Глава 14.
TEODORO
Утро оказывается не таким сложным, как прошлые. Будто бы вчера, когда я помог Нерезе удобно улечься, замолил один из миллионов своих грехов. Встаю с пустой головой, принимаю душ, сбриваю отросшую щетину, и одевшись, уже собираюсь ехать за завтраком для Нерезы, как меня смущает открытая дверь в ее спальню. Обычно, когда я ухожу, она ещё спит, причем довольно долго, но сейчас ее не было, и это заставляет меня насторожиться. Цербера, как ни странно, тоже не было видно.
Пройдя дальше, слышу кряхтение, и сворачиваю к ванной, но не решаюсь заглянуть.
—Давай же, я просто намочу тебе лапу, — шепчет Нереза, а я хмурюсь, не понимая ее логики действий.
Стучу, и открываю дверь, заглядывая внутрь. Цербер с опаской смотрит на Нерезу, пока та, уперевшись бедрами в ванную, со странной прической, пытается наклониться, и дотянуться до его лапы. Я уже какой раз застаю ее за самыми различными занятиями в ванной.
—Эм, а что происходит? — спрашиваю я тихо, чтобы не напугать ее.
Нереза вздыхает, пытается выравнять спину, и с укором смотрит на меня.
—Я хочу потрогать мокрую шерсть.
—Мокрую шерсть? — переспрашиваю, чтобы убедиться в точности ее намерений.
—Да. Мокрую шерсть. Он не хочет мочить лапу. Сделай что-нибудь.
Она говорит это с особой интонацией, будто бы уже устала бороться с псом, и просто хочет, чтобы поскорее ее желание исполнилось. Я киваю, и подойдя к собаке, подхватываю его на руки. Он же с недовольством смотрит на меня, но не возмущается. Я ставлю его в ванную, когти царапают покрытие, и включаю воду. Цербер скулит, а затем Нереза касается его уже мокрой шерсти в районе позвоночника, и облегченно выдыхает. Я же с нескрываемым интересом наблюдаю за тем, как ее кудрявые волосы выпадают из явно на скорость собранной прически, и лезут ей прямо в глаза. Пухлые щеки покрыты румянцем, блеклые губы потрескались от сухости, но это не позволяет ей казаться некрасивой. Нереза обладала необычной, и очень привлекательной внешностью, и выглядела в тысячи раз красивее тех, кого я когда-либо видел. Не знаю, почему раньше я не замечал ее ямочку на щеке, и блестящий взгляд. Вероятно, до этого она почти не улыбалась при мне, и тем более не радовалась.
—Все, — выдыхает она,убирая руку с возмущённого, но молчаливого Цербера. — Я насладилась.
Нереза переводит на меня взгляд, и тут же улыбка спадает с ее лица.
—Мне приснилось, как я с тремя собаками стою под дождем, — произносит она. —Они были мягкими.
Я усмехаюсь, и выключаю воду, а затем кидаю на Цербера полотенце.
—У тебя странные предпочтения, — решаю продолжить разговор я, параллельно вытирая пса.
—Беременность заставляет меня выглядеть глупо.
—Ты не выглядишь глупо,— тут же парирую я, смотря на нее снизу вверх, склонившись над ванной. — Ты выглядишь милой, когда делаешь что-то необычное.
Мои слова будто пугают ее, Нереза резко меняется в лице, а затем выходит из ванной, оставляя меня с псом наедине. И все же, я пугаю ее. Буду пугать всегда.
Я всегда стараюсь закончить дела до обеда. Так привычнее, удобнее — и мне, и всем вокруг. Сегодня не исключение: всё выполнено, задания розданы, пленные допрошены. Можно ехать домой. По дороге я сворачиваю в ресторан и забираю заказ для Нерезы. Она любит их ризотто с грибами, хоть и никогда об этом не говорит. Это единственное блюдо, после которой контейнеры чисты настолько, что я сомневаюсь, что в следующий раз она не съест их вместе с едой.
Только выезжаю из ресторана, как звонит Элиза.
— Тео, привет, — в её голосе напряжённость. — Слушай, Андреа уехал в грёбаный Техас, а мне срочно надо в офис. Сможешь заехать к детям? Виттория в отпуске, как и большую часть своей жизни.
