Шрамы

Арсений просыпается в чужих объятьях. Рядом сопящий шатен. А возле кровати ещё одна парочка. Арсюшка быстро сладил с Барсиком, походу, тоже геюги ещё те, ибо лежали прижатые друг к другу, чересчур нежностей много в квартире, от этого бабочки в животе кружатся в медленном вальсе.

Да. Он хотел бы так проснуться. Так, а не как получилось...

Проснулся один. И с самого утра звонок. Берëт трубку.
- Алë, здравствуйте, кто это?
- Арсений, верно?
- Да.
- Шастун у нас. И он умрëт. Последнее, что хочу сказать: виноват в этом ты. Хорошего дня, - последняя фраза до одури спокойная, чем, собственно говоря, и подбешивает.
Трубку повесили, а внутри всë вновь заколотилось, и понимает: не сможет без Шаста, не справится без его улыбки. Нужно спасать вопреки всему, даже собственной жизни.

***

Вышел из ванной, и тень схватила его. Холодно... И больно. Связан, с кляпом во рту. Снова больно. В очередной чëртов раз. И все вокруг говорят одно и тоже...
- Арсений виноват в том, что ты страдаешь.
- Арсений, Антош, Арсений.
«Нет! Арсений не виноват! Арсений ни в чëм, сука, не виноват! Я люблю его и буду любить, отъебитесь от него, убейте меня, только не трогайте его! » - пробегает мысль внутри Шастуна, да и он бы сказал это вслух, если б не кляп.
Довозят до старого потрëпанного здания. Внутри оно такое же гнилое и чëрное, что и снаружи. И... Его сажают на стул, на всякий случай сковывая ещё одной верëвкой. Подходит из темноты какой-то мужчина, Шастун его ещё не видел. И, сука, прикасается к голому телу. Опять! Опять, сука, к нему прикасаются! Антон на этот раз хотел бы сорваться на крик, но кляп плотно закрывал рот.
- Ты красивый. Я бы трахнул тебя в твою узкую дырочку, - усмехается. Противно, противно, противно!
Шастун не выдерживает. В теле появляется чересчур много энергии. И он всего одним движением срывает все те верëвки, что его держали. Срывает кляп. И становится плевать на всë, что там они хотели с ним сделать. Ударяет кулаком в немного шокированного парня.
- Я бы трахнул тут всех вас, мразей и тварей, которые выебали меня и теперь привезли ещё и сюда, чтобы трахнуть в очередной раз! Я бы не просто трахнул, я бы убил вас. За меня и за Арса. Это вы, суки, виноваты! Вы! Слышишь? Никто более! Не приплетай Арса! - кричит до одури громко Шастун, но к виску подставляет кто-то сзади пистолет, и приходится замолчать... Чтобы не убили.
- Значит, так любишь Попова?
- Да. Я люблю Арсения. И буду любить.

А Попов стоит сзади, в этой темноте, уже собирающийся спасти. Слышит. Сука, слышит...
- Убейте меня, но не его. Арсений не виноват. Арсений лучший человек на свете. Я очень люблю его... И я готов умереть, если это нужно для его спокойной жизни.
- Нет, Антон! - не выдерживает Арсений, выходя из темноты, - должен умереть другой. Ты, Вадим, должен.
Нажимает на курок и всë так до одури мгновенно... Откидывает мëртвое тело. Прильнул к Антону. Обнял его.
- Тош... Ты замëрз, наверное... Поехали домой.
- Арс... Арсений... Простите. Вы не должны были.. Знать, - по щеке беспощадно проливается слеза, и всë так неожиданно, и... Больно. И страшно, что он уйдëт.
- Антон, поговорим об этом потом. Поехали.
Укутывает его в пальто, доводит до машины, сажает. Едут молча, в квартиру тоже заходя ничего не говорят. Наконец, когда Антон надевает на себя одежду и выходит на кухню, Попов начинает разговор.
- Антон. Это правда, что ты любишь меня?
Подросток сглатывает, но кивает.
- Я тебя не люблю, - металлический голос, холодный, до одури безразличный, - ты должен забыть обо мне и думать только как об учителе. Это всë, что я хотел сказать.
Холодно. Больно. Антон уходит молча. Арсений не врал, когда говорил о том, что не любит. Он не любит. Он всë ещё жалостен.
А Антон пуст. Он стоит на крыше, и курит сигарету за сигаретой, выкурил уже практически всю пачку.

«Это так больно... Это так больно... Это так больно... Это так больно... Это так больно... Это так больно... Свет любви наполнил цвет твоих глаз. Это магия внутри нас... Магия внутри нас...»(ooes - магия).

Любовь... В его груди остался лишь кусочек льда, потому что всю любовь отдал.

Отдал ради жалости. Отдал в надежде на нежность, но вновь получил безразличие в ответ на своë тепло. Дерьмо. Голова кружится. Но даже если упадëт - ему наплевать. Он не вернëтся домой. Уснëт на крыше, а может быть, станет месьевом, лежащим на асфальте, но не вернëтся к Арсению.

«Вот это выходные... Не зря я всю неделю их ждал» - думает Шастун, усмехаясь самому себе.
«Я перестал верить в любовь...»...

Падает. И просыпается. Да, блин, опять. Любят ему сниться сны такого типа. Рядом спокойно лежит Арсений. И Шаст счастлив, что хотя бы этот кошмар является сном.

