Глава 22.
TEODORO
После очередной встречи с боссами, я возвращаюсь домой, забираю единственную, не желающую спать личность, из всех троих — Селесту Инессу, и еду кататься по городу, в надежде усмирить ее пылкий характер. Держа протезом руль, я щекочу животик дочери, пока она с интересом наблюдает за ароматизатором, что вертится на зеркале заднего вида. Сейчас она не кричит, как делала это дома, вынуждая Нерезу нервничать, а лишь улыбается своей беззубой улыбкой, и машет крошечными ручками.
Я веду машину по вечерним улицам Нью-Йорка, наблюдая, как неоновый свет отражается в мокром асфальте. Город никогда не спит, но для меня он сейчас спокоен – ровный гул двигателя, тихие звуки радио, дыхание Селесты на пассажирском сиденье. Она наконец успокоилась. Моя дочь меньше своих братьев. Худенькая, изящная, почти невесомая, как птица. Но главное – глаза. Единственная из детей, кто унаследовал серый цвет глаз своего отца. Это делает её особенной, по крайней мере для меня.
Я вывожу машину на более широкую улицу, ловлю своё отражение в боковом зеркале. Нужно держать себя в руках. Последние дни выдались напряжёнными. Телефон вибрирует в кармане. Я включаю громкую связь.
— Тео, — голос Кассио спокоен, но я слышу напряжение. — Один из мексиканцев у нас.
Я молчу, жду подробностей.
— Это племянник Нестора Кастро, — продолжает он. — Думаю, мы можем выудить у него информацию.
Чёрт. Это может быть полезно.
— Скоро буду, — отвечаю я.
Мы сейчас неподалёку от дома Мартино. Я знаю, что смогу доверить ему приглядеть за Селестой. Он не станет задавать вопросов, просто сделает, что нужно. Звоню ему, но он не берет.
Я бросаю взгляд в кресло рядом. Дочь прижимается щекой к подушке, её дыхание ровное.
— Всё будет хорошо, малышка, — шепчу я и прибавляю скорость.
Взяв Инессу и ее маленькую сумочку, предназначенную для прогулок, выхожу из машины, и поднимаюсь к квартире Мартино. Он купил хорошее жилье, как только женился на Фарье, и посвятил ей и детям все свое свободное время. Он хороший семьянин и заботливый муж, особенно после того, как потерял первую жену во время родов Минервы.
Стучу в дверь, и через пару секунд она распахивается. Фарья показывается в дверном проеме в лёгкой пижаме и с полотенцем в руках. Ее карие глаза изучают мое лицо, а затем она удивлённо вскидывает брови.
—Как я давно... Давно тебя не видела, — Фарья улыбается, и с интересом смотрит на малышку в моих руках.
Мы действительно не виделись очень давно.
—Ты прекрасно выглядишь, — оглядываю девушку, вспоминая ее веселые похождения с Инессой. —Мартино дома?
Она отрицательно мотает головой и отходит.
—Проходи, я угощу тебя чаем.
—Нет, мне нужен Мартино, я не могу дозвониться до него.
—Какие-то проблемы? — нахмурившись, произносит Фарья.
Я жму плечами, а затем поправляю одеяльце у малышки.
—Я пообещал Нерезе провести время с Селестой, но возникли срочные дела. Я подумал, что Мартино мог бы помочь мне.
Фарья тепло улыбается, и протягивает руки к Инессе. Касается ее щёчки, щелкает ее по носу.
—Я могу присмотреть за ней, если ты не против. Она у вас невероятная красотка.
—Мамочка? — светловолосая девочка тормозит на повороте где-то за спиной Фарьи, и та тут же оборачивается.
Я же не могу сдержать улыбки от того, как мило девочка называет Фарью. Она не была ее родной матерью, но Минерву это ни капли не смущало.