Элиза в последнее время часто говорит «офис». Раньше она почти не произносила это слово. Дом, дети, ужины, занятия, рестораны и салоны — всё это составляло её жизнь, но, видимо, в какой-то момент она устала. Стало тесно в этой безупречной рутине. Теперь она работает в семейной компании. Андреа, конечно, не мог ей отказать. Он вообще вечно потакает ей, слишком любит, слишком мягок, когда дело касается её желаний.
Я улыбаюсь, представляя, как Тизиана вертится вокруг, а Неро устраивает свои маленькие заговоры.
— Конечно, приеду, — отвечаю я.
Племянница. Наконец-то я смогу провести с ней время.
Нереза встречает меня в своём обычном состоянии — в гостиной, одетая в пижаму, с растрепанными волосами, уткнувшись в телефон. Раньше, она находилась лишь в комнате, но когда у нас появилось пианино благодаря Оттавио, что продолжает делать вид на работе, когда мы видимся, что меня не существует, Нереза стала проводить больше времени в гостиной.
— Привет, — говорю я, ставя перед ней пакет с едой.
Она рассеянно кивает, даже не отрывая взгляда от экрана.
— Поешь, — добавляю.
Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но что-то заставляет меня замедлить шаг. Вся её фигура излучает одиночество. Комнату наполняет какая-то приглушённая музыка, и только экран смартфона освещает её лицо.
— Поехали со мной, — внезапно говорю я.
Она поднимает голову, хмурит брови.
— Куда?
— К Элизе. Посидим с детьми.
Я готовлюсь услышать отказ, но вместо этого она пожимает плечами:
— Давай.
Я удивлён, но виду не подаю. Нереза поднимается, а я наблюдаю, как она передвигается. Как пингвин, честное слово. Этот большой живот, её аккуратные, сосредоточенные движения. И в этом всём есть что-то невероятно милое. Она быстро собирается, и мы выходим из дома.
Когда мы подходим к машине, я открываю перед ней дверь.
— Аккуратно, — говорю я.
— Ты ведёшь себя так, будто я фарфоровая, — фыркает она, садясь в машину.
В ее взгляде читается лёгкая тревожность.
— Просто ты важный груз, — усмехаюсь я.
Она качает головой, но криво улыбается, что не может не вызвать у меня странное чувство счастья внутри.
Особняк встречает нас привычной тишиной, нарушаемой лишь отдалёнными голосами. Стоит нам переступить порог, как в коридоре мелькает Элиза.
— О, ты быстро, — говорит она на ходу, застёгивая пиджак. — Спасибо, Тео, и тебе, Нереза за то, что приехала. Мне нужно бежать.
Она целует воздух у нас рядом со щеками и уже через секунду исчезает за дверью.
— Добро пожаловать в мир семейных обязанностей, — проговариваю я, направляясь в сторону крыла, которое теперь отдано детям.
Когда-то здесь были мои комнаты, но теперь всё изменилось. Андреа с Элизой расширили это пространство, сделали его уютным, заполнили детским смехом. И я не против — мне нравится, что в этих стенах продолжается жизнь.
Стоит нам войти, как первое, что я вижу — маленькая фигурка в чёрном спортивном костюмчике. Тизиана.
— Дядя! — радостно кричит она, бросаясь ко мне, размахивая руками.
В этот момент я чувствую, как внутри что-то сжимается от нежности. Я подхватываю её, поднимаю вверх, кружу в воздухе, пока она заливается счастливым смехом.
— Привет, моя маленькая, — говорю, прижимая её к себе.
Она трётся носом о мою щёку, обхватывает меня руками за шею. Её тепло, её детский запах, эта маленькая безусловная любовь — всё это наполняет меня чем-то очень важным, правильным.
И тут я краем глаза замечаю Нерезу. Она стоит чуть поодаль, наблюдая за нами. Но её взгляд... он другой. Не колкий, не отстраненный, не полный той напряженной горечи, что всегда чувствовалась между нами. Она смотрит на меня с искренним восхищением. Будто впервые видит меня таким. Будто впервые не держит внутри боль. Я ничего не говорю. Просто ещё крепче обнимаю Тизиану, наслаждаясь этим моментом. Я так долго ждал этого, и наконец это свершилось.
—Эй, кто это с тобой? — спрашивает Тизиана, облокотившись на мое плечо, и посматривая в сторону Нерезы.
Я на секунду теряюсь, не зная, как точно выразить отношение Нерезы ко мне. Нереза не была знакома с Зизи, так как Андреа все ещё запрещал мне общаться с ней, да и она слишком мала, чтобы посвящать ее в темы, касаемые взрослых.