***

Недели, месяцы шли. Арсений влюблялся всë больше, но предпочитал молчать об этом...
Но одним вечером выпил... Антон тоже был пьян, ровно по той же причине: пиздострадания по «невзаимной» любви. Только Шаст пил дома, а Арс в баре. И вот, в квартиру вваливается Попов... Заходит в комнату к полуспящему пьяному Антону. И нависает сверху, а почувствовав дыхание на своей шее, Шастун вынуждает себя проснуться.
- Арс?..
Больше не успевает сказать ничего. Его губ касаются, а сопротивляться Антон и не собирался. Арсений всё делает мгновенно, углубляет поцелуй, добавляет искушающе желанный язык, и играется им по всей полости рта, проводит по нëбной части, по не излишне острым зубам шатена, сплетает два языка, и продолжает,глубже... Руки укладывает на тонкий изгиб талии, и слышит до одури желанный стон в губы, что производит вибрации по всему телу, и возбуждает. Спустя минуту Попов отстраняется, но не для того, чтобы прекратить сие безумие. Он скидывает тëплый плед с чужого тела, и «седлает» Антона, усаживаясь на него. Руками заходит за тонкую футболку, через которую давно уже были заметны вздыбленные соски, что вызывали волну удовольствия у наблюдающего за данным чудом Попова. Оглаживает торс, поднимается выше, и щиплет. Потом убирает руки, и совсем не спешит снять чужую футболку. Наклоняется, и через одежду касается их своими губами, чуть посасывая, и считая, что одежда ещё не мешает, ведь никто не отменял трения одежды о кожу, что вызовëт ещё больше возбуждения из-за на данный момент излишней чувствительности лежащего рядом тела. Шастун стонет, не сдерживается, а брюнет не останавливается ни на секунду, да и не особо собирался заканчивать. Вдруг кусает, пробирается руками вновь под ткань, и одновременно с тем отстраняется, сжимая контур талии.
- Попроси папочку возбудить тебя больше, - с усмешкой на лице, абсолютно бесстыдно пялясь в чужие зелëные, проговоривает учитель.
- Я не буду просить, это ты меня уламывай, - усмехается шатен, но его уверенность теряется через несколько секунд...
... Когда Попов разрывает своими острыми клыками футболку. В его глазах горит молния, но не та, что была, когда он был яростен, это... Возбуждение.
- Хочешь, чтобы я сделал так же с твоими джинсами? И с боксерами?
- Н-нет, - неуверенно отвечает Шастун, прикрывая свой торс, и краснея.
- Тогда попроси папочку, чтобы он не уламывал тебя.
Антон вновь багровеет, и отвечает, тихо, неуверенно, смущëнно.
- П-пап... Папочка... Прошу, не уламывай меня... - краснеет сильнее, хотя казалось, куда уж ещё, - я сам тебе отдамся.
- Громче, - усмехается он, довольно смотря в зелëные оковы.
- Н-нет...
- Папочка накажет своего мальчика, если он не будет послушным.
- А... Арс...
- Папочка, не Арс.
Шатен замолкает, ничего не отвечая более. Тогда Попов заставит его ответить.
Освобождает от последней одежды тем же путëм, что и от футболки, и безжалостно разорванные вещи валяются на полу, но всë только начинается.
Попов куда-то уходит, но возвращается с каким-то пакетом, укладывает его рядом с кроватью. Первым делом достаëт наручники, и резво сковывает запястья, достаëт своеобразные прищепки, только железные, и сковывает ими чувствительные соски, заставляя шатена выдохнуть от количества металла на его теле, которое создавало контраст между разгорячëнными ими и холодным металлом. Когда брюнет посмотрел изучающе вниз Антона, Шастун вздрогнул, и тот это заметил. Достал повязку.
- Н-нет, пожалуйста... Я хочу видеть, папочка, прошу...

Но тот не слушал, и лишь завязал на глаза чëрную повязку. Темнота и неизвестность... Страшно, но так возбуждающе.
Попов достал далее вибрационное кольцо, и вибратор, ещё несколько фаллоимитаторов различных размеров, но положил пока рядом(вибрирующее кольцо было исключением,и он его нацепил резко, и сразу, заставляя Антона дëрнуться от вибрации,прошедшей по телу со средней силой), желая насладиться ласками разгорячëнного тела... Точнее, жëсткими ласками. Он расстегнул ремень от своих брюк, и перевернул шатена несколько грубоватыми движениеми, заставляя кольцо на члене двинуться, и выполнить очередные вибрации, что вызывали рваные стоны у шатена, и начинает оглаживать бëдра.
Тело сейчас выглядит до жути привлекательным и желанным, эта спина вся сложена из изгибов, а эти ягодицы... Попов даже ради такого тела откладывает ремень, и целует спину, чуть прикусывает в некоторых местах, слушая желанные стоны. Поднимается выше, к шее, и чуть лижет, посасывает, кусает. Создаëт миллионы засосов, не оставляя и миллиметра без своего внимания. Возвращается к бëдрам, и пока Антон не отошëл от расслабленности тех поцелуев, и не напряг свои ягодицы, Попов шлëпает. Удар не излишне больной, скорее мягкий, чтобы дразнить кожу. Последующие удары поступают уже в более сильном размере. Наказывает.
- Ты ведь хотел порку, котëнок, - хрипло говорит он, и самому на самом деле уже становится неудобно и несколько тесно в брюках, но он ещё не собирается приступать ко всему прочему, его сейчас волнует чужое тельце... Шлепок за шлепком, громкие стоны - услада для чужих ушей, да и для собственных ушей Антона, у которого, позвольте напомнить, с каждым ударом был ещё и толчок кольца, а ещё эти прищепки, которые так сильно держали итак чувствительную частицу тела, возбуждали с каждой секундой сильнее. Он не мог держаться. И не хотел. Наконец, когда ягодицы совсем раскраснелись, вместо ремня последовал язык, что «зализывал» раскрасневшиеся полосы на заднице, и вызывало полнейшее закаменение члена. А уж почувствовав после ягодиц ещё и внутри себя этот же язык было ещё более возбуждающе. Брюнет полизывал ритмично, так, что Шастун даже привыкнуть к темпу не успевал, и так же резко вставил сразу два пальца, отчего шатен, казалось, совсем теряет контроль. Посчитав, что пока что растяжки достаточно для вибратора, учитель впустил в дело его, просовывая в отверстие, и включая максимальную скорость. Он хотел, чтобы Тоша был громким. Он уламал Антона.
Шастун застонал очень громко, и его почти в тот же миг перевернули обратно. Блядский Антон и блядский член, что стоит, словно каменный.
- Не хочешь меня, мальчик? - дьявольски низкий тембр над ухом от наклонившегося биолога вызывал очередной стон, - Тебя всë ещё надобно уламывать?
- А-ах~ Да, п-папочка, всë ещё уламывать, - шатен знает, что если он так скажет, значит будет ещё больше приятных ощущений, потому что это мотивирует, и Попов желает слышать «хочу тебя, папочка», но эту усладу мы оставим на потом.
Брюнет чуть ли не рычит на ухо, но Антон уверен, что это от желания. Учитель не отстраняется, и кусает за мочку уха, вызывая очередной стон.
- Я вижу, как ты меня не хочешь, котëнок, - он усмехается, и отстраняется, убирает вибрирующее колечко, но вместо него насаживает свой рот, протяжно мыча, чтобы вызвать вибрации. Напомним, что одновременно к этому внутри Шастуна вибратор на максималке, и блять, он скоро такими темпами точно кончит.
Брюнет резко заглатывает во всю длину, вновь мыча, и Антон кончает прямо в рот. Но это не остановит брюнета. Он играет с уздечкой, опускается к яичкам, а ведь Шаст даже не может предугадать действия брюнета, и полагается лишь на ощущения, потому возбуждение прилетает вдвойне больше. Когда язык касается яичек, и их посасывают, резко, но мягко кусая, Антон стонет ещё более громко. Но от члена отстраняются. И вибратор убирают. Но вместо вибратора засовывают дилдо, более широкий чем вибратор, сразу во всю длину, не давая вообще никак привыкнуть к происходящему, и шатен громко стонет, задыхается от количества оргазма.

