Глава 17
Происходит настоящий цирк с конями, а я в центре арены.
Синч потащился в медпункт и заставил меня обрабатывать его лицо. Это не шутка. Он так и сказал:
— Твой первый приказ в моем отряде: позаботься о капитане, малышка.
Меня чуть не вырвало.
Я стиснула зубы и вытирала кровь: она ощущалась противно, как и любое прикосновение. Подумала о том, что с Рейджем такой мысли не возникало: когда ему бровь обрабатывала, то о брезгливости речи не шло. Но в больший шок меня повергло другое: кольцо на пальце.
Обручальное.
Не обращала внимания раньше: мне незачем на руки лысого глядеть. Однако, заметив, все же покосилась в смешанных чувствах, пока лепила пластыри. Синч фыркнул:
— Что?
Ну действительно: что такого, да?
— Вы женаты?
С ним церемониться не собираюсь, да и он запрета на вопросы, как Рейдж, не ставил. Урод закатил глаза, учуяв мое осуждение.
— Все мужчины изменяют, Ривер. Если не понимаешь, что это сохраняет брак, то ты слишком тупа.
Интересно, изменяет ли она тебе в ответ, Сука? Надеюсь, что да. Кто вообще та несчастная, которая согласилась с ним под венец встать? Она тоже без волос? Тоже неадекватная? Ладно. Не мое дело...
Рейдж тоже так делает? Поэтому перчатки носит? Я ведь уже раздумывала прежде. У него кто-то есть? Поэтому прогоняет, как только сближаемся? Вину испытывает? Его избранница... какая она? Разве любит он ее, если со мной засыпает в обнимку? Я ничего о нем не знаю, и это начинает крайне утомлять. Азарт спадает. На смену ему приходит измотанность.
Рейдж был в своем репертуаре: угадай что выкину. Я бегала на дорожке в спортзале, под надзором Синча, когда увидела мужчину: он молча зашел и сел на скамью у зеркал, вытянув ноги. На меня не смотрел, хотя, очевидно, находился рядом ради защиты.
— Чего тебе? — огрызнулся лысый, недовольный присутствием.
Капитан не ответил: тупился в пол, кошмарно напряженный. Так продолжалось до середины дня: он слонялся за нами, как привидение. Куда моя нога — туда его нога. Синч злился, но не прогонял: не имеет права. Он тренировал меня не так, как тренирует Рейдж: более мягко. Скорее проверял на что способна: всего час. А потом увел на собрание, касательно миссии. Туда же пришел и мой капитан. Он без спроса взял за руку и уверенно повел за собой, на задний ряд столов. Отодвинул стул, безмолвно приказывая сесть, и я поддалась. Почему? Потому что вокруг были эти гребаные отполированные бошки, которые ухмылялись и раздевали взглядом. Сидеть с одним из них — не то, что я предпочту. Да и хватит, пожалуй, драк.
Единственное, что я сказала мужчине, перед началом разбора миссии:
— Что произошло у О'Коннора?
Он опять предпочел избегать: одарил молчанием. Что-то было не так. Я имею в виду совсем не так. Рейдж находился в какой-то запертой темной комнате, и ему было сложно — я ощущала душой. Это подтвердилось спустя два часа, когда доклад Синча закончился. Все встали и скоро покинули комнату, но капитан меня задержал — сжал руку под столом. Я осталась, чувствуя покалывания от теплоты его прикосновения, и получила крайне тихое:
— Ты точно не хочешь посмотреть «Сумерки»?
Его большой палец гладил тыльную сторону моей ладони, а усталые глаза были устремлены в поверхность стола. От этой картины защемило сердце: то, как он уже напрямую просил побыть вместе. Я ума не приложу, какой разговор состоялся между ним и полковником, но знаю главное — беседа эта сказалась на Рейдже ужасно. Однако я не спасательный круг, и я не девочка на побегушках. Это обижает. Он воспринимает меня доступной игрушкой-антистрессом: я нужна исключительно тогда, когда на душе плохо. Сжать, помять, переключить внимание — а потом выкинуть за ненадобностью.
Я не ожидаю, что в какую-то ночь он придет ко мне со словами рьяного раскаяния. Я не ожидаю, что он изменится и станет милым — этому не бывать. Но я ожидаю, что он прекратит мной пользоваться и поумерит грубость. Пожалуй, единственное, что нам все же светит — ровные отношения между капитаном и членом отряда. Я бы могла втянуться, пойти за ним в дом, но я слишком разочарована. Мне больше не хочется надеяться на что-то, выискивать теплоту в хмуром взгляде, тешиться мимолетной нежностью. Он отнял мое к нему уважение.
