Часть 4. Неясность.
"Я буду искренне надеяться на лучшее. Я верю. Один эксперимент... не может сильно изменить кого-то!"
Так я наивно думала, пока Папирус вместе с Сансом приходили в себя в стационаре. Сама, если честно, после вчерашнего, вряд ли смогу оправиться так быстро. Синди говорит, осталось ещё немного до полной регенерации. Если что-то будет непонятно, обращусь к ней. Она обещала помочь, пока я торчу тут.
Гастер ведёт себя ниже травы тише воды. Удивительно! Один весомый аргумент смог пробудить в нём, ранее заснувшие, отцовские инстинкты.
Он не отходил ни на шаг от сыновей, полностью посвящая время их восстановлению.
Правда... Я всё равно больше никогда не стану доверять этому существу. Однажды предал — предаст в будущем. Не Санса, так меня. Да с лёгкостью!
— Чар, ты что-то загрустила. Стала такой... Слишком задумчивой, что ли? — рядом со мной вдруг села Синди.
Голубой кристально-чистый огонек также продолжает оставаться холодным. Но вот улыбка веет партнёрской заботой. Спасибо уж и на этом. Не всякий случай высылает одновременно врага да союзника в одном лике...
Хотя... Когда-то давно мы слыли лучшими подругами. Эта атмосфера до слёз напоминает сейчас былые деньки, провелённые за игрой в "сестёр" с ней.
— Я опасаюсь за Папируса и Санса... Этот эксперимент превратил их в людей. Что он ещё в корень изменил в них?
Рука её легла на плечо.
— Не стоит так сильно зацикливаться на данном моменте. Я понимаю, для тебя они близкие... Люди? Эх... Послушай, новое начало ещё ждёт впереди! — вздох досады, тяжёлый и глуховатый, сорвался с уст. — Я помогу, чем смогу. Где-то болит?
— Да нет, не болит. Спасибо.
— Да ну! Ты буквально вчера истекала кровью!
Перевязки на запястьях напомнили о вчерашнем случае. Душа сжалась. По щеке потекла одинокая слеза.
— Чара... А ну-ка взяла и быстро заплакала! Так будет легче, поверь на слово! Ты маленькая девочка, вот честно слово!!
И снова она вздохнула. Память ещё сильнее захватила меня. Руки обхватили плечи Лики. Нос уткнулся в хрупкое плечо...
— Я чувствую себя такой беспомощной сейчас... Столько всего накопилось за эти годы... Я такая слабая... Даже некому в последнее время... Некому... Ыааа?!
Вой раздался по комнате, эхом отражаясь от стен. Поняла себя не лучше маленького ребёнка сейчас... Не буду удивлена, если Синди сейчас оттолкнёт, сказав что-то вроде: "Фу, хватит. Давай, назови свои проблемы подушке. Она твоя лучшая подруга в данном случае!"
Однако... По волосам начали ласково гладить. На ухо же шептать утешительные слова, убившие гордыню окончательно. Я начала жалеть о содеянном в адрес Лики, слёзно умоляя её простить меня.
Путь ненависти исчезает, значит я хочу быть человеком!
Пусть он рассеется навеки! Я буду принимать свою человеческую сторону до самого конца!
Мама? Я впервые обращаюсь к тебе, хоть и мысленно. Ты родила меня на свет, испытывала ненависть... Вот только я всегда желала твоей любви. Ты всегда видела во мне врага. А я в тебе старалась видеть одинокого человека, который страдает по моей вине. В кромешном мраке я шла много лет, не зная пути. В кромешном мраке я искала твоей любви. Вот только я невольно виню себя, потому что не предприняла тогда попыток добиться её. Я бросила надежду на то, что однажды мы станем счастливой семьёй...
Мы... Могли ею стать, в действительности? Будь реальность немножечко иной? Так ведь?
— Мамочка... Мамочка!
У меня были две матери и два отца. Биологическую я считала ничем, обычным человеком, что всего-навсего вскормила своим грудным молоком.