Его резко целуют в губы, не давая насытиться кислородом, и чуть придушивают, но быстро отстраняются, продолжая уделять внимание фаллоимитатору, создающему толчки внутри шатена. Вскоре дилдо меняется на другой, более длинный, и приблизительно с такой же широкостью, и Шастун уже на грани кончить во второй раз. Именно в эту секунду ему открывают глаза, потому что развязывают тех, чëрная повязка летит к разорванным вещам, и Шастун понимает одну очень нечестную ситуацию: Попов почти полностью собран. Почему ему можно смотреть на голое тело, а Антону нельзя?
- Нечестно, - капризно и хрипло стонет Антон, когда из него вынимают дилдо.
- Что нечестно? - усмехается Попов.
- Я хочу видеть папочку... Голым.
- Если хорошенько попросишь, то несомненно, папочка разрешит.
- П-пожалуйста... Папочка, я хочу тебя.
- Громче, котëнок.
- Я хочу тебя, папочка, - снова хриплый голос, и снова голубые океаны, что пронизывают собой оказываются совсем рядом.
- Мм... Тогда получай, Тоша.
И Попов снимает всю одежду скоро-наскоро, оказываясь между ног, но не для того, чтобы войти своим поднявшимся членом, а чтобы «поиграться». Он берëт дилдо, что был уже в смазке Антона, и насаживается во всю длину, громко простанывая всего одно имя - Антон. Его телосложение Антон никогда не мог видеть настолько голым. По крайней мере, сейчас всë казалось откровеннее, чем обычно. Привставший член тëрся об Антона, но не входил. Попов кончил итак, он слишком долго держался. Протëр салфеткой всë то безумие, что произошло, а бельë по-моему, даже и не запачкалось. Рваные вещи были уложены далеко в шкаф, и минимум месяц они оба не найдут их. Спать пошëл к себе, потому что на одной кровати стало почему-то тесно.
Они вообще вспомнят это утром? Весьма интересно...

***

Утро. Птицы щебетают, солнце светит прямо в окно. И Антон открывает глаза. Голова болит от похмелья, и он ничего не помнит. Взором глаз пытается найти хоть какую-то одежду на себе, но той не находится. Нехотя встаëт с кровати, и подходит к шкафу. Не находит там футболки, что по памяти была в его гардеробе, что ж, придëтся походить в другой. Надевает на себя чëрную длинную футболку, тëмно-синие боксеры и джинсы. Выходит с комнаты, и уверенно направляется к кухне, где уже во всю журчит сковородка.
- Арс... Арсений Сергеевич, - неуверенно цедит подросток, и голова, кажется, сейчас взорвëтся от пульсаций.
- Что такое, Шастун? - он поворачивается, и заинтересованно смотрит на шатена, что пробивает дыру взглядом в Арсении.
- Арсений Сергеевич, дайте таблетку от похмелья... И воды, пожалуйста.
- Я тебе уже говорил, что ты не должен пить.
- Арсений Сергеевич... Ну Арсений!
- Пить вообще нельзя, потом голова болит, - угу, Арс, только это относится и к тебе тоже, так почему же всë ещё пьëшь?
- Пожалуйста...
Спустя минуту учитель всë же сжаливается, и таблетка с кружкой воды падает прямо перед зеленоглазым чудом.
- Сегодня суббота, а значит, можно посвятить день учëбе, Антон, - лучезарно улыбнувшись, сказал брюнет, прекрасно понимая, каковой будет реакция шатена.
- Ну бли-и-ин, Арсений Сергеевич, я хочу отдыхать, суббота, ну не будьте букой!
- Хорошо, тогда я буду аз.
- Арс!
- Ений.
- Ладно... И что, весь день учиться?
- Нет. Два часа утром с биологией, два часа вечером с химией, - последнее прозвучало однозначно двусмысленно, да и, честно сказать, первое тоже.
- Ладно... Я есть хочу...
- Что хочешь?
«Вас» - думает Шастун, прикусывая губу, что ночью так умопомрачительно выкусывал Попов... Жаль, что они не помнят.
- Кхм... Ну... Давайте бутерброды с зелëным чаем.
- Хорошо, Антош, - голос до безумия спокойный, и даже, похоже, нежный(?).
- Даже не будете говорить, что сухомятка? - удивился шатен.
- Даже не буду говорить, что сухомятка, - ответил голубоглазый.
Попов быстро приготовил бутерброды, а вместе с тем вскипел и чайник на кухне. Выключив тот, брюнет с абсолютным спокойствием налил зелëный чай подростку, в том числе и себе, и сел рядом с ним, отпивая из кружки тëплую жидкость.
Оба молчат, но Антон первый начинает диалог.