«С чего ты взяла?», «Я таких как ты сотни раз встречал», «Ничтожная».
Что, выкинуть это из головы? Как удобно: плюнуть в душу. Не ему ведь оттирать.
Поэтому я просто встала без какого-либо ответа, и Рейдж сглотнул, отпустив мою руку. В конце-то концов было совсем не до него: я о миссии переживала. Прокручивала нехитрый план на миллионы раз, пока лежала в комнате.
Капитан, услышав ход действий, немного расслабился: потому что задание неопасное. Вот, в чем суть: наши хакеры вычислили других хакеров. Они передали зацепку полиции и запросили разрешение на «устранение» преступников. Органы власти кивнули. Поэтому мы поедем в район гетто, где, в одном из зданий, спрятаны дорогущие сервера и, соответственно, люди, которые ими управляют. Их деятельность — сборная солянка. Там и распространение детской порнографии, и создание сайтов для продажи органов, и взломы, и сбор засекреченной информации — все-все-все-все-все. Выполнять будем вечером, отряд насчитывает пятнадцать человек. Те хакеры, конечно, вооружены, но они не Верессеканцы, не арабы. Белые. От этого легче: вероятно, потому что речь наша, и потому что в них меньше отбитости.
Мне не нужно штурмовать дом, моя задача — стоять вместе с двумя лысыми амбалами и контролировать выходы, чтобы никто не сбежал. Однако все равно тревожно. Потому что это означает только одно: Синч меня взял для чего-то другого, раз отдал такой бесполезный приказ. Я ему там не нужна в качестве солдата. Я нужна по иной причине. И думать об этой причине мне страшно.
Но сегодня, в день операции, все, что мне остается — выдохнуть и разбираться по ходу событий. Время пять утра. Я тихо умываюсь, дабы не разбудить ребят: они, к слову, в шок пришли, когда я им рассказала про текущую ситуацию. Джастин даже вскрикнул:
— Ривер, ну у тебя что ни час, то приключение!
Полностью с ним согласна.
Дорога до места высадки недолгая: три с половиной часа. Мы переоденемся в штаб.квартире, возьмем нужное и пойдем исполнять долг. Нас повезут два микроавтобуса, и я планирую сесть на последний рад. Попытаюсь не контактировать, пока напрямую не обращаются. Мне с этими полудурками говорить не о чем. Господи, лишь бы и они имели похожие мысли.
Я надеваю черную кофточку и синие джинсы. Кроссовки так и не отдала, но это вопрос времени. Поэтому натягиваю старые кеды. По-тихому открываю дверь и ступаю за порог: тут же вздрагиваю. Рейдж собственной персоной. Стоит у стены, облокотившись об нее предплечьем и... держит купленную куртку, которую я в него швырнула. У меня почти отвисает челюсть от неожиданности, но я не показываю этого: спокойно прикрываю дверь и также спокойно поворачиваюсь к капитану, задирая голову. Сколько он тут находится? Проснулся или не спал, чтобы проводить? Самый странный мятный мужчина из всех, кого я когда-либо знала.
Он осматривает мой внешний вид и сводит брови, не замечая подаренных кроссовок. На нем появляется выражение по типу: «Ну ты ведь не могла быть менее вредной».
— Вернись и переобуйся, — негромко хрипит в командной форме.
— А я считала, что переобуваться — Ваше хобби, — бесконтрольно отвечает мой глупый рот.
Черт возьми.
Это когда-то кончится? Есть ли предел у моего идиотизма? Брови Рейджа чуть вздымаются, а зеленые глаза, в которых отражается рассвет с окна позади, веселеют. Ему так нравится изучать, как я дебильно краснею в такие мгновения, что злюсь с новой силой. Капитану полегчало от того, что я продолжаю на него реагировать. Моя ошибка. Не повторится. Правда ведь не повторится, да?...
— Я сделаю вид, что не услышал твоего хамства, Ривер, — щелкает языком с укором, — Меняй обувь. Это приказ.
