Игра без правил
:( :( :(
Ожидание и надежда — худшее наказание. Они не убивают сразу, не обрушиваются внезапным ударом, как ледяная вода. Они медленные, тягучие, впиваются в сознание, обволакивают, затягивают в зыбучие пески. Они нашёптывают на ухо: ещё немного, ещё чуть-чуть, он придёт. Они держат за горло, не давая дышать, но ты всё равно стоишь и ждёшь.
Ёнджун стоял на заднем дворе школы, там, где было написано в письме. Он пришёл раньше, за двадцать минут до назначенного времени. Может, чтобы убедиться, что он первый. Может, чтобы успеть собраться с мыслями. Или просто потому, что не мог усидеть на месте.
Он не знал, что скажет Бомгю. Что скажет сам. Стоило ли вообще это затевать?
Он смотрел на школьный двор — пустынный, пропитанный запахом мокрой земли. Дождь начинался медленно, мягко, сначала тонкими каплями оседая на листьях, на тёплом асфальте, на его волосах. Ёнджун знал, что надо бы найти укрытие, но не двигался.
Он ждал.
Прошло тридцать минут.
Никого.
Ёнджун взглянул на телефон, хотя точно знал, что там ничего не будет. Ни звонка, ни сообщения.
Он скользнул взглядом по дорожке, ведущей ко двору, прищурился, пытаясь разглядеть знакомый силуэт. Но улица была пуста.
Дождь усилился. Ветер приносил с собой холодные капли, заставляя кожу покрываться мурашками. Тонкая рубашка уже начала промокать, неприятно липнуть к телу.
"Ещё немного. Может, он просто задержался."
Прошёл час.
Ёнджун сделал глубокий вдох и выдохнул сквозь зубы. В груди всё неприятнее разрасталось какое-то ощущение — тяжёлое, липкое, как будто кто-то сжимал рёбра изнутри.
Он не пришёл.
"Может, что-то случилось?"
"Может, он просто передумал?"
"Может, изначально не собирался приходить?"
Ёнджун знал, что наивно верить в первое. Чувствовал, что правильный ответ — второе или третье.
Но он всё равно ждал.
Прошло полтора часа.
Ёнджун больше не пытался вглядываться в дорогу. Он просто стоял под дождём, глядя в одну точку, не мигая.
Промокшая насквозь одежда холодила кожу, мокрые волосы липли к вискам. Губы начали подрагивать — то ли от холода, то ли от осознания.
Осознания того, что он опять оказался дураком.
"Ты не один. У тебя есть я."
Смешно, правда?
Он поверил в эти слова. Поверил, как ребёнок. Думал, что если есть такие слова, то за ними должно быть что-то большее.
Но слова — это всего лишь звук.
А звук рассеивается в воздухе.
Ёнджун запрокинул голову вверх, позволяя дождю стекать по щекам, смывать с лица то, чего никто не должен был видеть. Он провёл ладонью по лицу, вытер мокрые губы и усмехнулся.
Тихо. Горько.
Какой же он идиот.
Хватит.
Больше он ждать не будет.
:(
Бомгю лежал на кровати, глядя в потолок, но не видя его. Веки тяжёлые, но не от сна — от усталости, отгоревших слёз, от мыслей, которые, как паразиты, поселились в его голове и не давали покоя.
Сколько времени прошло? Минуты? Часы? Может, целая вечность? Он не знал. И не хотел знать.
Тишина окутывала комнату, вязкая, давящая. Он не слышал ничего, потому что не носил слуховой аппарат. Это было его спасение — не слышать этот мир, не слышать отца, не слышать самого себя.
Пустота внутри разрасталась, поглощая всё.
Он давно не спал. Вернее, его тело отключалось, но настоящий сон не приходил. Лишь короткие провалы в темноту, из которых он выныривал с тем же чувством: бессмысленность.
Тело ломило от напряжения, но двигаться не хотелось. Он просто лежал, существуя, но не живя.
И всё было бы так же, если бы дверь не распахнулась.
Резко, без стука.
Бомгю даже не вздрогнул, но по привычке протянул руку к тумбочке, схватил слуховой аппарат, вставил в ухо, включил.
Голоса ворвались в его тишину.
— Собирайся.
Отец стоял в дверях, высокий, как всегда идеально собранный, с холодным выражением лица.
— Мы идём к семье Кан. Соберутся семьи моих бизнес-партнёров.
Бомгю молча смотрел на него.
Кан. Кто-то из бесконечного списка фамилий, которые он обязан помнить. Какой-то важный человек для отца. Не для него.
Отец ждал реакции, но Бомгю молчал.