- Арсений Сергеевич, у меня футболка пропала... И джинсы. Я вчера в них был. Не знаете, где они?
- Хм... Не знаю. А что, у тебя другой одежды нет? Есть, по видимому, если ты в ней. Иначе бы светил прекрасным телом.
- Прекрасным?..
- Прекрасным.
Антон чуть покраснел, и почти сразу поперхнулся чаем, на что получил усмешку брюнета.
- Пойдëмте... Кх... Уроки делать...
- Конечно, пойдëмте, Антон Андреевич, - ещё бóльшая усмешка, такая хитрая, и такая... Сексуальная.
Учитель встаëт со стула, и Антон вместе с ним. Доходят вместе молча, а далее садятся, и начинается снова... Снова этот тембр, от которого Шастун плывëт, снова голубые глаза, которые так рядом, но одновременно так до безумия далеко... Хочется. Хочется быть ближе. Антон сам не знает(и не помнит) почему, но его теперь тянет к Попову ещё сильнее. Привязанность... Или... Что-то другое? Хочется прикасаться к его телу, обнажаться перед ним, если уж совсем честно, прыгать на нëм, и ещё очень-очень много чего ещё, но это, пожалуй, будет действительно излишне откровенно (уже итак пройдены все максимальные границы и пределы).
Голубоглазый тоже стал думать ещё чаще о своëм ученике. Хотя, казалось, куда уж чаще? Да уж... Влюблëнные точно слепы, ведь они не замечают очевидного - влюблëнности другого в него. Это нам с вами видно, а они великие слепые.
Из чужих губ льëтся речь, пока в боксерах другого теснота уже начинает надоедать. Два часа кое-как проходят, и Шастун, честно сказать, ничего не запомнил, потому что залипал на тембр.
- Ну что ж, надеюсь, ты что-то запомнил? - доброжелательный голос, но внутри всë будоражится с него в разы сильнее, чем раньше, и такое ощущение, что Шастун реально где-то потерял всю совесть и мозги, ну по его мнению так.
- Д-да.
- Отлично,Антош. Можешь отдыхать.
- Спасибо.
Даже не помнят о том, что вытворяли ночью. Но ничего... Когда-то ведь они должны будут уже запомнить? Да ведь?..

***

- Я могу ехать отдыхать?
- Куда?
- Ну... В клуб.
- Антон. Не дорос ещё. Опять будешь пить. Я тебе уже говорил, что нельзя пить в таких количествах.
- Ну Арсений Сергеевич, пожалуйста, - невинные глазки, ох, как им отказать?
- Ладно. Но я поеду с тобой.
- Хорошо.
И поехали... И знаете, в клубе хоть ты правильный учитель, или «хороший» ученик совершенно неважно, всë равно оба напьются, что и случилось.
- Потанцуем, Арсений Сергеевич? - полностью не контролирующий свои порывы Антон.
- С тобой я готов на всë, - да уж, они действительно излишне пьяны...
Вот и танцы. Арсений притягивает Шастуна к себе и уверенно держит за контур талии, и не хочет оставлять слишком много расстояния, оно ведь им не надобно, верно?
Шатен не сопротивляется, а лишь придвигается ближе. И Попов целует. Напористо, уверенно, требовательно, не даëт отстраняться даже в то самое мгновение, когда кислорода остаëтся мало. Снова играется языками, прикусывает губы теперь по очереди, и довольно причмокивает, придвигая несопротивляющееся тело ближе к себе... Настолько, что шатен начинает чувствовать стояк учителя. Он простанывает в губы, чтобы дразнить, и чтобы Попов уже затащил его куда-нибудь. И он это делает. Затаскивает в кабинку туалета, и просто начинает раздевать. Разрывать одежду не стал, всë же им ещё обратно ехать. Только Попов может видеть своего мальчика.
И вот, шатен вновь полностью раздет. А Попов не против, если тот, предположим, сядет своей задницей ему на лицо. Что он и делает... Брюнет в ответ на это начинает ритмично полизывать. Сейчас очень правильно смотрится фраза «у трезвого на уме, у пьяного на языке... ».
Пока учитель лижет, он одновременно к этому ещё и касается члена шатена, сначала будто бы создаëт на нëм незамысловатые узоры, а потом резко берëт в руку, и начинает ритмично тому надрачивать, выслушивая миллион сладостных стонов со стороны Шастуна. Подросток стонет так громко, что Попова начинает не устраивать ситуация. Он рычит.
- Поехали домой, только я могу тебя слушать. Больше никто.
- Мхр~ Хорошо~
И поехали. Еле держались, чтобы не продолжить траханья в машине, но дома ведь у них ещё столько неизведанных мест и вещей...

