пледом.
— Можешь лечь... со мной? — тихо спросила девочка, потянув к ней руку.
— Конечно. — Адель легла рядом, обняла её одной рукой, как когда-то мать обнимала её саму, когда было страшно.
Тишина.
Мягкое дыхание.
Плед укрыл обеих.
— Он не такой, каким его все видят. — прошептала Тесс, зевая. — Ты ведь это понимаешь?.. Он просто боится. А ты... ты его не боишься. Мне это нравится.
Адель улыбнулась, поцеловала её в макушку:
— Я его совсем не боюсь, Тесс. Я просто... люблю.
Тесс уже засыпала, её ладошка легла поверх руки Адель.Они устроились на диване, прижавшись друг к другу, как две тихие, уставшие души, нашедшие друг в друге безопасность, нежность и тишину.
И когда за окном снова загудели редкие ночные мотоциклы,Адель впервые за долгое время уснула спокойно.