—Это моя... — я почти произношу то, что не говорил уже почти пять лет, как Нереза перебивает меня.
—Меня зовут Нереза, но ты можешь звать меня Нери, — она улыбается, протягивая руку малышке.
Тизиана улыбается ей в ответ, и дёрнув ногами, заставляет меня поставить ее на пол. Смахнув свои хвостики за плечи, Тизиана жмёт руку Нерезе, но не отпускает ее.
—Пойдем, я покажу тебе своих кукол, — она не спрашивает, а ставит перед фактом, что вызывает смешок у меня и Нерезы.
Я провожаю их взглядом, и хочу обернуться, чтобы выяснить, где Неро, как что-то упирается мне в поясницу. Мне требуется две секунды, чтобы понять, что это дуло пистолета.
—Ты убит, Тео, — голос Неро прорезает воздух.
Я усмехаюсь, проводя языком по верхним зубам.
—Я могу развернуться, и скрутить тебя в одно мгновение.
—Но я уже выпустил пулю, и твой позвоночник, вероятно, поврежден так, что ты больше не встанешь, — рассуждает Неро, и я мысленно восхищаюсь им.
Умный, рассудительный, чертовски серьезный, как и его отец.
Я разворачиваюсь, хватаю игрушечный пистолет за дуло, вырывая из руки племянника, отбрасываю его, а затем обхватив запястье Неро, делаю подножку, от чего он с грохотом падает, но не ударяется сильно из-за моей поддержки.
—Мудак, — выплёвывает Неро, отряхивая свои джинсы.
Я же улыбаюсь, прищуриваясь.
—Семейное, чувак. Ещё лет десять, и ты станешь мудаком похлеще.
—Где Зизи? — он не обижается на сказанное мной, лишь осматривает коридор на наличие своей сестры.
—С Нерезой.
—С той, у которой живот, как твоя голова? — переспрашивает он, и мы оба двигаемся в сторону комнаты Тизианы.
Я слегка толкаю его в плечо, смотря сверху вниз.
—В ней твои братья и сестра, будь вежлив.
—Я вежлив с девушками, дядя. Папа учит меня этому, — фыркает Неро, и проводит рукой по своим угольным волосам. —Поэтому сегодня я буду присматривать за тобой, а не наоборот.
Мне кажется, или это намек на то, что я не вежлив с женщинами? Лёгкая обида давит в груди, но я делаю вид, что не заметил подкола племянника. Мне стоит сказать Андреа, чтобы он не трепался обо мне с детьми.
Мы с Неро входим в комнату, и я жду, что увижу обычную картину: Тизиана радостно носится по комнате, вытаскивает игрушки, показывает их Нерезе, болтает без умолку. Но реальность оказывается совсем другой. Нереза сидит на детской кроватке, слегка откинувшись назад, ладони покоятся на её округлом животе. А рядом с ней — Тизиана. Она склонилась к Нерезе, прижимая ушко к её животу, и её рот приоткрыт от восторга.
Я замираю. В её больших зелёных глазах — детское восхищение, чистое и искреннее. Она будто слушает что-то, слышит то, что нам недоступно. Нереза не замечает нас. Она гладит живот, и голос у неё мягкий, задумчивый:
— Их трое.
Тизиана тут же вскидывает голову.
— Что? В тебе трое малышей?
Нереза усмехается.
— Да.
— Как они поместились там? — девочка округляет глаза. — Чьи это детки? Кто их папа?
И в этот момент Нереза поднимает взгляд. Наши глаза встречаются. Внутри меня всё переворачивается, опрокидывается, сминается в один тугой ком. Я жду, что она промолчит, жду, что отведёт взгляд, что не ответит на этот вопрос.
Потому что знаю, что я сломал её, что причинил ей боль., что мое имя может не сорваться с ее губ в ключе отца. Но она смотрит прямо на меня.
И произносит:
— Это дети твоего дяди Тео.
Я не дышу, что-то ломается в моём сознании, рушится, отступает назад. Тизиана в восторге хлопает в ладоши.
— Ого! Это мои братики и сестрёнки?
Я не знаю, что сказать, не знаю, что делать. Нереза не отводит глаз, и в её взгляде — что-то новое. Что-то, что заставляет меня застыть на месте.
—Ой, — лицо Нерезы меняется, когда она неожиданно наклоняется вперёд, будто что-то ее тревожит.
