3 часть
Джи Ву, пробравшись через лабиринт, наконец, добралась до финальной комнаты. Воздух в ней был спертый, густой от запаха крови и чего-то ещё, сладкого и одновременно тошнотворного. В центре комнаты, освещённой единственным, мерцающим фонарём, стояла Джун Хи. На её руках, укутанный в какую-то мастерку, лежал новорожденный ребёнок. Его крохотные кулачки сжимались, а губы шевелились во сне. Картина была настолько нелепой и жуткой одновременно, что Джи Ву на мгновение застыла, словно окаменев.
Рядом с Джун Хи, склонившись над телом, стояла старушка под номером 149. Ее лицо было искажено гримасой боли и отчаяния. А на полу, в луже собственной крови, лежала женщина с номером 120. Её глаза были широко раскрыты, полные ужаса. Джи Ву распознала в ней одну из участниц синей команды.
Воздух в комнате словно застыл. Джи Ву почувствовала, как холодеют её пальцы.
В этой ситуации всё изменилось. Месть, которая казалась таким важным несколько минут назад, ушла на второй план. Перед Джи Ву стоял выбор: убить их всех, оставив ребёнка на произвол судьбы, или же... Она не знала, что ей делать. Её взгляд скользнул по лицу 149, затем упал на маленького ребёнка. Невероятное чувство, что-то вроде жалости, пронзило её. Она не могла. Она не могла убить их. Но что она могла сделать?
— Я не трону вас, — тихо произнесла Джи Ву, голос её звучал хрипловато, словно от долгого молчания. Она вышла из комнаты, оставив позади ужасающую сцену — новорожденного ребенка, его мать и труп. Вид крови, запах смерти, крики – все это осталось позади, но не в памяти. Эта картина, однако, поменяла её. Месть теперь казалась чем-то мелким, незначительным на фоне того, что она только что увидела. Снова началась охота, но уже другая. Она шла дальше, пробираясь через лабиринт, но теперь её взгляд искал жертву. Она искала не надежду, а месть. И в этой новой игре, где ставки стали гораздо выше, чем жизнь или смерть.
Нашедши ещё одного синего, Джи Ву действовала механически. Движения были точными, быстрыми, лишёнными прежней ярости. Она убила его так же бесстрастно, как и Нам Гю, но в этом уже не было удовлетворения, только пустота. После того, как всё закончилось, она просто опустилась на пол, спиной к безжизненному телу. Руки безвольно лежали на коленях. Слезы, которые она сдерживала так долго, наконец, прорвались. Они текли по её щекам, оставляя соленые дорожки на грязном полу.
Это был не плач от горя, не крик отчаяния, а скорее тихий, горький стон, освобождение от тяжести, накопленной за долгие часы игры, от ужаса увиденного и совершенного. В этих слезах были и сожаление о погибшем, и отчаяние от безысходности ситуации, и глубокое, всепоглощающее одиночество. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони, оставляя на коже грязные, кровавые разводы.
Казалось, вместе со слезами она пыталась стереть с себя и весь этот ужас, и воспоминания о смерти, и тяжесть вины, и непонимание того, что происходит. Но слезы текли снова. И она снова вытирала их, понимая, что отмыть руки от крови, как и душу от греха, будет невероятно трудно.
Джи Ву, обессиленная и опустошенная, медленно приближалась к общей комнате. Она шла не уверенно, а словно призрак, скользя по стенам, избегая лишних звуков. Её одежда была изорвана, лицо испачкано кровью и грязью, волосы растрепаны.