Я напрягаюсь и зачесываю распущенные локоны за уши, нервно исполняя веленное. Через пятнадцать секунд снова стою перед ним, сгорая от недовольства в груди. Хотя мне даже повезло: он не стал душить от полученной дерзости. Наверное, это потому, что его устроит уже любая эмоция, кроме безразличия.
Он без разглагольствований протягивает куртку. Прожигает взглядом. Тоже не просьба. Очередная команда. Я стискиваю зубы и перенимаю вещь, накидывая ее на плечи. Но Рейджа не устраивает — а когда его вообще что-либо устраивало?
— Там холодно, — выдыхает, похоже, поджав губы, — Не зли меня, Рив.
Это я то злю?!
Мужчина делает шаг и оказывается впритык, снимая куртку с плеч и ожидая, когда я продену руки в рукава. Он терпелив, но я рискну проверять насколько. К тому же опаздывать нельзя: сбор через десять минут. Поэтому повинуюсь, и он поправляет воротник, кивая с неким поощрением, что бесит. Одежда Рейджа тоже гражданская: черные джинсы свободные, худи графитовое, темный бомбер. Я бы спросила куда он намылился, но ведь не получу ответа — как обычно...
Дыхательные пути сворачиваются, когда он вдруг тянет меня к себе за края расстегнутой куртки. Мое обмякшее тело стукается об его твердое тело, и я растеряно хлопаю ресницами, мельтеша взглядом, пока не встречаюсь с зеленым пигментом, где бьется уйма чувств.
Что за...
— Ты не представляешь, как я раздражен, Ривер, — произносит шепотом, с давлением, прижимая к себе вплотную, накрывая массивом мышц, — Но не тобой. Я раздражен тем, что мне не плевать. Раздражен тем, какую хрень вытворяю и сочиняю ради твоей гребаной безопасности.
Моя шея вот-вот надломится от того, как сильно я запрокидываю затылок, поддерживая с ним зрительный контакт. Горло моментально пересохло, и единственное, что я ощущаю — запах мяты и бешеную циркуляцию крови от перенапряжения. Мне удается разжать свои губы непоколебимо, сохранить маску не заинтересованности.
— И что же вы сочинили, капитан?
Он переводит взгляд ниже, скользя по моим губам, и, кажется, смыкает челюсть. Осознание стремительно заполоняет пространство: я упираюсь в его мощную грудь, чуть впиваясь ногтями. Не уверена: плохо ли ему от этого или очень хорошо. Сразу убираю ладони, впопыхах, однако Рейдж ловит одну из них и отпускает меня, суя руку в карман. Коленные чашки едва работают: он оказывает на меня какой-то неадекватный эффект. Но, замечая предмет, я буквально хочу рассмеяться.
— Держи его при себе, Ривер. Всегда, — четко наставляет, вкладывая в мою открытую ладонь небольшой черный нож.
И это все? Он прикалывается? В этом его задумка? А такие речи кидал! «Я раздражен тем, что вытворяю и сочиняю». Ну мамин хулиган! Опасный мальчик. Это же так безбашенно: носить нож для самозащиты! Настоящая оторва.
Я смотрю на него с абсурдом и пустотой, а затем на нож. Рейдж гневается больше, беря меня за щеку вразумительным, не грубым прикосновением, что, между прочим, довольно приятно и пускает мурашки внизу живота...
— Ривер, — чуткий голос вводит в определенный транс, — Ты будешь держать его с собой двадцать четыре на семь. Ты будешь с ним спать, если спать планируешь. Ты меня поняла?
Я кусаю губу, но...
— Прекрати, твою мать, так делать, это мешает и отвлекает, — рычит он, бегло оттягивая большим пальцем мой подбородок, отчего рот насильственно приоткрывается.
Мои нейроны сумасшедше включаются и выключаются, отказываясь анализировать, вымаливая меня молчать и поддаваться — полный позор. Рейдж тяжело выдыхает и секундно морщится, прежде чем сурово повторить:
— Я учил тебя рукопашному бою с ножом. Если тебя кто-то захочет обидеть — воспользуйся им правильно. Неважно куда ты куда ты тащишь свой чертов зад: нож должен быть с тобой. Ясно?
Господи, у меня сейчас отнимутся конечности от этого пыла. Его слоги отстукивают от моих внутренностей хаотичными скачками. Это как обычно тот миг, в который я ни за что не пойму Рейджа: не разгадаю, о чем он думает, мечась между моими губами и глазами бесцельными мазками. Если бы кто-то провел кистью те невидимые линии, которые он наметил взором, то мое лицо было бы испачкано прямыми линиями красной краски. Сейчас я благодарна, что его губы закрыты: не дай бог пялилась бы на них, пародируя капитана. Глотаю с затруднением и бормочу:
— Поняла... да. Везде с собой носить. Обещаю.
