Глава 2.
NERESA
Быстро сходив в туалет, и столкнувшись с несколькими девушками в коридорчике, я возвращаюсь на свое место, и делаю пару глотков коктейля. Место действительно крутое, но я бы не стала задерживаться здесь, потому что люди, которые не знают меру алкоголя, могут повести себя агрессивно. Дядя Армандо часто перебирал с выпивкой, и вел себя неподобающе мужчине, что не нравилось нам всем. Я взглядом пытаюсь найти Назарио на танцполе, но не вижу его, и это начинает меня напрягать. Оказаться в таком месте одной — страшно. Достаю телефон из маленькой сумочки на своем плече, что потерлась в некоторых местах, и звоню брату. Естественно, он не слышит в шуме бара.
Прижав к груди небольшую сумочку, я осторожно пробираюсь сквозь толпу. В воздухе густой коктейль из пота, алкоголя и пряных духов. Музыка гремит, басы отдаются в ребрах, пол дрожит под ногами. Я напрягаюсь, стараясь не задеть танцующие тела, но это почти невозможно — меня толкают, плечи задевают чужие руки, кто-то слишком близко склоняется, бросая липкие взгляды. Я чувствую их на себе, эти взгляды, прожигающие, оценивающие. От этого хочется съежиться, исчезнуть. Назарио где-то здесь. Он должен быть здесь. Я кружу среди пьяных лиц, но его нигде нет. Паника тихо скользит под кожу. Куда он мог деться? Еще шаг — кто-то смеется прямо у моего уха, дыхание горячее, перегарное. Я отшатываюсь, не оборачиваясь, ускоряю шаг. Зал, кажется, не кончается, но внезапно музыка становится тише. Я оглядываюсь — толпа остается позади. Здесь другой свет, приглушенный, теплее. Пространство разделено перегородками, словно отдельные зоны для закрытых компаний. Смех звучит глухо, звон бокалов сливается с мерным ритмом музыки. Я делаю еще один шаг вперед, и вдруг — ледяное касание на запястье. Стальная хватка обвивает мою руку, рывок — и я теряю равновесие. В грудь ударяется страх, мгновенный и жгучий. Меня втягивают в темный угол, резкая смена света ослепляет. Я хочу вырваться, но пальцы на моей руке словно скобы. Сердце бешено колотится. Я поднимаю взгляд — и сталкиваюсь с тенью, силуэт в полумраке, лицо неразличимо. Только холод металла на коже и затаенный ужас в груди.
Когда неизвестный включает приглушённый свет, я обнаруживаю крепкую хватку протеза на своей руке. Я поднимаю голову, и первое, что замечаю — он высокий. Намного выше меня. Но не только это заставляет мое сердце сжаться, это был тот самый мужчина, с которым я столкнулась по пути в уборную. Черты лица четкие, правильные, словно выточенные из камня, темные волосы небрежно спадают на лоб, тонкие губы чуть искривлены — ни в улыбке, ни в насмешке, скорее в ленивом безразличии. Но больше всего меня пугают его глаза. Серые, холодные, и пустые. Будто внутри нет ничего, кроме пустоты, засасывающей, выжигающей тепло.
— Извините, наверное, вы меня с кем-то перепутали, — выдыхаю я, голос срывается, едва слышен.
Он не реагирует, не ослабляет хватку, просто смотрит. И медленно, очень медленно его взгляд опускается ниже. Я чувствую, как он скользит по моей шее, по линии ключиц, по груди — но не задерживается там, а идет дальше. Жжет кожу, оставляя за собой липкое ощущение тревоги. Потом бедра, колени, голени. Ледяной холод пробегает по позвоночнику. В горле застревает ком. Я никогда не была наедине с мужчиной. Никогда не ощущала на себе подобного взгляда. В клубе было шумно, людно, даже среди пьяных и распущенных тел я чувствовала себя частью толпы. Но здесь только он и я. Воздуха не хватает. Я пробую сделать шаг назад, но его железные пальцы сильнее сжимаются на моем запястье. Не жестко, не грубо — но достаточно, чтобы я поняла: он не собирается меня отпускать.
Он лениво падает на кожаный черный диван, и широко расставляет свои колени. Странная улыбка выступает на губах незнакомца, когда он дёргает меня за запястье, заставляя приблизиться к его ногам.
—Что ты здесь делаешь? — произносит мужчина, смотря на мои ноги.
Затем он берет что-то со стола, и закидывает себе в рот. Я напрягаюсь ещё сильнее, но не знаю что делать. Ударить мужчину, что больше меня два раза я просто не могу, а его хватка слишком сильная, чтобы я могла убежать.