Как только приехали, и зашли в квартиру, учитель буквально затолкал(во всех смыслах) Антона в ванную, перед этим закрыв на замок входную дверь. Снова сорвал всю ненужную одежду, только теперь и с себя тоже. Включил воду. Но не просто так...
- Мм... Уже в предвкушении, Антош, но для начала с тобой нужно хорошенько поработать... Иначе слишком просто будет.
И он касается шеи, на которой удивительно, но почти с того раза засосов не осталось, но весь клоунизм в том, что они-то не помнят, что того раза не было...
Он недовольно рыкнул на ухо:
- Тебя с этого дня вижу только я. Понял меня?
- Мх~ Угу-у-у~
- Тогда раздвинь свои прекрасные ножки, Тош, - удивительно нежно произносит брюнет, он явно что-то задумал.
Антон выполняет, и его тут же придвигают к воде, и внутрь начинает она литься, без остановки проникать. Вода прохладная, а тëплый палец, что проникает внутрь, вызывает табун мурашек по телу, отчего подросток не хочет и не собирается сдерживаться. Брюнет двигает резко, и не даëт привыкать к ритму, добавляет быстро второй палец, третий... А потом вместо пальца идëт вибратор на максимальной скорости, который так сексуально выбивает брызги воды из Антона, что на это можно смотреть бесконечно, а как уж тот громко стонет, об этом Попов, пожалуй, вообще промолчит. Вместе с тем Попов приступает к соскам. Их тоже надобно подготовить, потому он их полизывает, кусает, но поняв вскоре, что этого достаточно, он достаëт насадки для сосков, и совсем скоро они оказываются на Антоне, вибрируя, и он совсем теряет контроль, потому что внутри всë вибрирует, снаружи тоже, и где бы Попов не проходился, он везде оставлял волну возбуждëнности. Но это было уж точно не концом. До конца слишком ещё далековато. Брюнет достал какой-то флакон, и начал его щедро разливать по телу шатена. А потом начал растирать, да так, что Антон в общем-то вообще уже не мог держаться, и кончил.
Попов растëр до конца торс, и приступил к члену, что уже один раз выплеснул белëсую жидкость. Начал двигать рукой, как бы так растирая тот от самого основания, и всë ниже. По всему телу распространялось странное тепло, и возбуждение нахлынуло вновь. И помимо двойной вибрации, ему создали тройную, надевая то самое вибро кольцо снова на член, и грубо переворачивая, но лишь для того, чтобы внутри и по члену шли толчки, а на соски было ещё больше нагрузки. И снова непонятная жидкость разлилась по позвоночнику, и даже по ягодицам. Арсений начал растирать... И опустившись к ягодицам, начал делать это особенно длительно, прекрасно зная, что Антон итак такими темпами кончит вновь, ведь вибратор на максимуме внутри, это, знаете ли, реально жëстко. Резко шлëпнул, и внутри прошëлся толчок, ещё, ещё, и ещë... Переворачивает обратно, и Антон снова кончает. Но это всë ещё не останавливает Попова. Он ещё не сделал всë, что задумал.
- Первый этап пройден, мой хороший мальчик, - наклоняясь к уху и покусывая то, низким тембром говорит брюнет, - но это ещё далеко не конец...
Учитель вынимает вибратор, убирает насадки с сосков, вибро кольцо, даже следы убирает с ванной все, но далее идут на другую локацию: кухня.
- Я давно тебя мечтал разложить на этом столе, - хищно произносит он, и притягивает к себе шатена для поцелуя. Снова напористо, уверенно, опять руки на талии, и он так просто уже уложил мальчика раздвинутыми ногами к себе на стол. Отстранился. И достал из своего излюбленного пакета вибропулю Le Wand Bullet.
- Я сделаю тебе массаж тела, Антоша, - до безумия нежно говорит тот, и начинает искать к прочему повязку, но находит только запасную, у него их было две.
На Антоне теперь повязка, и он может ориентироваться лишь на ощущения. Великолепно. Арсений достаëт ещё несколько вещей: снова какой-то гель, свечу и несколько уже любимых дилдо. Игры начинаются. Гель льëтся на горячую кожу спокойной линией, до самого низа живота. И Попов начинает тереть, вновь создавая возбуждение по всему телу. Касается сосков, и уделяет им вновь кучу внимания, чуть наклоняется, кусает за кадык, за плечи, и слышит заглушëнный стон.

Продолжает. Спускается ниже. Член пока что пропускает, а вот колени его давно интригуют. Начинает тереть возле паха, но не касается. Оставляет «на третье». Трëт бëдра в круговую, до самых стоп, везде. Везде Попов. Но это точно не конец.
В дело входит свеча, а еë воск падает на рандом. Антон ведь даже не знает куда. Но приятно. Он не боится. Хочет ещё и ещë. И получает это.
Ко всему прочему добавляется вибропуля, и начинает массировать своими вибрациями то, что хочет Арсений массировать: соски, и член, которого он не касался.
- А-а-ах! - Антон не сдерживается от такого напора, и кончает. Свечу убирают, геля уже достаточно, пулю откладывают на место, но, вероятно, ненадолго, потому что в скором времени Шастун начинает чувствовать, что возле его промежности идут вибрации. А совсем скоро та оказывается внутри, отчего Шастун совсем уже не сдерживается, и стонет всë громче. Попов безостановочно создаëт толчки, и двигает, пока Шастун не кончает вновь. Тогда, в заключение второго этапа, пора бы всунуть более длинный и широкий дилдо, что он и делает. Недолго создаëт толчки, ведь дальше ещё третья локация: спальня Антона. Попов вновь убирает следы, и ведëт. Теперь укладывает Шастуна как мартовскую кошку, его изгибы спины слишком интересны для брюнета. Внутрь почти сразу попадают анальные шарики, но Антон не особенно на них реагирует, но ничего, сейчас среагирует. Арсений достаëт кнут, и ударяет по ягодицам, создавая толчок внутри, и красную линию на заде, так красиво выглядит...
- Ахг, - Антон, кажется, скоро уже сознание потеряет от количества возбуждения, но это ещё не последняя локация.
Удар. Ещё. Снова и опять. Без остановок.
- Не напрягайся, не зли папочку, - рычит Попов, заставляя этой фразой Антона расслабить себя максимально, хотя уж куда ещё.
Снова кончил. А Попов ещё ни разу. Держится ради самого прекрасного момента...
- Котëнок, повернись ко мне, - до безумия удивительно спокойный голос, и он поворачивается. Ошейник тут же соприкасается с его шеей, а поводок уже и без того нацеплен.
- Тош, пора сделать приятно и мне, как ты думаешь?
Подросток посмотрел на каменный член, и сглотнув, кивнул.
- Смелее, - тянет на себя Антона, и тот даже не сопротивляется.
И вот, шатен на коленях перед Поповым, с таким возбуждающим приоткрытым ртом. И начинает неуверенно полизывать, но брюнету сейчас приносит удовольствие эта неуверенность и даже в какой-то степени невинность. Антон вдруг берëт в половину длины, что оказывается неожиданным для брюнета, и он сладко простанывает. Шатен посасывает, и мягко закусывает, создавая волну мурашек, что захлëстывали сейчас по всему контуру тела. Учитель стонет имя, состоящее из всего пяти букв, но чëрт, как же он это прекрасно делает. Антон не хочет сдерживаться, и мычит, продолжая посасывать член, создаëт вибрации.
Учитель кончает, но Антон продолжает своë дело, помогая себе теперь руками, и ритмично надрачивая. Быстро выхватывает вибромассажер из чëрного пакета, и приставляет учителю прямо к зоне простаты, отчего того, словно током прошибает, и он стонет только громче.
Вновь кончает. Отправляются на конечную локацию: комната Попова. Антона учитель сажает на колени на кровать, руки заводит за спину, и достаëт бондажную конструкцию, начиная с лëгкостью связывать несопротивляющегося Шастуна. Дело сделано. Теперь самое время ещё раз пройтись по телу Антона хорошенько. Полизывает соски, что не прикрыты связкой, целует каждую частичку тела, посасывает.
- Ты знал о том, насколько прекрасен, котëнок?
- Н-нет... Я не прекр...
- Ты до безумия прекрасен.
Связал не для жëсткости, а для признаний, мило, не правда ли?
- Самый прекрасный мальчик на свете, - целует в незакрытое плечо, в подбородок, быстро чмокает в губы, - я люблю тебя, Антош.
И дыхание Антона замирает. Он смотрит расширенными зрачками прямо на учителя, и в шоке сейчас от того, что он услышал. А ещё он начал замечать, что его начали развязывать, хотя недавно привязали(во всех смыслах).
- Арс...
- Что, Тош?
- Я тебя тоже люблю.
Любят, только спать ложатся на разных кроватях.