Он выдыхает и вмиг отходит от меня, потирая веки. Чужой жар испаряется, и что-то в сердце ноет, упрашивая получить еще капельку. Рейдж вновь меня растворил, превратив в бесхребетную лужу. Я выпрямляю плечи и часто моргаю, засовывая металлический предмет в карман куртки. Увесистый. Шершавый — для уверенный хватки. Явно дорогой.
— Иди. Внимательной будь. Не смей затупить, стреляй на поражение. Обратно вернись.
Спасибо, Рейдж.
Теперь мне действительно страшнее в разы. И я действительно отупела, хоть ты того и не хотел.
***
Рейдж.
Она зевнула.
Черт возьми, эта идиотка зевает перед заданием.
Я наклоняюсь, упираясь лбом в руль, и жмурюсь. В наушнике доносится новое:
— Ласточка, птичка наша, принеси водички, — зовет Синч.
Меня трясет. Птичка — ладно. Но Ласточка — мое. Только мое. И только моя. Да, раздражает, да, ненавижу, да, она невыносимая, но Ривер моя. Ривер со мной. И, раз она согласилась быть в отряде ублюдков, то я тоже здесь. Сижу у квартирного дома, в авто. Полночи возился с прослушкой: думал, куда прицепить. Выбрал нож. Раскрутил ручку, где есть «тайный» отсек для рицина — таблетки, которая убьет тебя сразу. Мне выдали это оружие, когда я только поступил на базу. На случай, если попаду в плен. Нужно сразу глотать, не доводить до пыток, под которыми ты всю секретную информацию изложишь. Хорошо служил одиночкой или повезло — но это не пригодилось.
Я вынул ампулу, прицепил проводки и отдал девушке. Не дай бог она его забудет где-нибудь, благодаря чему я за безопасностью проследить не смогу. Собственноручно убью. Достала.
— Держите, — произносит голос, который неустанно заседает в сердце.
Она принесла воду: по тяжелому вздоху было ясно, как ей это не нравится. Хоть в чем-то мы совпадаем. Я аналогично в ярости. Кто он такой, чтобы ему эта девушка стакан подносила? Ривер молодец, что не спорит конкретной сейчас — так рассуждает здравая часть меня. А вторая часть говорит ворваться в квартиру и выбить Синчу зубы, а ее, маленькую, забрать и накормить мармеладом. Не для нее это все. Военная история — не про Ривер Акосту. Какая же она глупая. Вечно отрицает.
Кажется, мне нужен перекур.
Выхожу из Доджа, захватив пачку сигарет с ментолом. Сейчас день, так что это будет проблемно, но долгое отсутствие никотина подламывает и уламывает. Я кручу коробку в пальцах, заходя в темный уличный коридор между зданий, и снимаю балаклаву. Засовываю ее в карман и натягиваю капюшон пониже, смотря в грязный асфальт. Людей нет, но даже если и будут, то поскорее мимо пробегут — перепугаются. Меня это устраивает. Всегда устраивало. Так легче.
Табак трещит, создавая облака дыма, что тоже помогает скрыться. Ривер спрашивала меня о том, красивый ли я под маской. Придурошная. Что я, черт возьми, должен быть ответить? Да и я, сука, не знаю. Может красивый. Может нет. Не в курсе. Если бы она дала оценку, то я бы запомнил и знал. Но она не даст, потому что я не позволю ей посмотреть.
— Ненавижу тебя, Рейдж, — шепот вдруг разносится в ухе.
Это заставляет закатить глаза. Отлично: Ривер разговаривает сама с собой. Потрясающая новость. Стоит ли отправить ее к психиатру?
И все же... она обо мне думает. Прямо сейчас думает. Угрызения совести вновь жрут. Те слова, которые я ей бросил... От самого себя тошно. Я не могу сказать, что был когда-то мудаком. Нет, дело не в том, что я относился к другим девушкам с добром. Я к ним просто никак не относился. Встречи на час, разовые, по существу. И тут Ривер, с которой все отличается. Я нихрена не понимаю как это делается. Боже, да я даже не понимаю что такое «это». То самое, меж ребер, где все вертит и жмет от красивых серых глаз. Мое единственное объяснение — ненависть. И я не знаю, почему мне хочется продолжать ее ненавидеть. Хочется, чтобы эта смесь в груди не иссякала.
