Эпилог.
Шепот преследует Аён целый день, что к концу дня раздражение даже исчезает от привыкания. Косые взгляды, пальцы, указанные в её сторону, — а всё из-за «слишком простого вида». Без укладки, без макияжа, без идеально выглаженной формы.
Аён хочется закатить глаза, что она пару раз и делает, не сдерживаясь. В местном школьном блоге появляется пост почти сразу же, который становится широко осуждаемым. «Что случилось с идеальной Нам Аён?». Каждый счёл себя обязанным поделиться со своей мыслью.
Уроки заканчиваются. Учителя, стоит отметить, смотрят на неё с не меньшим любопытством, чем ученики. Словно Аён обязана отчитываться даже перед ними: почему вдруг сошла с пьедестала, зачем перестала поддерживать образ, который так устраивал всех вокруг.
Она спокойно складывает книги в сумку, будто не слышит перешёптываний. Её движения неторопливы, размеренные, и этим она только больше раздражает тех, кто ждал оправданий или объяснений.
— Ты что, решила стать как все? — раздаётся ядовитый голос Юры.
Аён поднимает взгляд. В её глазах — ровная холодная линия, без привычной мягкой улыбки. Несколько девочек, сидевших рядом, вытягивают шеи: все ждали спектакля, но вместо этого получают короткую, колкую тишину.
— Я не решила. Я всегда была как все, — спокойно произносит Аён. — Просто вы слишком долго верили в сказку.
Юра прикусывает губу, но не сдаётся:
— Ну, а мы-то думали, ты особенная. А оказалось... — она делает многозначительную паузу, скользя взглядом по Нам сверху вниз.
Аён медленно встаёт, поправляет ремешок сумки на плече и подходит ближе.
— Ты права. Я не особенная, — голос звучит спокойно, даже мягко, но от этого сильнее — потому что в нём нет ни грамма притворства. — Но знаешь, Юра, хуже всего — жить, постоянно доказывая что-то другим. Устала — попробуй сама. Может, поймёшь, почему я больше не хочу.
Класс будто выдыхает. Несколько человек отворачиваются, кто-то нервно смеётся, кто-то прячет телефон, уже записывая её слова. Но Аён всё равно.
Она выходит из класса, не спеша. Только когда Аён выходит за ворота школы, воздух кажется свежим. Люди по старой привычке оборачиваются, но теперь — не за «идеальной Нам Аён». Смотрят на неё, словно впервые видят живого человека, а не витринную куклу.
У Ён стоит оперевшись об ограждение, словно всегда был там, и ждёт её. Никаких «скрытых встреч», никаких осторожных шагов. Его присутствие само по себе уже вызов.
— Ты готова? — спрашивает он так, будто они условились заранее.
Аён останавливается, смотрит на него — и замечает, как за её спиной всё стихает. Несколько десятков глаз устремлены на них. Юра выходит следом, лицо её искажено злостью и непониманием. Сону и Джуен переглядываются, у них почти одинаковое выражение: смесь шока и злорадного ожидания.
Аён вдруг ловит себя на том, что не боится. Что в груди — тёплая, спокойная уверенность. И именно поэтому она делает шаг вперёд, к нему.
— Готова, — отвечает она тихо, но отчётливо.
У Ён на секунду приподнимает брови, будто и сам не ожидал, что всё произойдёт так открыто. Но в следующее мгновение его губы изгибаются в характерной ухмылке. Он протягивает руку — и Аён берёт её, не отводя взгляда от тех, кто наблюдает.
Шепот взрывается где-то за спиной, но Аён уже не слушает. Для неё остаётся только его ладонь, крепко держащая её пальцы.
И вдруг, у последнего поворота, когда они почти скрываются от зорких глаз толпы , она останавливается. Разворачивается к У Ёну, прикусывая губу. Сердце бьётся быстро, но в этот момент Аён не сомневается.
— Подожди, — произносит она. Голос выдает небольшую тревогу.
У Ён чуть наклоняет голову. И прежде чем он успевает что-то спросить, Аён сама тянется к нему и касается его губ. Лёгко, едва заметно, но достаточно, чтобы разом стихли все голоса.
Это не игра. Не притворство. И впервые — это выбор, сделанный ею самой.
Аён отстраняется, но не прячет лица, не краснеет и не смеётся. Просто держит его за руку и идёт дальше, оставляя за спиной ошеломлённые взгляды.
Ён Бин, стоявший чуть поодаль, расплывается в довольной улыбке и поднимает большой палец. Юра молчит, впервые не находя слов. Сону и Джуен переглядываются, как будто мир в их головах перевернулся.
Аён же не оглядывается. Теперь ей не нужно никому ничего объяснять.
Теперь она — по-настоящему собой.