— Семья Чхве тоже будет.
И что?
Отец, как всегда, говорил так, будто это должно что-то значить. Может, оно и значило — для него.
Бомгю снова молчал.
Но в итоге он всё равно встанет. Всё равно пойдёт в ванную, смоет с лица следы усталости, приведёт в порядок волосы, наденет идеально выглаженную одежду.
Выпрямит спину, наденет маску.
И сыграет свою роль. Потому что так надо.
Бомгю стоял перед зеркалом, изучая своё отражение, пытаясь найти хоть что-то в себе, что могло бы вернуть ему уверенность. Усталость была видна на его лице — тёмные круги под глазами, которые не скрывались даже тональником, чуть припухшие веки и мрачный взгляд, который не удавалось скрыть. Он чувствовал себя как пустое тело, в котором больше нет жизни, но должен был быть кем-то другим — кем-то, кого можно было бы показать миру. Тот, кто следовал за планом, подчинялся правилам, не нарушал предписания.
Он принялся за свой макияж. Тональный крем лёг плотным слоем, скрывая следы бессонных ночей и слёз, что часто катились по его щекам, как дождь — бесшумный, но тяжёлый. Бомгю принялся аккуратно наносить румяна, делая лицо более живым, но всё равно оно оставалось тусклым, будто бы окрашенным в серые оттенки. Его руки двигались почти механически, глаза не видели, не наблюдали, не переживали. Он был не собой. Он был кем-то, кем его хотели видеть. Стрелки для глаз — тонкие, но чёткие. Ещё один штрих, и он становится тем, кем его всегда ожидали видеть.
Последний штрих: волосы. Он знал, что они не должны быть ни слишком распущенными, ни слишком аккуратными, но всё же — идеальными. Он расчёсывал их с каким-то отчаянием, пытаясь зафиксировать образ, который не позволит никому увидеть, что внутри него — пустота.
Теперь он был готов. Почти. Он больше не был Бомгю. Он был тем, кого ему требовали быть.
Машина ехала по дороге, и, несмотря на тишину, Бомгю чувствовал, как давление на его грудь усиливается. Его отец сидел рядом, с острым взглядом, пристёгнутый, как всегда собранный. Тот, кто всегда был идеалом — идеальный мужчина, идеальный отец. Его спокойствие было как ледяной панцирь, а Бомгю казался его точной противоположностью — смятённым, вечно сомневающимся, искалеченным. И вот этот человек, отец, сидел рядом, и его голос был ровным, твёрдым, как камень.
— Подружись с их сыновьями. Не подведи меня.
Голос звучал как приказ, как тот тон, который Бомгю знал слишком хорошо, и который не терпел отказа. Он знал, что сейчас ему не нужно обсуждать, не нужно показывать свою слабость или разногласия. Он молча кивнул, не встречаясь с глазами отца. Чистое послушание — вот что ему требовалось. Это был его путь, не было другого выбора.
Они подъехали к огромному коттеджу, и Бомгю почувствовал, как его сердце замерло. Высокие ворота, аккуратно подстриженные кусты, свет, пробивающийся через стекла огромных окон. Всё здесь было настолько неестественно красивым, будто мир вокруг был вырезан из журналов. Семья Кан. Он знал, что этот дом — именно тот, куда он не хотел попасть, но должен был. Это был дом их будущего, их дел, их партнёрства, которое Бомгю никогда не выбирал, но которое всегда было частью его жизни.
Отец вышел первым, даже не взглянув в его сторону, как всегда, с величественным видом, полностью поглощённый своей ролью. Бомгю сидел в машине ещё несколько секунд, не желая двигаться, не желая быть здесь. Но он знал, что всё было решено за него. Этот вечер был не для него, а для их бизнеса, их связей. Он был частью механизма, которым управлял его отец, частью, которая никогда не могла отказаться от своей роли. С сожалением он потянулся за дверной ручкой и вышел из машины. Находясь рядом с этим домом, ощущая его гнетущее величие, он почувствовал, как его собственное присутствие становится всё менее значимым.
Отец, уже подойдя к двери, остановился и, не оборачиваясь, сказал:
— Давай не подведи меня, сын. Подружись с их сыновьями. Это важно.
Это было так просто. Слишком просто. Его отец даже не спросил, что чувствует он сам. Не поинтересовался, готов ли он. Для него всё было лишь частью более важной картины, части игры, где Бомгю был пешкой, которая не могла двигаться по-своему.