Я уже встречался с ненавистью несколько раз. Например, я ненавижу бесконечность. Но ненависть к Ривер из иного разряда. Тоже больно, но при этом хорошо, но потом снова больно...
Я не знаю.
Чем я вообще тут занимаюсь? Сторожу ее, как пес? Мне это на кой хрен надо? За Кастором бы так не поехал. Она такой же член отряда. Нет, хуже. Кастор — опытный боец. Ривер — новобранка. Поэтому я и пекусь, так? Потому что взял за нее ответственность, потому что назвал себя ее капитаном. Исключительно поэтому.
— Эй, Ривер, а ты слышала, почему Рейдж балаклаву носит? — усмехается один из подонков Синча.
Я медленно вкатываю нижнюю губу в зубы, после затяжки. Веки непроизвольно опускаются в усталости. Этого не хватало: слушать, как Ривер в такой болтовне участвовать станет. Почему-то снова больно.
— Не слышала, но это не ваше дело, — стойко отвечает, и я расширяю глаза, напрягая органы слуха, боясь не разобрать.
— Разве? Тебе неинтересно? — хмыкает урод.
— Это не ваше дело, и не мое дело. Я не буду обсуждать с вами капитана Рейджа.
Я опять это чувствую. Ненависть. Только она почему-то окрыляет и учащает пульс. Прекрасная ненависть. Неожиданно. Казалось, что Ривер, с учетом ее любопытного носа, все кости мне за спиной перемыла. А это совсем не так... я ненавижу сильнее и сильнее, с каждым днем, с каждым ее взглядом.
— Братва, пять минут готовности и выдвигаемся, — свистит Синч.
Я тушу бычок об стену, швыряю его в лужу и натягиваю маску, прежде чем переместиться в Додж. Ривер, похоже, засунула нож за брюки, благодаря чему рукоять прижимается к животу. И он слабо урчит. Она голодная? Твою мать, она голодная. Кто ее там покормил? Да никто, разумеется. Сама не пошла на кухню, чтобы с утырками не пересекаться лишний раз. У нее итак в чем душа держится, не дай бог в обморок свалится, прямо на миссии. Впервые за тринадцать лет волнуюсь о ком-то. Ощущаю себя какой-то рыбой: зацепился за крючок, которым Ривер крутит, как ей угодно.
Вдалеке показываются два фургона: они встают вплотную к подъезду. Все быстро выходят на улицу и залазят внутрь. Ривер поспевает следом, и я морщусь, когда рука Синча подгоняет ее за талию. Почему мне тяжело от того, что ее кто-то трогает? Кто-то помимо меня? У этого кома в горле есть название?
Серебристые машины отъезжают со скоростью света, и я, немного погодя, еду за ними. Наушник барахлит, когда сворачиваю в объезд. Мне известно местоположение, в которое они прибудут. Я приеду туда раньше, встану также поодаль и снова займу позицию наблюдателя. У меня с собой аптечка и пистолет. Я кошмарно молюсь на то, что это не понадобится. Ночью пересматривал лекции о том, как латать огнестрельные ранения или открытые переломы. Я знаю инструкцию наизусть, сам ее рассказываю, но... нет, это не объяснить. Странное дерьмо. Вся голова забита Ривер Акостой, за исключением кошмаров и их последствий.
Со мной на миссиях ей безопасно. Я прикрою, проконтролирую, позабочусь: она пострадает только если намерено ноги себе решит свихнуть. С Синчем не так. Она там одна. И мне от этого... мне страшно. Я терял, и я хорошо знаком с утратой. Эта несносная женщина не войдет в список мертвых. И меня раздражает, как она порой отчаянно туда стремится.
Спустя сорок минут торможу в районе гетто — округа представляет собой улицу с тесно посаженными, старыми домами. Закатное солнце слепит, поэтому опускаю козырек. Нервно трясу ногой, глуша двигатель. В наушнике снова появляется членораздельная речь, когда фургоны мелькают на горизонте. Много разговоров, что отличается от моего отряда: мы перед заданием собраны. А эти раздолбаи хохочут, пока Ривер молчит, очевидно на стрессе. Я хочу ее к себе прижать крепко. Ненавижу.