Но это ведь не страшно, правда? Ведь когда-то они проснутся и найдут улики от небольшого безумия своей бурной ночи, и наконец-то вспомнят, главное верить, пх.

***

Вот и новое утро. Точнее, блин, незаконченная ночь. Антон проснулся как всегда рано, а кому он писал в такие моменты? Правильно! Диме.

*Шаст-пидераст*
Доброе утро :>

От тех событий Дима до сих пор ещё не совсем смог отойти, но уже было лучше, чем прежде, и это действительно радовало.
*Димка*
Доброе. Ну что там у вас с Арсюшей?
*Шаст-пидераст*
Та бля, нихуя не изменилось. Меня только к нему ещё больше тянуть стало. А ему похую.
*Димка*
Это ты думаешь, что ему похую, а, может быть, не похую.
*Шаст-пидераст*
Мгм. Это ты так считаешь, потому что ты шипперская задница.
*Димка*
Нет, это просто вы тупые два пенька-Сенька.
*Шаст-пидераст*
Ой, да иди ты в жепь.

Сообщение было прочитано, но ответа не последовало.

«Реально, походу, в чью-то жопу пошëл» - засмеялся внутри себя Антон.
Тем временем глаза закрывалась, и он всë же в итоге уснул.

***

- Антош, тебя не учили, что подглядывать нехорошо? - усмехается Попов, надевая на себя, а если выражаться ещё точнее, на свои бëдра, что до этого светились перед чужим взором глаз, полотенце, проговорил учитель, заглядывая в щель приоткрытой ванной, и пронзая подростка игриво-дразнящим взглядом голубых океанов, в которых Шастун и без того каждый раз тонул, залипая.
- Ой... Простите, пожалуйста, - пытается отвести взгляд, но тщетно, Попов слишком красив, его оголëнный торс заставляет не отводить взгляда ни на секунду, и единственное, что может сказать внятно зеленоглазка - это то, что он, собственно, и сказал: «Ой... Простите, пожалуйста».
- Я просто так не прощаю, Тош, - усмехается брюнет, всë ещё смотря в чужие зелëные, и заставляя краснеть всë в большей мере.
- Арс... Арсений... С-Сергеевич... - единственное, что успевает проговорить Шастун перед тем, как оказаться прижатым к стене.
- Не Арс, папочка, - усмехается учитель, а в глазах так и стреляет пламя страстности, и желания.
В голове дежавю. Где-то он это слышал...
- Кх... П-папочка, не нужно, - краснеет сильнее, и чувствует достаточно немаленький бугорок возле своей промежности, потому что учитель прижался до безумия близко, и не давал отстраниться. По телу пробежались мурашки, и Шастун не удержался от резкого выдоха в чужие губы, что Арсений воспринял, как сигнал продолжения(собственно говоря, верно воспринял), и вцепился в чужие губы своими, не давая отстраниться. Играет с языком, как он это и умеет, напористо движет губами, причмокивает довольно, кусает Антона, отстраняется, создаëт своеобразный треугольник из поцелуев, целует в шею, обратно чмокает губы, возвращается к другому краю шеи. Далее целует кадык, кусает его, посасывает уже несколько горячеватую кожу, лижет щëку, приступает к мочке уха, покусывая ту мягко, но так, что по всему телу пролетает целый табун мурашек. Внутри проходит волна возбуждения, и остановки больше точно не будет. Попов вжимается, не даëт проходу, потом чуточку отстраняется, но не для того, чтобы прекратить. Лишь для того, чтобы довести до своей комнаты, и начать раздевать. Делает это, сопровождая посасываниями кожи, ещё не раздетой. Срывает, наконец, футболку Антона, и «присасывается» к чужому до безумия чувствительному торсу, выцеловывая всë на своëм пути. Создаëт влажные дорожки на теле, возвращается обратно вверх, целует соски, и всасывает их, полизывает языком, и слушает мягкие, давно желанные стоны Антона. Спускается ниже и фыркает, заметив ненужный кусок одежды, снимает его резво, и откидывает подальше, на пол, почти сразу касаясь чувствительного члена, и вбирая в рот чуть ли не всю длину сразу.
Антон стонет громко, и не хочет, чтобы это прекращалось. А когда в него резко засовывают два пальца сразу, Антон простанывает так громко, как только, наверное, можно ещё простонать.
- Громче, котëнок, - низким тембром говорит учитель, ускоряя движение пальцев внутри шатена.
- Ахг, - он стонет громко, так, как это возможно, выгибается на встречу пальцам, и насаживается сам, пока Попов начинает ещё больше и быстрее двигать, добавляя третий, а затем и четвëртый палец. Вытаскивает, и вместо пальцев входит своим членом, не давая привыкнуть, и начиная вдалбливаться в Шастуна резво, быстро и без остановки, пока тот сладостно и громко стонет.
- Мхг~ Ахм, А-А-Арс~ П-папочка-а-а, - всë громче, громче и громче выкрикивает Шастун чужое имя, и сам насаживается на член, что двигается итак всë быстрее, - а-а-ах~ глубже, пожалуйста, прошу, - стонет так сладко, что Попов не может отказывать, и вталкивается только глубже и ритмичнее.
Дыхание давно уже ускорено, член давно окаменел, и брюнет не выдерживает, в последний раз простонав так громко, как до этого не стонал ни разу, он кончил.