Зайдя внутрь, Бомгю почувствовал холод, который пронизывал до костей. Здесь было всё, что только можно было ожидать от такого рода встреч — улыбки, ложная доброжелательность, бесконечные разговоры о бизнесе, партнёрствах и выгодных сделках. Он не мог найти в себе силы радоваться этим встречам, хотя знал, что его отец ожидал только этого — идеальных отношений, идеальной улыбки и правильно выбранных слов.
Бомгю же всё глубже утопал в своем молчании, чувствуя, как его душа медленно уходит в тень. Но всё это — его жизнь, его будущее, его обязательства, и он не знал, как выбраться из этой ловушки.
Их встретила невысокая женщина лет пятидесяти, с мягкими чертами лица и с лёгким французским акцентом. Она приветливо кивнула и начала говорить по-корейски, будто сам акцент был частью её привычки, будто это нечто естественное для неё — смесь культуры, отголосков прошлого и настоящего. Женщина провела их через просторный коридор, наполнивший пространство воздухом, который пах новым деревом и свежестью.
Их шаги эхом раздавались по холлу, пока они не оказались в большом зале, где сидели родители и дети, но все отдельно. Семейная обстановка. Папы и мамы сидели за отдельным столом, а их дети, стоявшие по углам комнаты, образовывали какой-то клубок, как бы искали друг друга глазами. Бомгю почувствовал себя немного чужим здесь, как будто не хватало чего-то, чего он не мог объяснить.
Женщина показала Бомгю к дверям, в одну из маленьких комнат. Он вошёл, и на его взгляд сразу попали знакомые лица. Кан Тэхён, с его привычной расслабленной осанкой, сидел на стуле и что-то обсуждал с рядом стоящим парнем. И тут Бомгю увидел Чхве Субина. Честно говоря, не ожидал встретить его здесь. Вдруг его глаза расширились от удивления.
— Тэхён, ты не говорил, что ты из богатенькой семьи. — сказал он, не скрывая шока, хотя его голос звучал скорее с ноткой удивлённой иронии. Он прекрасно знал, что Тэхён — не из бедных, но всё-таки увидеть его в таком месте, среди людей, явно обладающих связями и деньгами, было неожиданно.
Тэхён усмехнулся, посмотрев на него с лёгким приподнятым бровью.
— Как будто бы ты сам когда-либо говорил мне о своей семье, — с ухмылкой ответил Тэхён, напоминая Бомгю, что между ними тоже было немало недосказанностей и недопониманий.
Субин, стоящий рядом с Тэхёном, сразу же привлёк внимание Бомгю. Он был расслаблен, почти как всегда, но с каким-то лёгким флером подшучивания на лице. В его глазах, к тому же, было что-то чуть озорное, и не было сомнений, что Субин мог бы поддержать разговор с кем угодно.
— Помнишь меня? Мы встретились в твой первый день в школе, — спросил Субин, с лёгкой улыбкой, но с каким-то намёком на нахальность, которой не было у Тэхёна.
Бомгю, всё ещё несколько ошарашенный, но пытаясь скрыть свою растерянность, выдавил:
— Конечно, помню. Ты мне помог с одним парнем, кажется, с Каем, найти кабинет. — Он сам не знал, что именно подталкивало его сказать это, но в какой-то момент это звучало именно так — как напоминание о том дне, который был заполнен неуверенностью и смущением.
Субин довольно засмеялся, словно между ними не было никакой временной дистанции. Он продолжал:
— Да, я помню. Ты тогда был в панике, а я был как проводник в этом хаосе. Ты уж точно не самый расторопный, когда речь заходит о нахождении нужных кабинетов.
Смех был непринуждённым, и, несмотря на очевидное напряжение, в комнате как будто сразу стало легче. Теперь Бомгю мог немного расслабиться, забыв про всё напряжение, которое он испытывал при встрече с этими людьми. Вдруг разговор снова перешёл на более лёгкие темы — школу, учителей, впечатления от уроков, смешные ситуации.
Бомгю даже не заметил, как быстро пролетело время. Он успел поговорить с Тэхёном и Субином о многом, и как бы не старался он скрыть свою обеспокоенность, в какой-то момент он понял, что не так уж сильно и парится об этом вечере. Среди всей этой помпезности и деловой атмосферы у него всё-таки оставался шанс почувствовать себя частью чего-то, что он в последнее время так долго искал.
:(
Бомгю ощутил странную тяжесть в теле, как будто его душа вдруг стала слишком тяжёлой для его тела. Слабость медленно захватывала его, как неведомая тень, которая с каждым мгновением становилась всё плотнее. Ему казалось, что он не может больше стоять на ногах, а тело с трудом удерживалось в вертикальном положении. Словно весь мир потускнел, и всё его внимание теперь сосредоточилось на том, чтобы не упасть.