—Милая, сейчас мы присмотрим за сестрёнкой Неро, ты не против? — Фарья спокойно берет Инессу из моих рук, а я передаю подошедшей Минерве сумочку.
—О, это Инесса Селеста, я знаю, Неро говорил о ней!
—Фарья, точно все в порядке? Тебе не сложно? — интересуюсь я.
Я мог бы отвезти ее домой, но Нерезе хватает вечного крика Рафаэля, поэтому ей стоит ещё немного частичного спокойствия, а ехать в особняк очень долго.
—Все хорошо. Езжай по делам, — Фарья прижимает малышку к себе, и я киваю.
—Если что, звони мне, — я делаю шаг вперёд, быстро целую дочь в лоб, и покидаю квартиру.
Я оставляю Инессу с Фарьей, но мысли всё равно крутятся вокруг неё. Даже когда я выезжаю на улицу, даже когда приезжаю на склад, где меня ждёт наш гость, я всё ещё думаю о Селесте. В последнее время в голове только трое: мои дети. И ещё... ещё Нереза.
Каждый вечер, вспоминая Инессу, я неизменно возвращаюсь к Нерезе. Она не заменила мою жену, нет. Но стала новой страницей в моей жизни, даже если я не просил об этом. Я приходил к ней, когда ночь накрывала город, наблюдал, как она засыпает у детской кроватки, как устало сопит, сжимая в руках крошечную пелёнку. Она подарила мне троих детей, изменила меня, и я не мог просто оставить это. Теперь у меня есть шанс. Шанс отомстить мексиканцам за ту чёртову аварию.
Я беру тесак, проворачиваю его в руках, чувствуя тяжесть в пальцах. Сталь холодная, но мне уже не холодно. Пленник сидит, скованный цепями, воняет страхом и потом. Я делаю шаг вперёд, наклоняюсь ближе, чуть склонив голову набок.
— Поболтаем, ублюдок?
—Нам выйти? — с едва уловимой ухмылкой, говорит Кассио.
—Да, у нас сейчас будет интимный момент, — я заношу тесак, и одним ударом отрубаю два пальца на правой руке мексиканца.
Крик разрывает воздух.
—Вот, кричать ты умеешь, а умеешь ли ты говорить?
Выливаю на себя пол флакона духов из бардачка, пытаясь сбить запах крови. Инесса хмурится, нервно болтая ножками.
—Знаю, милая, что воняю, ну а что поделать? Папа работал, папа наказывал плохих дядей, — я наклоняюсь к малышке, и целую в кончик носа.
Селеста хмурится, а затем улыбается, и верезжит. Господи, ей почти пять месяцев, и с каждым днём она все красивее и красивее.
—Какая ты красивая у папы, да? Маленькая такая, сладкая, — снова целую ее, затем подхватываю из кресла вместе с сумочкой, и иду к особняку.
Она хорошо выспалась будучи в гостях у Виани, поэтому сейчас ей вообще не вариант появляться дома. Как только она услышит крик Рафа, начнет орать в три раза громче, в надежде показать свои возможности.
Мы входим в дом, все уже спят, поэтому тихо двигаемся к кабинету Андреа. Зайдя внутрь, я прижимаю Инессу к себе, а Андреа тут же тушит сигарету, с удивлением смотря на меня.
—Да, я многодетный отец, и хожу с дочерью на работу, вопросы?
—Никаких вопросов, здесь просто накурено, — фыркает Андреа, откидываясь на спинку кресла.
Я же сажусь на диванчик, кладу Инессу на сгиб протеза, аккуратно подложив ей под голову какое-то полотенце из сумки, а затем выдыхаю. Она вертится, и мне приходится вручить ей маленького резинового оленя, которого они грызут по вечерам по очереди с Рензо и Рафаэлем.
—Я был с Кассио, мы взяли нужную информацию, и я уже отправил ребят в Монтеррей. Ты знал, что Кастро теперь не живут в Мехико? Они решили уехать подальше, дабы обезопасить новую принцессу Ла Мэ.