***

Просыпается снова. И со стояком, спасибо, Арсений Сергеевич!
Стягивает ненужные шорты, и то же проделывает с боксерами. Проводит по головке, и делает первые движения, выстраивая в голове очень много развратных мгновений, вспоминая во всех подробностях красочный сон, и выдавая первый свой сладкий стон. Чуть сжал на основании, и представил, что эти руки - его. Чуть ускоряется, дышит прерывисто.
- Ахм, - стонет уже несколько громче, и Арсений с его чутким сном уже давно пробуждëн... И возбуждëн.
Антон встаëт на колени, чуть выгинает спину, полностью убирая одеяло от себя, и сладко простанывая, когда засовывает в себя сразу два пальца, и насаживается.
Попов тем временем уже давно наблюдал за сим действом, и его член, соответственно, реагировал. А уж когда услышал своë имя, то совсем потерял, казалось, рассудок. Но удержался от того, чтобы подлететь к этому мальчику, и начать помогать ему в мастурбации.
- А-а-ах! - громко, безудержно, и сладко для ушей Арсения.
- А-А-Арс~ - ещё громче, ещё слаще, ещё больше каменеет член.
- Тош, - не выдерживает, и всë же произносит низким тембром брюнет, оказываясь над ухом зеленоглазого, и создавая миллион мурашек на его теле, - тебе помочь? - добавляет он всë так же сладостно над ухом, каким-то уже полустоном.
- А-а-ах, А-А-Арсений... С-Сергеевич... - мычит шатен, упираясь в чужие колени своими голыми ягодицами, - не нужно, я вас... Р-разбудил... Мхг~
Он и сам отстраняется через несколько минут, понимая, что совсем так скоро потеряет контроль, а трахать подростков он не намерен(ну мы-то знаем...).
- Тош, хочешь чего-то на завтрак? - стараясь сохранять спокойствие, и не выдавать возбуждения, сказал брюнет, всë так же залипая на голую задницу.
- Мхг... Просто пока что уйдите, я потом приду... Мне... Пельмени... - всë так же полустоном произнëс шатен, добавляя третий палец, и насаживаясь.
- Возьми пакет, тут всë, что тебе облегчит всë, и позволит быстрее кончить, - подал тот самый пакет, и глаза шатена вновь округлились... И дежавю снова накрыло. Да где же он, блин, это уже видел?
- С-спасибо, Арсений Сергеевич... - бесстыдно простанывает имя Антон, вытаскивая вибратор из пакета, и нажимая на среднюю скорость, тут же засовывать внутрь себя.
- Угу, - сдержанно отвечает тот, и уходит на кухню с неплохим таким стояком, а что с ним делать вообще непонятно. Придëтся терпеть.
Смотрит в холодильник, находит глазами пельмени, вода, предварительно поставленная на плиту, уже вскипает, и Попов быстро добавляет мëрзлую еду в кипящую жидкость. Почти синхронно с этим закипает чайник, и Арсений выключает в том числе его, наливая в кружку зелëный, тëплый чай, что должен был успокоить нервную систему.
Выпил сам чая, помыл кружку, а там на кухню и Антон зашëл. Весь потрëпанный, запыханный, и, блять, он слишком сексуален. Его хочется прямо сейчас прижать к стене, а дальше воссоздать сюжет сна в реальности, особенно, после того, что он увидел сегодня утром...
- Арсений Сергеевич, пакет... В моей комнате. Заберите, - чуть смущëнно начинает диалог Шастун, хотя ему не привыкать, он только что был как помидор, сейчас снова такой.
- Угу, пельмени готовы, Тош, с чем будешь? Со сметаной? - удивительно спокойно проговаривает учитель несмотря на то, что внутри него происходит взрыв, где возбуждение и контроль борятся друг с другом, и если потерять одного из игроков, победит другой. Контроль над собой иногда вещь сложная, особенно в эмоциональном смысле. Иногда находятся и те, кому по плечу контролировать не только себя, но и других. Попов был в разных ситуациях разным: в грусти, отчаянии он мог контролировать и себя, и других, пытался ими управлять, настраивать, мотивировать, поддерживать, а вот другое дело агрессия, там он не держал контроля за своë поведение, но был способен контролировать других, очень просто, - вызывал у них адреналин, страх, слëзы, чтобы замолкли, и подчинялись. Мы и сами с вами знаем, что Попов такой человек, что если он зол, то остальным лучше помолчать, иначе произойдëт однозначный разнос всего. Однако же, так было не со всеми. Изначально Попов часто агрессировал на Антона, и их взаимоотношения, в общем-то, ничем не отличались от людей, что ненавидят друг друга, часто контролировал, запрещал. А сейчас казалось так, будто бы вся та агрессия, что была раннее внутри Арсения являлась лишь сексуальным желанием обладать Шастуном, и не давать ему кислорода без себя. Голубоглазый потихоньку осознавал, что Антон - то самое, что очень хочется, и на что злятся лишь те, кому недоступно.
А Арсений не злился. Сам не знал почему, но не злился. Ему казалось, что всем недоступно, но ему более чем, и во всей откровенности, что может быть.
И Попов хотел контролировать шатена лишь в том, чтобы заботиться о нëм, а не чтобы было выгоднее самому Арсению.
- Буду со сметаной, спасибо, Арсений Сергеевич, - мило и с абсолютной невинностью улыбается подросток, смотря прямо на контур талии учителя, сейчас суетящегося возле плиты, и укладывающего в тарелку с кастрюли готовые горячие пельмени, - А вы будете?
- Буду, - спокойно ответил тот, добавляя к пельменям несколько щедрых ложек сметаны, и ставя аппетитный завтрак перед аппетитным Шастуном, - Приятного аппетита, Антон Андреевич Шастун.
Учитель проделывает то же со своей тарелкой, и садится напротив Шастуна, нежась завтраком.
- Вам тоже приятного аппетита, - улыбаясь, отвечает шатен, пробуя тëплые пельмени, предварительно политые сметанной массой, - Хм, а у нас есть что-нибудь острое?
- Есть, Антон. Хрен, горчица, острый кетчуп, чеснок... Специи.
- Та-а-ак, давайте горчицу, мне кажется, сюда будет самое то, хочется что-то остренькое, - отвечает зеленоглазый.
- Хорошо, Тош, - вставая со стула и направляясь к холодильнику, ответил учитель.
Он достал горчицу, прикрыл дверцу холодильника, подошëл и подал острую смесь подростку в руку, и тот кивнул.
- Благодарю, - улыбнулся, и вылил немного, но когда попробовал сморщился, - Бли-и-ин, остро.
- Не надо было так много лить, - усмехается Попов этому сморщенному личика в ответ.
- Вы очень сострадательны, - хмурится Шастун.
- До безумия, - всë ещё с усмешкой отвечает тот.