Тэхён, заметив его состояние, тут же подошёл, не теряя ни секунды. В его глазах мелькнула забота, хотя он и старался не выдать своего беспокойства. Он подошёл ближе и поинтересовался:
— Тебе плохо?
Вопрос прозвучал мягко, но с какой-то необычной твёрдостью, будто Тэхён был готов действовать, если Бомгю скажет хотя бы слово. Бомгю лишь слабым жестом махнул рукой, пытаясь оправдать себя, но Тэхён не стал ждать. Он был уже рядом, поддерживая его, и мягко предложил:
— Ложись в мою комнату. Отдохни, я позабочусь о тебе.
Это предложение звучало так искренне, что Бомгю даже не подумал о том, что подумает его отец или что скажут другие. В этот момент было важно только одно — просто не чувствовать этот обрушившийся на него груз. И без лишних слов он согласился. Тэхён, кажется, уже привык быть рядом, когда Бомгю нуждался в поддержке, и не медлил ни на секунду.
Он провёл его в свою комнату, где всё было светло и тихо, словно вся атмосфера этого места будто дышала спокойствием. Легкий свет из окна падал на пол, создавая мягкие тени. Тэхён мягко уложил Бомгю на кровать, расправил одеяло и посмотрел на него с тем самым внимательным взглядом, будто пытаясь понять, чего ему не хватает.
— Ложись. Полежи немного. Я скоро вернусь, если что.
Бомгю не ответил. Он закрывал глаза, пытаясь погрузиться в полусон, ощущая, как его мысли становятся всё более затуманенными, и тело постепенно расслабляется. Он почувствовал себя в безопасности, хотя, возможно, это было всего лишь мгновение, когда вся жизнь вдруг отступала.
Тем временем Тэхён ушёл из комнаты, чтобы вернуться к остальным. В коридоре его уже поджидал Субин, который сидел на одном из стульев и ждал его, слегка скучающим взглядом. Он был человеком, с которым Тэхён мог обсудить всё на свете, даже если это касалось личных переживаний. Но когда Субин взглянул на Тэхёна, тот заметил что-то в его взгляде — лёгкую настороженность.
Субин, будто чувствующий, что его друг что-то скрывает, не сдержался и первым заговорил:
— Ты не думаешь, что это слишком, Тэхён? С этим Гю… — он вздохнул и качнул головой. — Ты ведь сам прекрасно знаешь, что нельзя так быстро влезать в чужие жизни. Не кажется ли тебе, что ты немного увлёкся? Ты же понимаешь, как это может закончиться.
Тэхён взглянул на Субина, и его глаза стали немного напряжёнными. Он не знал, что именно так его друг воспримет его желание заботиться о Бомгю. Но он был уверен в своих чувствах.
— Ой, всё хватит, Субин. Ты разберись со своей влюблённостью в Хюку, а то всё время меня учишь, — ответил Тэхён с лёгкой иронией. Его голос был спокойным, но с ярким оттенком раздражения. Он не хотел углубляться в этот разговор, не хотел оправдываться. Бомгю важен ему, и Тэхён это знал.
Субин, не обижаясь, лишь улыбнулся. Они были друзьями слишком долго, чтобы обижаться друг на друга из-за таких мелочей.
— Ну ладно, — сказал он с улыбкой. — Тогда я пошёл. Уже поздно, и ты ведь договорился с отцом, правда?
Тэхён кивнул, понимая, о чём речь. Он не хотел терять время, поэтому ответил:
— Конечно, я всё уладил. А он с отцом Гюшечки. — взгляд Тэхёна стал немного более твёрдым, когда он вспомнил о своём собственном разговоре с родителями. Всё было в порядке. Всё должно было быть в порядке.
Субин молча кивнул, после чего они оба двинулись к выходу, чтобы не задерживаться и не тратить время на лишние слова. На дворе уже вечерело, и ночь была близка. В комнате, тем временем, Бомгю лежал на кровати, погружённый в сон, в своём личном мире, где сейчас не было забот, ни проблем, только тишина и покой.
Тэ зашёл в свою комнату, дверь едва поскрипывая от его движений. Он не спешил, не торопился — ему некуда было торопиться. Вся его жизнь была под его контролем, и он знал, что сейчас всё, что происходит, происходит только по его воле. Он скользнул взглядом по комнате, пока его глаза не остановились на Бомгю, который мирно спал на кровати. Тэ почувствовал, как у него внутри что-то зашевелилось, но это было не столько желание быть рядом с ним, сколько осознание, что он, наконец, добрался до цели. Его лицо слегка вытянулось в улыбке, и он неспешно подошёл к кровати.