—Елисеев? — интересуется брат.
Я киваю, а Андреа вздыхает.
—Я рад, что провел кучу важных переговоров, и легализовал компании, иначе сейчас бы мы просели, — произносит он, и наблюдает за тем, как Селеста вертит оленем перед своим лицом. —Потому что Невио согласился на перемирие, и на следующий год Сантино Каттанео заберёт замуж Виолу Тиара — кузину Элизы. Я уверен, что этот мир не продлится долго, поэтому за это время нам нужно исключить Мексику из списка врагов — либо смертью Кастро, либо другим любым способом.
Я пытаюсь подумать над этим, но отвлекаюсь на Инессу, полностью изгоняя из головы рабочие мысли. Андреа будто замечает это, и усмехается, потирая переносицу.
—Мы с Кассио подумаем над этим, а ты езжай домой и займись женой и детьми, — говорит брат.
—Я в норме, просто слегка отвлекся.
—Я помню, как плохо концентрировался из-за маленькой Зизи в моем поле зрения. Кажется, дочери занимают особое место в разуме отцов, поэтому езжай домой, Тео, но не забывай, что у тебя все так же много дел. Завтра я хочу переписать на тебя одну из дочерних компаний, чтобы облегчить дела с сенаторами, поэтому не убивай никого до пятнадцати тридцати.
Я усмехаюсь, поднявшись с места.
—Будет сделано, брат, — я киваю ему, затем целую дочь в лоб, и мы наконец едем домой.
Я открываю дверь, и мы с Инессой входим в дом. Здесь тихо, только приглушённый свет детской лампы пробивается из спальни. Цербер лежит на полу, свернувшись клубком у ног Нерезы. Громадная зверюга дремлет, но едва я переступаю порог, приоткрывает глаза и на секунду встречается со мной взглядом. Убедившись, что это я, снова засыпает. А Нереза... Она сидит на полу у кроватки, склонив голову, будто просто присела отдохнуть и не заметила, как уснула. Устало, тяжело дышит. Я смотрю на двоих мальчишек, тесно прижавшихся друг к другу. Должно быть, Раф снова долго рыдал.
— Пойдём, милая, — тихо говорю я Инессе, и иду с ней в ванную.
Быстро искупав ее, укладываю дочь. Затем осторожно поднимаю одного из сыновей и несу в ванную. Моему удивлению нет предела — после купания он даже не пискнул, только прижался ко мне. Следующий — так же спокойно. Тёплые, уставшие, они просто хотят спать.
Когда все трое уже сопят в кроватке, я осторожно откатываю её чуть дальше от кровати, чтобы у Нерезы было место. Подхожу к ней, наклоняюсь, провожу пальцами по её запястью.
— Нереза... — шепчу я.
Она не реагирует. Тогда я осторожно подхватываю её и поднимаю, не веря, насколько она лёгкая. Худющая. Рёбра буквально прощупываются под тонкой тканью ночной рубашки. Она слишком вымотана. Чёрт. Я хочу облегчить её жизнь, сделать хоть что-то, но я не знаю, как. Я укладываю её на кровать, поправляю одеяло, собираюсь уйти... Но вдруг её тонкие пальцы сжимают моё запястье. Во сне. Будто не хочет отпускать.
Я замираю. Рациональная часть меня шепчет, что не стоит этого делать, что это просто привычка, что ей сейчас всё равно, кто рядом. Но что-то внутри подталкивает меня остаться. Я тихо выдыхаю и ложусь рядом, не касаясь её. Но через секунду она сама делает этот шаг. Поворачивается, утыкается носом мне в грудь, а потом обнимает за талию. Её дыхание становится глубже, словно теперь она спит ещё крепче.
Я не знаю, как облегчить её жизнь, но знаю, что сегодня ночью останусь здесь.