Я незамедлительно несусь вперёд, и падаю перед ней на колени, испуганно оглядывая. Шестой месяц, я точно помню, это слишком рано для родов.
—Что? — испуганно спрашиваю я, оглядывая Нерезу с ног до головы.
Тизиана замирает рядом, и Неро подбегает спустя пару секунд. Нереза же обхватывает ладонь Зизи, и кладет ее себе на живот, а затем кивает ей. Племянница делает тоже самое с моей ладонью, а я, осознав логику, сделал так с рукой Неро. Мы все, кроме Нерезы, не понимаем, что происходит.
—Чувствуете? — говорит она шепотом, я хмурюсь, не понимая, а затем Неро резко ахает, убирая ладонь с живота.
—Толкнул, — выдыхает мальчик, восхищенно смотря на Нерезу. —Прямо сюда, — тыкает пальцем в центр своей ладошки.
Через пару секунд Тизиана радостно вскрикивает, и хлопает в ладони, почувствовав ещё один толчок, а я все так же сижу, не ощущая ничего, кроме тепла ее тела.
—Они затихли, — проговаривает Нереза, смотря на меня сверху вниз. —Но ты можешь подождать, если хочешь.
Я ощущаю, как мое сердце сжимается. Малыши пинаются, но я не достоин даже этого. Сглатываю, уже хочу убрать руки, спустя минуту ожидания, как свитерок Нерезы дёргается, и я едва ощущаю, как что-то внутри шевелится.
—Они меня тоже пнули! — словно ребенок, верещу я, и улыбаюсь, смотря на Нерезу.
Вижу, как и на ее губах выступает улыбка, которая сопровождается красными щёчками. Я, не осознавая, что делаю, прижимаюсь губами к животу, ощущая ворсинки свитера во рту. Один из моих детей пнул меня, и я даже подумать не мог, что это вызовет во мне такие сумасшедшие эмоции.
Когда я отстраняюсь, мои пальцы слегка дрожат, будто свершилось что-то невероятное. Но так и было, я впервые почувствовал себя отцом полноценно.
—Ты... ты можешь говорить мне чаще, когда они пинаются? — запинаясь, произношу я, смотря в глаза Нерезе.
Она смущается, но кивает, тем самым позволяя мне снова прикоснуться к животику. Радость заполняет меня.
***
Я опускаюсь на колени в траву, ловя мяч, который с силой запустил Неро. Он смеётся, радостно подпрыгивает, пока Тизиана тянет Нерезу за руку, уговаривая её поиграть ещё. Игра затягивается — сначала простая догонялка, потом облегченная версия пряток, потому что спрятать живот Нереза не так уж легко, потом почему-то мы строим что-то из веток и камней, как будто маленький замок. Два часа пролетают незаметно, растворяясь в беззаботном смехе детей и лёгких касаниях друг друга — случайных, незначительных, но всё же оставляющих после себя странное тепло.
Я всё чаще смотрю на Нерезу. Поначалу просто замечаю, как легко она смеётся, как искренне радуется, когда Тизиана хватает её за пальцы, или когда Неро, раскинув руки, бросается к ней в объятия. Потом начинаю замечать другое. То, как она склонила голову, задумчиво слушая, как Тизиана рассказывает что-то с детским восторгом. То, как она приглаживает волосы мальчика, неосознанно повторяя жест, которым матери обычно убаюкивают своих детей.
А потом ловлю себя на мысли, что смотрю не просто так. Что в Нерезе есть что-то, чего я раньше не видел. Что-то тёплое, мягкое, почти домашнее, и эта мысль заставляет меня напрячься.
Я всё ещё люблю Инессу. Люблю свою настоящую жену.
Образ её не стирается из памяти — глаза, в которых отражается свет, голос, полный тихой уверенности, прикосновение её пальцев, когда она что-то говорит, касаясь моей руки. Это не уходит. Не может уйти. Но вот Нереза смеётся, запрокидывая голову, и этот смех звучит слишком близко. Слишком... уютно.
Я чувствую, как в груди поднимается тревога. Я не должен смотреть на неё так, не должен замечать всего этого. Потому что у меня Инесса. Потому что я люблю её. Но почему тогда внутри что-то сжимается, когда я понимаю, что эти два часа пролетели, как мгновение? Почему мне вдруг хочется, чтобы этот момент длился ещё немного дольше?