—Эй ты, прибавь музыку, — рявкает он, и тут же в этой зоне становится так же громко как и в баре.
—Я потеряла брата, — пытаюсь ответить на ранее заданный вопрос, как он резко хватает меня за задницу, и буквально сажает на свои колени.
—Я ни слова не понял из того, что ты сказала. Я обдолбанный, детка, — смотря на меня затуманенным взглядом, говорит мужчина, и страх сковывает горло. —Скоро будешь и ты.
Он целует меня, я широко распахиваю глаза, и чувствую, как что-то маленькое и круглое попадает в мой рот, когда неизвестный мужчина поглощает мои губы. Таблетка. Это таблетка.
Я пытаюсь оттолкнуть его, упираюсь ладонями в его грудь, но он даже не шелохнется. Напротив — его рука скользит мне за спину, твердая, уверенная, прижимает ближе. Слишком близко. Сердце бешено колотится.
— Отпустите, — пытаюсь разорвать этот ужасный поцелуй.
Он не отвечает, а наоборот углубляет поцелуй. Грубый, жадный, будто хочет поглотить меня целиком. Я судорожно вдыхаю, и что-то скользит мне на язык. Маленькое, гладкое. Таблетка блуждает по моему рту. Я пытаюсь отстраниться, но его рука тверже прижимает меня к себе, пальцы впиваются в талию. Я глотаю. Машинально. Даже не осознавая, что делаю. Страх пронзает меня, обжигающий, ледяной. Я начинаю вырываться, дергаюсь, но он держит крепко. Его ладони скользят по моей спине, лениво, медленно, будто изучают. Потом одна рука опускается ниже, задирает подол моего платья. Я замираю. А затем сильные пальцы сжимают мою задницу. Меня бросает в дрожь, паника взрывается внутри. Все мое тело пытается отвергнуть этот момент, я рвусь, царапаю его плечи, но движения становятся вязкими. Горячая волна странного ощущения пробегает по венам, что-то внутри меняется. Он уходит на второй план. Стены вокруг, шум, даже я сама — все становится размытым, неважным. Меня накрывает, уносит куда-то вверх. Будто я парю, тело легкое, невесомое. Где-то далеко его руки все еще держат меня. Но теперь мне все равно.
Я ощущаю, как вокруг меняется само течение времени. Звуки то затихают, то раздаются приглушенным эхом, мир плывет, и я не могу сосредоточиться ни на одной детали. В голове путаются мысли — тревога вспыхивает, пытается пробиться сквозь туман, но тело не слушается, оно будто отделяется от сознания, становится чужим, податливым. Чьи-то руки скользят по моей коже, изучающие, властные. Губы касаются шеи — горячее дыхание обжигает, но я не могу даже повернуть голову, не могу сказать ни слова. Сердце стучит где-то вдалеке, замедленно, как будто не мое. Я чувствую, как что-то холодное касается бедра, как ткань трусиков скользит вниз. Мир заворачивается в искаженную реальность, и я понимаю — я всего лишь тряпичная кукла в руках большого, сильного человека. Меня вертят, меня держат, и я не могу ничего сделать. Сознание меркнет, уходит, как угасающий свет. А затем боль. Острая, невыносимая, вспыхивающая в каждой клетке. Она пронзает меня, обжигает, заполняет все вокруг. И я наконец хочу закричать. Но звук так и не срывается с губ. Толчок. Толчок. Боль. Толчок. Толчок. Боль. И так до бесконечности.
***
—Ты обдолбанная что ли?! — светловолосый мужчина проводит мокрой рукой по моему лицу, пока я пытаюсь осознать, где нахожусь.
Между ног болит, тело вялое, мысли спутанные, а сознание будто все ещё в другой реальности.
—У меня нет времени на разъяснения, — голос мужчины кажется отдаленным, я откидываю голову, и касаюсь затылком чего-то холодного. —Этого хватит на то, чтобы ты забыла где и с кем была, хорошо? Забудь, с кем трахалась.
Я наконец фокусирую взгляд на обстановке. Это уборная, а на моих бедрах теперь лежат несколько тысячных купюр. Пытаюсь встать со столешницы, на которой неизвестно как оказалась, но ноги не держат, и я падаю на пол. Сворачиваюсь в калачик, обхватывая свои колени руками, и снова проваливаюсь в коматоз.
Я очнулась от чьего-то настойчивого прикосновения.
— Эй... ты в порядке?
Голос мягкий, но настороженный. Глаза открываются с трудом, веки тяжелые, тело будто налито свинцом, голова раскалывается — боль тупая, давящая, словно череп сдавили в тисках. Я моргаю, пытаясь сфокусироваться, и вижу перед собой лицо девушки. Она красивая, темные волосы падают на плечи, на ней блестящее, облегающее платье, сияющее в тусклом свете уборной.