Ночью меня будит тихое хныканье. Я тут же открываю глаза, привыкаю к темноте. Слышу, как один из мальчишек начинает ёрзать, издавая тихие, жалобные звуки. Потом второй, затем Инесса.
Нереза не просыпается, но с каждым детским всхлипом дёргается, будто пытается очнуться, но сил у неё нет. Я встаю, не зажигая свет, быстро беру первого малыша на руки. Он тут же цепляется за меня крохотными пальцами, прижимается к моей груди, успокаивается. Несколько минут — и его дыхание выравнивается. Потом Рензо, затем Селеста.
Когда они снова тихо сопят в кроватке, я возвращаюсь в постель, стягиваю с себя кофту и откидываюсь на подушку. В комнате тихо, только слабый свет ночника вырисовывает очертания её лица. Такое милое, маленькое, круглое, невинное. До безумия красивое. Нереза всегда обладала особенной красотой. Я заметил это задолго до того, как понял, насколько она важна мне.
Вдруг кровать слегка прогибается. Я чувствую, как что-то большое и тёплое устраивается позади меня. Цербер. Он тихо сопит, кладёт голову мне на спину и вдруг толкает носом в поясницу. Я хмыкаю, не отводя взгляда от лица Нерезы.
— Она красива, да? — тихо говорю я.
Цербер снова тычется в меня, будто соглашаясь. Я медленно провожу рукой по её щеке, с трудом сдерживая странную, ноющую вину в груди.
— Мне так жаль, что я причинил ей боль, Цербер, — шепчу я.
Он снова толкает меня, сильнее. Я прикрываю глаза, провожу ладонью по его загривку.
— Я сделаю её жизнь раем, — обещаю я. — Обещаю.
Я просыпаюсь от приятного запаха чего-то сладкого. Глаза ещё не до конца открылись, но аромат уже проникает в сознание — что-то тёплое, ванильное, почти домашнее. Я потягиваюсь, лениво переворачиваюсь на бок и замечаю, что в кроватке спят только двое — Рафаэль и Инесса. Главные тревожные малыши. А вот Рензо нет.
Я быстро умываюсь, приглаживаю волосы и направляюсь на кухню. Там, у плиты, стоит Нереза. Тонкая, изящная, босая, в лёгкой рубашке, она ловко переворачивает блинчики на сковороде. Свет из окна касается её кожи, делает её мягче, теплее. А рядом, в коляске, лежит Рензо. Он не плачет, не капризничает — просто смотрит на мать, наблюдает за каждым её движением.
Я останавливаюсь в дверях, решая не мешать.
— Прости меня, маленький, — вдруг говорит Нереза, не отрывая глаз от теста. — Что я мало провожу времени с тобой, хорошо?
Её голос тёплый, наполненный чем-то нежным, почти болезненным.
— Я люблю тебя так же сильно, как твою сестру и брата.
Она аккуратно перекладывает готовый блинчик на тарелку. Ещё один. И ещё.
— Я надеюсь, что ты запомнишь меня как заботливую мамочку, да? — она чуть склоняется к сыну, её губы изгибаются в мягкой улыбке. — Какой же ты красивый у меня, сахарный мальчик, кареглазый...
Она осторожно касается его носа кончиками пальцев.
— Твой нос... Он похож на Тео.
Я напрягаюсь.
— Ты похож на отца, именно на него.
И вдруг она смеётся. Тихо, искренне, так, что мне хочется замереть и слушать этот смех вечно. Она присаживается перед коляской, обнимает Рензо, целует его крошечный лоб.
— Он сегодня дал мне возможность поспать, Рензо, представляешь? — её голос чуть ниже, мягче. — Ваш папа заботится обо мне...
Я не знаю, когда у меня появилось это ощущение — тёплое, липкое, почти нежное. Как будто её слова пробивают во мне брешь. Как будто я млею. Как будто... я счастлив.