Однако сейчас я понимаю ценность её поступков. Она знала, от кого будет дитя. Она знала, что я проклята изначально. Аборт так и не состоялся. Значит... Частичка сердца её по своему любила меня.
Потому в том гласе я обращаюсь именно двум женщинам, которые помогли мне телесно и морально подняться с колен.
Также мысли свои благодарности посылаю вам, Азгор. Онэксим. Пускай и немного, но ты, Онэксим, провёл со мной время. Подарил мне сестру. Однажды дал возможность себя увидеть. Дал узнать, благодаря кому я была рождена такой сильной...
— Тише, тише. Все невзгоды пусть прочь пройдут, с собой всё зло заберут! Я рядом, я здесь. Не бойся... Именно так говорила мне тётя Лия, когда было особенно тяжко... Потому позволь себе ещё раз побыть счастливой! Проснись, ведь это всего-навсего страшный сон! — крик Синдилики, наполненный искренним желанием помочь, выдаёт былую меня из приюта.
Я когда-то давно тоже так, плача, успокаивала её.
Видимо, теперь мы поменялись местами.
Она заставила сердце забиться с новой силой, дала толчок вперёд. Навстречу рассвету, который мне ещё предстоит увидеть.
Мечта, кояя пока так и не сбылась, но была нужна, как глоток свежего воздуха.
— Я в порядке... Спасибо... — немного хныча, вытираю капли воды.
Тревога исчезает, выражение лица девушки приобретает некое подобие улыбки.
— Наконец-то. А то я уже отчаялась. Думаю, нам не помешает проведать семейство скелетов. Что думаешь? Вроде бы, я слышала, не так давно кто-то пришёл в сознание.
Пожимаю плечами. Настрой не совсем подходит для визита. Делать нечего. Соглашаюсь. Мы поднимаемся с койки, а затем идём в другой корпус здания, где располагается Гастер.
Пора нанести визит самонадеянному учёному.
***
Скажите, как можно описать человека с обречённым выражением лица? Он пребывает в депрессии от слова "всегда"?
Когда мы вошли в комнату... Первым, что вонзилось прямо в центр души, был пронзительный взгляд Санса.
Изучающий, томный и долгий. Словно почте трансформации он познал не только тяжесть взрослой жизни, но и однажды пережил смерть. Хотя, по сути, так оно и было...
Он сверлил почему-то именно одну меня, как будто обвиняя во всём произошедшем.
Папирус же, сидящий на соседней кровати, спокойно помахал мне рукой в знак приветствия:
— Привет, Чара! С тобой всё в порядке?
Он даже попытался встать, но эта попытка завершилась неловкой паузой из-за слабости.
Я подсела к нему рядышком, обнимая в ответ.
Вот только... Больше всего сейчас вера в то, что даже после пережитых мучений я подарю первые объятия именно любимому. Теперь уже полноценному человеку?..
— Главное, чтобы вы с Сансом пришли в норму. Гастер хорошо о вас заботится? — наклонив слегка голову в бок, хихикнула светло.
Папирус сделал жест старшему брату, мол, а ты чего сидишь, как вкопанный?
— Брат, это же Чара! Ты чего-о?
Винг-Дингс, спустя несколько минут, опираясь на два костыля, приблизился к койке младшего.
Лицо его, покрытое пластырями вперемешку с немногими царапинами, страшно покраснело. Даже сквозь бинты на шее видны следы прилившей крови в сосуды.
Светло-серые зрачки расширились, когда я легонько потянула за рукав больничной рубахи. Щёки мгновенно стали ещё багровее, чем раньше. И что за реакция на свою девушку, а?
— Я... — голос оставался тем же. — Я же всё равно буду нравится тебе, Чара? Даже... В подобном обличье?
Вопрос поверг меня в дикое недопонимание.
— Что? Ну конечно! Спрашиваешь ещё! Приляг-ка лучше, дурачок!
Даже Синдилика не выдержала, засмеявшись. Лишь Гас молча стоял в сторонке.