Завтрак проходит спокойно, если не учитывать переодические шипения Шастуна по поводу излишне острого привкуса на языке. Далее расходятся по комнатам. Попов начинает работать в компьютере, создавая очередную презентацию для работы, а Шастун уходит вскоре гулять с Димой.

***

- Привет, Димас-пидорас, - лыбится Шастун, перед тем как подойти и обнять друга.
- Кто ещё из нас тут пидорас - огромный вопрос, - отвечает тоже насмешливо друг Антону.
- Как живëшь? - отстранясь от «прилипшего» к нему друга, спрашивает зеленоглазый.
- Всë неплохо, ты как поживаешь, Шаст-пидераст? Что там всë-таки с Арсюшкой?
- Кхм... Да... Ничего такого... - чуть краснея, и вспоминая начало утра, ответил Шастун на любопытный вопрос кареглазого друга.
- А ну-ка рассказывай, я же вижу, что там что-то интересненькое.
- Уф... Ну ничего от тебя не скроешь.
- Давай-давай, рассказывай.
- Ну... В общем... Мне сон с ним приснился один... Весьма... Эротик-контента, - краснея всë больше, произносит шатен.
- Ого, а вот тут поподробнее, - усмехается и лыбится шиппер, вот он, друг геюги.
- Да что подробного? Ну... Трахнул меня в задницу, что тут подробного рассказывать?
- Ооо, прикольно, а что дальше было?
- Потом я... Проснулся. А дальше уже личное.
- Слыш ты, никакого личного, жопа ты клубничная, - хмурится друг.
- Не-а, это слишком уже будет жëстко, ты ж фанфик писать начнëшь, я тебя знаю, братух.
- Ну блин, любишь интриговать, - наигранно дует губы друг.
- Когда-нибудь потом узнаешь. Вот если мы с ним реально будем вместе, то ты обязательно узнаешь о той ситуации, - толкая в плечо друга, и заставляя того улыбнуться этим движением, говорит шатен.
- Ладно, - Дима вздыхает, но больше не противится ситуации, и понимает, что ему не расскажут на данный момент.
- Ну чë, ты там хотел фильм какой-то позырить, так давай.
- Уф... Ладно. Тогда пошли ко мне, там посмотрим, поешь как раз моих блинов.
- Хорошо, пошли, - улыбнувшись, ответил Шастун.
Погода сегодня была вполне себе комфортная, даже солнечная, было особенно не холодно, хотя уже был конец ноября. Листья были в большинстве алого цвета, а настроение светилось красками влюблëнности. Было несколько луж, но когда Шаст с Димой они как дети, и потому прыгали по этим лужицам, даже не пытаясь те обойти. Вскоре были, наконец, в подъезде, пусть не таком тëплом и комфортным как квартира, но достаточно интересным, так как, по видимому, многие люди любят заниматься вандализмом в подъездах, ибо количество графити зашкаливало.
Поднялись, дошли до квартиры, открыли, зашли.
- Ого, ты тут убрался что ли? - Шастун улыбнулся, осмотрев чистую мебель, и убранную одежду вокруг.
- Пхах, а что, я, по-твоему, только плачу лежу? - усмехнулся Дима.
- Ладно, не будем о плохом.

И включили фильм, насладясь воскресеньем под тëплым пледом, и обнявши друг друга.
Как же хорошо, когда есть такие друзья, с которыми можно проводить так комфортно свой день, просто-напросто рассказывая впечатления о просмотренном фильме или сериале, или о прочитанной книге. Хорошо, когда есть друзья, с которыми можно ни о чëм не думать, или думать очень много обо всëм вместе. Хорошо, когда есть тот, кто всегда поддержит, и в то же время не будет всегда излишне серьëзным, и вы с ним сможете одновременно посмеяться, и одновременно всгрустнуть. Дима был тем самым человеком. И такие люди, честно сказать, сокровище. И вам не будет важно, сколько прошло времени, будь то две недели или целые семь лет, вы всегда будете вместе, несмотря на всех людей, появляющихся рядом, и несмотря на всë, что происходит далее. Вы всегда вместе. Абсолютно. И ты веришь этому человеку, потому что он верит тебе, и потому что знаешь, что ему можно верить, всегда можно верить.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Удачной дрочки, ребятки. Пхпххпхпхпхпх