Себя в первую очередь. Она не разрешит сближаться. Я все запорол. Но так правильно: для нас двоих. Так будет лучше — я постоянно себе повторяю. Но пока восторг не возникает. Лишь громкий скрежет. Я бы был Эспеном, а не Рейджем, если бы имел возможность. Но раны не заживают. Я не вынесу новых. Мне со старыми то не справиться. Ночью вскочил от кошмара — стабильность. И все же кое-что отличалось. Я имя ее проронил. Имя Ривер. В бреду звал...
Мотаю головой. Неважно. Все это неважно.
К счастью, на улицу дебилы выходят в нормальном состоянии: без хихиканья. Работают строго по пунктам, а я неотрывно смотрю за девушкой, чье тело сосредоточенно, а лицо растеряно.
Господи, она такая красивая. Господи, блять.
Два передних локона из хвоста ласкают лицо, которое хотел бы, в самых потайных мечтах, ласкать я. Но не заслужил. И не заслужу — пытаться не буду. Ее будущему парню конкретно повезет...
Не надо думать о том, что сводит тебя с ума.
Я закусываю губу до мяса, отвлекая себя на физическую боль. Алая жидкость обдает рецепторы железным вкусом. Кровь. Постоянная кровь, регулярно. Это помогает. Я стараюсь верить, что помогает, потому что мне нужен хоть какой-то выход.
Один солдат подсаживает второго, который перелазит через забор и открывает ворота для всех. Слажено заходят и бегут на второй этаж из двух этажей, по уличной лестницей. Я могу видеть, так как забор не настолько высок. Встают по несколько человек к дверям и скоординировано выламывают. Ривер не вижу, так как она маленькая, но слышу — стоит, где сказано, притихла, даже дышать боится. Вот, в чем наша разница: для нее происходящее — это долгий мучительный процесс. Для меня — это пара минут, обычное занятие, не вызывающее никаких эмоций. Я уверен, что для девушки прошла целая вечность в ожидании того, когда операция завершится. С моей точки зрения это было такое же время, как и сходить в магазин.
Ривер не стреляла, не случилось инцидентов. Никто не выбегал, почти все сдались без сопротивления — только одного пришлось положить. Они справились быстро, чего и следовало ожидать, но Ривер, выходя оттуда, садясь в фургон, выглядела измотанным зверьком, который бы свернулся в клубочек, если бы не запрещалось. У меня от этого сердце гудит.
— Переодеваемся и гулять, да?! — хохочет Синч, когда отъезжают.
Вот, почему я здесь в большей мере. Он ведет своих выродков в бар или клуб после каждой миссии. Несложно догадаться, что они попытаются сделать, когда напьются. Мне не сдалась новая воспитательная беседа от полковника, поэтому я подловлю нужный момент, когда смогу смешаться с толпой, и выдерну Ривер оттуда. Сам ее обидел и довел, поэтому сам расхлебываю. Идиот. Всего этого бы не было, не веди я себя как скотина.
— Что это значит? — шатко уточняет девушка.
— Едем отдыхать, крошка, — ухмыляется Синч, — В бар. Переодевайся в гражданку. Это приказ.
Сука.
— Я не буду переодеваться сейчас, — твердо отзывается девушка.
Умница. Какая же умница. Я сжимаю руль и зубы, готовясь обогнать фургон, перекрыть дорогу и расхреначить морды всем, кто посмеет ее заставлять, однако Синч туманно отвечает:
— Ладно. Не показывай зубки, у нас сегодня веселье. Переоденешься, когда мы выйдем.
Я не верю в его расположение: и правильно делаю. Через полчаса, нажимая на педаль тормоза, я вижу, как они на самом деле выходят из машины. Считаю каждую лысую голову: никто не остался внутри. Ривер одна. Она выползает спустя пару минут, кутаясь в куртку, пребывая в смятении, и неохотно следует за уродами, внутрь заведения. Это большой бар, где много народу. В наушнике раздаются шаги: она вязала нож с собой, и только за это я желаю расцеловать ее щеки с похвалой. Устройство хорошее, так что мне удается различать приближенные к Ривер голоса от голосов отдаленных. Суета вокруг не сбивает.
— Садись ко мне, поближе.
— Нет...
— Ривер, сядь, не делай из мухи слона, — настаивает Синч и крушит меня последующим, — Вот так, крошка, молодец.