— Ты можешь встать?
Я пробую подняться, но мир кружится, ноги подкашиваются. Ладонь цепляется за холодный кафельный пол. Дышать тяжело, словно грудь стянуло железом. И тут я опускаю взгляд вниз. Холод ударяет в самое сердце. На моих бедрах — кровь. Она запеклась на коже, красные разводы тянутся вниз по ногам. Все тело болит, но хуже всего — там, между ног, будто кто-то прошелся по мне лезвием. Дыхание сбивается.
— Эй, ты слышишь меня? — Девушка касается моего плеча, но я резко вскакиваю, страх пронзает меня насквозь.
— Нет, нет, нет... — шепчу я, задыхаясь, дрожащими руками цепляясь за край раковины.
Я срываю с дозатора мыло, включаю воду и начинаю яростно тереть бедра, смывать кровь. Горячая вода обжигает, но мне плевать. Я тру сильнее, пальцы дрожат, ногти вонзаются в кожу. Будто если стереть это, всего этого не было.
— Ты меня пугаешь, подожди... — Девушка делает шаг ближе, но я не слушаю. Я не могу.
Я просто выбегаю из уборной. Толпа, музыка, свет — все вспыхивает перед глазами пятнами, мир раскачивается. Я судорожно оглядываюсь, сердце колотится в горле. Где он? Где Назарио? Вижу его за барной стойкой. Голова свесилась на руки, рядом пустая бутылка. Он спит пьяный.Я хватаю его за плечо, трясу.
— Назарио! Проснись!
Он что-то бормочет, приподнимает голову, мутный взгляд натыкается на меня.
— Нереза? Что происходит?
— Пошли, — мой голос срывается, я не узнаю себя.
Он что-то бурчит, но покорно встает. Мы выходим из клуба. Такси, отель, коридоры с мягким ковровым покрытием. Я не помню дорогу, ноги идут автоматически. В номере тихо. Бросаю Назарио на кровать, и сразу иду в ванную, закрываю дверь.
Как только я вижу свое отражение в зеркале, все становится ещё хуже. На глазах размазана тушь, по щекам разводы. Губы дрожат. И тут воспоминания накатывают. Ощущения. Руки. Холодный металл. Мужчина, прижимающий к себе. Боль. Нет. Воздуха нет. Грудь сдавливает, как будто ребра ломаются изнутри. Я хватаюсь за край раковины, но пальцы не слушаются. Ком в горле, руки трясутся, дыхание рваное, прерывистое. Сердце. Оно колотится так сильно, что мне кажется, оно просто разорвется. Я задыхаюсь от осознания, что со мной сделали.
Я не знаю, сколько времени стою, сжимая края раковины в ванной. В какой-то момент паника начинает отпускать, но вместо нее остается пустота. Я включаю душ, вода сразу льется горячей, обжигая кожу, но мне все равно. Встаю под поток, позволяя ему стекать по телу, смывать с меня этот гребаный вечер. Терпкий запах пота, алкоголя и чужих рук кажется въевшимся в кожу, и я тру себя так сильно, что вскоре покрасневшая кожа начинает болеть. Но я не останавливаюсь. Я хочу стереть это. Стереть его. Пальцы сжимают губку до хруста, вода течет, а я продолжаю тереть, тереть, пока не начинает кружиться голова. Только когда руки уже не держат, я выхожу, закутываюсь в полотенце и, шатаясь, добираюсь до кровати. Ложусь. И слезы начинают катиться сами по себе. Беззвучно. Меня изнасиловали. Я не помню всего, только ощущение. Как он разрывал меня, врывался в мое тело, не считаясь ни с чем. Я даже не знаю его имени. Меня снова начинает трясти. Остаточные эффекты этой гребаной таблетки. Или страх, или стыд, я не знаю. Но это чувство — липкое, тяжелое, как груз на груди. Я хочу домой. Хочу исчезнуть.
Я не сплю. В следующие дни Нью-Йорк кажется мне чужим, мрачным. Громкие улицы, неоновые огни, толпы людей — все вызывает отвращение. Я не смеюсь, не шучу, почти не говорю, и Назарио не замечает этого, потому что занят своими делами с Оттавио. Я чувствую себя грязной. Грязной настолько, что даже душ не помогает.
При возвращении домой, я стараюсь вести себя как обычно, но не выходит. Я вижу, как Оттавио, Нея и Назарио волнуются, ведь мое поведение явно изменилось. Нея бросает на меня тревожные взгляды за завтраком, иногда касается моей руки, будто хочет что-то сказать, но молчит. Назарио ведет себя более осторожно, смотрит исподтишка, но его напряжение я чувствую всем своим существом. Даже Оттавио, всегда занятый своими делами, пару раз спрашивал, все ли у меня в порядке.
