Больница для душ

И всё же... я продолжала держаться. За что? За смятую тень надежды, за обрывок воли, за имя, которое ещё звучало внутри, но уже казалось чужим — *Ханна*. Оно растворялось, как крик в пустом коридоре, который никто не услышит.

Мир вокруг превращался в вату — липкую, удушливую. Препарат, впрыснутый с такой равнодушной точностью, разносился по венам, прожигая мою сущность. Я чувствовала, как он растекается, выжигая сопротивление, оставляя после себя онемение и мрак. Тело стало не моим — чьим-то чужим, поломанным, пустым.

Где-то рядом Миссис Кинг снова говорила со своей искусственной нежностью — голос, как бархат на лезвии.
— Всё будет хорошо, Ханна. Отдохни. Позволь себе немного тишины.
И я бы, может, даже поверила, если бы не видела, как в её глазах пляшет безумие, как дрожит уголок губ в предвкушении — будто она действительно получает удовольствие от моего падения.

Два санитара держали меня крепко, как будто боялись, что я вот-вот сорвусь — и, может быть, я действительно сорвалась бы. Вырвалась, разорвала бы себе кожу, только чтобы чувствовать хоть что-то, кроме этого вязкого оцепенения.

*«Ты сломана. Не сопротивляйся.»* — звучал внутри чужой голос.

— НЕТ! — крик внутри меня захлебнулся, не дойдя до губ. Я хотела закричать — так, чтобы стены затряслись. Но рот остался закрыт, язык словно прилип к небу, сердце билось не в груди, а в ушах, гулко, пугающе.

Пространство вокруг покачнулось, словно сама реальность утратила равновесие. Я протянула руку — и не нашла опоры. Всё растворялось. Лампы текли, как расплавленный металл. Пол исчез. Я проваливалась — медленно, как в смолу.

Мир исчез. Я исчезала.

*«Мама... Итан... Саймон... Где вы? Заберите меня отсюда...»*

     Когда я открыла глаза, мир стал иным.
Небо было низким и тяжёлым, цвета тёмного вина, будто оно сочилось кровью, пролившейся в другой реальности. Воздух был густым, как сироп, и пах не жизнью, а чем-то сладко-гнилым. Он жёг лёгкие с каждым вдохом.
Под ногами — не земля, а плоть. Она шептала. Едва слышно, но отчётливо:
*«Ты пришла домой...»*

Деревья — вытянутые, изломанные, как вытянутые пальцы без кожи — тянулись ко мне. Они дышали, их корни пульсировали, будто у них было сердце. Всё здесь жило. Но не для того, чтобы радоваться — а чтобы наблюдать, ждать, судить.

Я стояла босиком. На мне было белое платье — чужое, словно надетое на труп. Я дрожала. Холод исходил не снаружи — он был внутри меня, пропитав кости, вгрызаясь в позвонки.

*«Ты умерла?» — прошептал голос.
«Нет. Ты просто сбежала. Но куда?»*

Я не знала. Но я знала: я не в клинике.

И в то же время — я всё ещё в её стенах. Она не отпустила меня. Её тень тянулась и сюда. Миссис Кинг... Даже здесь я чувствовала её — как запах жертвенной крови в воздухе. Этот мир пропитан её безумием. Он дышит ею. Она жаждет власти не только над телом, но и над разумом. Над душой. Над моей последней частицей.

Здесь не было дверей. Только горизонт, уходящий в вечную, пульсирующую мглу.
И я поняла: я между мирами.
Между жизнью и чем-то гораздо страшнее.
Между собой... и тем, кем они пытаются меня сделать.

И всё это — только начало.

Я шла. Или мне казалось, что я иду. Пространство не имело направления. Всё крутилось, изгибалось, тянулось в спирали. Я могла двигаться часами и не пройти ни шага, но при этом всё вокруг меняло облик, становилось всё более жутким, будто я погружалась в ещё более глубокие слои чужой боли и чужого разума.
   Внутри этих жутких деревьев — лица. Замершие в гримасах ужаса, боли, мольбы. Кто-то открывал глаза, едва заметив мой взгляд, и беззвучно кричал.

И я поняла: это такие же, как я. Те, кто пытался сопротивляться. Те, кого держала Миссис Кинг.

*«Ты думала, что сбежала. Но ты — в клетке глубже прежней»,* — шептал мир.

От этого шепота сводило скулы. Он лез в уши, в рот, в поры кожи. Я чувствовала, как слова просачиваются в меня, заполняют меня. Они были вязкими, липкими, как кровь, смешанная с медикаментами. Я не могла их вырвать, не могла остановить их поток.

Всё, что я знала о себе, трещало по швам.
*Ханна* — это было имя? Или ярлык, приклеенный матерью?
*Больная.*
*Сложная.*
*Неуправляемая.*
*Ненужная.*

Я остановилась — если это можно было назвать остановкой. Пространство вокруг схлопнулось в туннель из плоти. Передо мной выросло зеркало. Но вместо моего отражения — там стояла девочка. Я. Но младше. Лет семи. В перепачканном платье, с растрёпанными волосами и безумным взглядом.
Она смотрела на меня в упор и произнесла:

— Ты так стараешься казаться взрослой. А всё, что ты хочешь — чтобы тебя кто-то любил.

Губы у неё не двигались. Слова звучали внутри моей головы, как собственные мысли. И я не могла отрицать их. Потому что это была правда.
         «Я хочу, чтобы меня любили. Настояще. Без условий. Не за послушание. Не за идеальность».

Я хотела обнять эту девочку. Прижать к себе. Сказать, что всё будет хорошо.

Но она начала трескаться. Лицо разошлось трещинами, из которых закапала чёрная жидкость — не кровь, а густая тьма. Она расплылась по стеклу и поглотила отражение.

А потом — я услышала её.
Шаги.
Неспешные, уверенные.
Те же, что я слышала в коридорах клиники.

Миссис Кинг.

Я обернулась — и увидела её.
Не в халате. Не с папками и таблетками.
А в чёрном, как мрак, плаще, с бледной кожей и чёрными глазами, из которых текла тень. Она была выше, больше, страшнее. Лицо её расплывалось, как мокрый холст, а улыбка всё ширилась, будто разрез на коже.

— Ты думала, я не найду тебя? — её голос был везде. Он звучал в небе, в земле, в моих костях.
— Даже здесь я хозяйка.

И я поняла: она не человек.
Она — идея.
Она — система.
Она — каждый упрёк матери, каждый игнор, каждый диагноз, каждое равнодушное «успокойтесь» в мой адрес.
Она — воплощённая боль поколений.

И если я не найду выход отсюда, она станет мной.

Но даже здесь... в этой чёрной бездне...
«Я пока ещё жива.»

И значит — я буду биться.
Пусть даже в аду.