Она села. Села к нему. Я просто прикрываю глаза и откидываюсь на спинку, пытаясь не визуализировать этот кошмар, пытаясь послать какие-то гребаные волны поддержки — я, сука, не знаю! Это убивает: быть бессильным, когда дело касается той, кого ты так ненавидишь.
Тем не менее они сохраняют оставшееся приличие на полчаса. Шутят помойные анекдоты — Джастин тоже анекдотов фанат, но они у него приятные, хоть и совсем несмешные. Общаются, дохрена пьют. Ривер отказывается: усердно. Но по итогу все идет по тому сценарию, который я и предполагал: в нее заливают насильно.
— Ты выпьешь весь бокал, если не хочешь проблем. Сидишь за столом с капитаном и проявляешь неуважение. Ты мне ноги целовать должна за то, что тебе разрешили тут быть. Поняла меня? — шипел ублюдок, наклонившись к девушке ближе.
В эту секунду я подумал не о том, как засуну эти его ноги в задницу. Я подумал о том, что он на нее наседает, и ей некомфортно. Я ведь тоже наседаю часто. Тоже причиняю ей вред. От того, что мы с Синчем ровня, стало омерзительно. Но, если быть откровенным, я намного хуже него. Он не совершал то, что совершал я. Ривер думает, что сидит с монстром, но на самом деле настоящий монстр ждёт ее в Додже.
Она выпивает по принуждению, а через минут пять дает мне тот искомый шанс:
— Мне нужно в туалет. Я вернусь...
— Куртку оставь. А то сбежать надумаешь, — командует Синч.
Она мнется и мямлит: потому что мой нож лежит именно там. Но ублюдок гнет свою линию:
— Оставь. В чем проблема? Или реально удумала свалить?
Я слышу шуршание и выхожу из авто. На нож наплевать: он больше не нужен. Ривер справилась, проносила его с собой так долго, как получилось. Куртку новую ей куплю: да хоть десять. После того, как заберу и увезу ее на безопасное расстояние. Отмучилась, хватит.
— Она скоро подействует? — шепот заставляет нахмуриться.
Я пробираясь через толпу на улице, опустив голову, проклиная желтый свет вывесок. Мне нужен задний вход.
— Кто? — удивленно спрашивает один из солдатов.
— Виагра, — поясняет, и меня моментально застилает пелена тревоги и гнева, — Синч подмешал в напиток Ривер лошадиную дозу. Обещал, что после того, как сам натянет, нам даст. Подействует... уже должна, наверное...
Мои жилы заполняются кипятком ярости. Беспокойством. Я шагаю быстрее, не заботясь о том, что толкаю людей в подворотне, и наконец обхожу кирпичное здание, встречаясь с черной дверью. Она открыта, но даже если бы не была, я бы попросту взломал отмычкой за две секунды, пользуясь наработанными навыками. Запах пойла, узкий коридор, помещения для сотрудников и, наконец, табличка женского туалета на желтоватой двери. Собираюсь войти, но меня дергают за плечо: мужик с бородой, здоровенный охранник.
— Вам сюда нельзя...
Никто его не просил мне мешать.
Я вздыхаю и сжимаю губы, бегло оглядываясь, проверяя наличие посторонних глаз — никого. Обхватываю шею и ударяю виском об стену: мужик тут же теряет сознание, хотя успел побороться, панически. Его тело валится на пол с грохотом, и я молниеносно захожу в комнату, рыская взглядом из стороны в сторону. Женщины ахают и визжат: у зеркала себя в порядок приводили. Этот ультразвук режет уши, вровень хохоту в наушнике, но я наконец могу снять его, так как замечаю знакомые кроссовки в пространстве между полом и разрисованной дверью кабинки.
— Ривер, это я, открой, живо, — тороплю, стуча костяшками.
Она ошарашена, но беспрекословно исполняет, пусть и с короткой заминкой. Тогда я сталкиваюсь с этой картиной: раскрасневшиеся щеки, частое дыхание, слезливые глаза и жалобный голос.
— Рейдж... Как ты...
Я сдавленно матерюсь и вытаскиваю ее, поднимая на руки, тут же чувствуя девичью дрожь, страх и благодарность. Ее ладошки обхватываю мою шею в нужде, в поиске защиты — и я точно знаю, что этой ночью отдам по-максимуму. Что угодно, лишь бы утешить.
— Нам надо уходить, Рив.