«Бомииии, ты такой красивый, когда спишь. Да и когда не спишь тоже...» — прошептал он, как будто его слова не имели значения, а Бомгю не мог их услышать. Он говорил это скорее себе, чем кому-то ещё. Но что-то в этом было — Тэ наслаждался властью над ситуацией, зная, что его желания могут быть реализованы без всяких преград. Он дразнил себя мыслью о том, как давно это было его целью, как долго он скрывал свои чувства, и как теперь он держит всё под контролем.
«Ты даже не помнишь меня, да?» — Тэ знал, что Бомгю не мог вспомнить их первую встречу, не мог помнить, как он впервые привлёк его внимание в коридоре школы. Для него это был не просто случайный момент, а начало игры. Он подумал об этом с лёгкой усмешкой. Тэ никогда не был в восторге от любви с первого взгляда(или от зависимости), но всё это время, всё это время, он не мог избавиться от одного неутолимого желания — овладеть Бомгю, заставить его принадлежать ему.
«Ты мне так понравился, когда увидел тебя в коридоре, ты был такой... не как все. Конечно, ты не помнишь, ведь ты был так занят тем, чтобы избегать меня. Но я-то помню. Я помню всё. О божее, а когда я увидел твои картины... » — продолжил Тэ, уже не скрывая того, что он не просто испытывает чувства, а точно знает, что хочет от этого. Ему было плевать на то, что Бомгю сейчас не может ответить. Важно было, что он был здесь. Он был рядом. Тэ чувствовал, как его план, его игра становится всё более реальной.
Тэ присел на край кровати и с какой-то странной нежностью коснулся ладонью ткани одеяла. Он наблюдал за тем, как Бомгю спокойно спит, не подозревая, что сейчас его будущее уже решается. Он поиграл с этой мыслью, как с игрушкой. Его пальцы на миг коснулись Бомгю по плечу, но не было ни сожаления, ни реального желания помочь — только удовлетворение от того, что он был рядом.
«Ты даже не понимаешь, насколько это всё решает, ты вообще не знаешь, что я для тебя сделал. Ты ведь даже не знаешь, что ради меня мой папа стал партнёром твоего отца. Ты даже не знаешь, что благодаря этому я теперь здесь, рядом с тобой. Ты, бедняжка, не понимаешь, насколько я сильнее, чем ты думаешь,» — продолжал Тэ, его голос становился всё тише, но внутри он ощущал тот самый холодный расчёт, который ему всегда был так близок. Он не скрывал, что для него это было не только о чувствах — это был контроль, манипуляция, игра в которой он всегда был победителем.
Тэ усмехнулся, наблюдая за Бомгю. Всё это время он ждал, когда наступит этот момент — когда Бомгю наконец поймёт, кто здесь главный. Ведь, на самом деле, Тэ никогда не заботился о чувствах других. Для него была только одна цель — он хотел Бомгю, он хотел, чтобы тот был с ним, чтобы они стали одним целым. Но было одно но: его чувства к Бомгю не были простыми. Это не была любовь. Это была страсть, желание, игра, в которой он считал себя победителем с самого начала.
«Я так хочу, чтобы ты меня полюбил, ты даже не представляешь, как я этого хочу,» — сказал Тэ, но это было не столько о чувствах, сколько о его собственном тщеславии и эгоизме. Он уже давно научился не заботиться о чувствах других людей. Все, что ему нужно было — это чтобы Бомгю стал его. И если для этого нужно было манипулировать им, заставить его думать, что у них есть что-то, то он был готов на всё. Он считал, что всё, что он делает — это нормально, потому что в конечном счёте, всё всегда сводится к тому, что он получает, что хочет.
«Ты не понимаешь, что ты будешь моим. Даже если не полюбишь меня, тебе всё равно некуда будет уйти. Ты будешь со мной, и никто не может этому помешать. И, если честно, мне даже не важно, любишь ты меня или нет. Ты будешь моим, потому что всё решает власть. А у меня её достаточно. Я бы мог тебя износиловать, но так будет не интересно, мне нужно, чтобы ты был в сознании.»
Тэ ещё немного посмотрел на Бомгю, его взгляд стал более решительным, уверенным. Он не чувствовал ни капли сожаления, ни угрызений совести. Всё, что ему нужно было — это завоевать его. «Ты будешь моим, Бомгю. Я сделаю так, чтобы ты понял, кто на самом деле решает здесь всё... милашка такой. Я всё равно попытаюсь завоевать твоё доверие.»