Но я сделала все, чтобы их успокоить.
— Просто слишком резкая смена обстановки, — говорю я с натянутой улыбкой.
Они не верят, я это чувствую, но спорить не хотят. И слава богу.
Потому что если я расскажу... Если скажу вслух, что произошло, это станет реальным. Я не смогу спрятаться за притворством. Но воспоминания все равно уничтожают меня. Каждую ночь, закрывая глаза, я чувствую его руки, его вес, его дыхание. Слышу собственное сбивчивое дыхание, внутренний крик, который так и не сорвался с губ. Я умываюсь холодной водой, сжимаю руки в кулаки. Живу так, будто могу стереть этот страх. Но он уже стал частью меня.
***
Я просыпаюсь от сильной тошноты. Вскочив с кровати, бегу в ванную, падаю перед унитазом и начинаю рвать. Горло обжигает кислота, тело содрогается от спазмов. Я сжимаю края унитаза, дышу тяжело, слезы наворачиваются сами собой. Все три месяца я сходила с ума от собственных мыслей и воспоминаний, а теперь вдобавок ко всему, появились ещё и физические недуги. Когда я поднимаю голову, в дверях стоит Нея.
— Нереза? — ее голос сонный, но встревоженный. — Что случилось?
Я поспешно встаю, вытираю губы тыльной стороной ладони.
— Ничего,— отвечаю хрипло. — Наверное, салат был несвежий.
Она молчит, но в темноте я вижу, как она напрягается.
— Ты точно... — начинает она, но осекается, затем делает шаг вперед и обнимает меня.
Я замираю.
— Нереза, пожалуйста... — шепчет она. — Скажи мне, что происходит.
Я закрываю глаза, не хочу говорить. Но, кажется, мои стены начинают трещать.
—Ты сама не своя все три месяца, как вернулась из Нью-Йорка. Через неделю мы переезжаем в Остин, а ты даже не собираешь вещи, — взволнованно говорит сестра. — Что случилось, Нери?
—Нея, я в порядке, — проговариваю я, опуская взгляд.
—Тебя тошнит, часто кружится голова, а ещё..., я знаю, что твой цикл непостоянный, но... — Нея замолкает.
Пусть она не говорит этого, пожалуйста. Пусть даже не думает наталкивать меня на мой самый большой страх.
—Нери, что произошло в Нью-Йорке?
—Я переспала с мужчиной, — срывается с моих губ, и я тут же упираюсь лбом в ее плечо.
Слезы текут с глаз, страх сковывает горло. Невозможно забыть то, что произошло, и невозможно перестать думать о том, что все эти факторы указывают на одно единственное — беременность.
—Господи, — теплые руки сестры касаются моих волос, затем лица. —Скажи мне, что ты сама этого хотела.
Я молчу, продолжая плакать в ее плечо. Хоть Нея зачастую и была стервой, она была моей самой близкой подругой, и я делилась с ней тем, чем не могла поделиться с Назарио. Нея мой ангел хранитель.
—Нери, скажи мне, что ты сама этого хотела, — ее хватка на моем плече усиливается, когда она повторяет слова.
Я лишь слегка мотаю головой, и продолжаю рыдать в ее плечо. Мне страшно и холодно в этом месте — в своих мыслях.
—Твою мать, — ошарашенно произносит Нея. — Оттавио изрубит его на куски, если узнает, что тебя кто-то коснулся, а я ему помогу.
Нея держит меня крепко, а я больше не могу сдерживаться. Я прижимаюсь к ней, вцепляюсь пальцами в ее ночную рубашку и начинаю плакать. Горячие слезы текут по щекам, капают на ее плечо, а я всхлипываю так, будто внутри меня что-то разламывается. Я не хочу помнить, не хочу видеть в голове эти обрывки воспоминаний — тяжелое дыхание у самого уха, руки, которые сжимают меня так, что не вырваться, боль, пронизывающую каждую клетку тела. Я пытаюсь изгнать это, но оно возвращается. Я никогда не думала, что однажды окажусь в таком аду. Никогда не думала, что смогу столкнуться с подобной жестокостью. Но она настигла меня. Ровно на следующий день, после моего восемнадцатилетия.
Я плачу тише, но слезы не прекращаются. Нея молчит, просто гладит меня по волосам, тихонько укачивает. Я остаюсь в ее объятиях, сидя на холодном полу ванной. И впервые за три месяца чувствую, что не одна.