Глава 10. Холодный дозор
Телефон Саймона взорвался звонками уже с рассветом. Он проснулся, словно из кошмара, и, не разбираясь, взял трубку. Его голос был сухим и отстранённым, а потом он резко вышел из комнаты, как будто бежал от чего-то невыносимого. Я поднялась тихо, незаметно следя за ним, стараясь понять, что происходит. Вскоре я услышала его слова — отец настойчиво уговаривал вернуться домой. В моём сердце возникла смешанная волна — отчаянное желание вернуться и одновременно леденящий страх перед матерью, чьё лицо я не могла представить иначе, чем холодным и бесчувственным.
Сколько ещё времени мне потребуется, чтобы она позволила мне просто быть? Чтобы я могла прийти в себя без этих медикаментов и белых стен? Вопрос висел в воздухе, как приговор.
Когда разговор, наконец, закончился, я тихо вернулась в комнату. Саймон появился вслед за мной, его лицо было напряжённым, а глаза — пустыми.
— Ханна, нам надо домой, — сказал он, садясь рядом, голос безысходен.
— Ты уверен, что это не катастрофа? Что с мамой? — я смотрела на брата с сомнением и страхом.
— Не знаю, — признался он. — Но если отец нас так ждёт, значит, что-то ещё не сломалось. Ты сама вчера говорила, что хочешь увидеть Лоран. Можешь побыть у неё, а я проверю, что творится дома.
— Да, так лучше, — прошептала я.
Через час мы уже сидели в машине. Прощание Итана с Маттео растянулось на вечность — словно он не хотел отпускать меня из этого короткого островка надежды. Саймон даже предлагал оставить его, но Итан настаивал: «Сейчас поедем». Эти «скоро» были как кандалы, сковывающие воздух и время.
Я позвонила Лоран. Она ждала меня. Когда машина остановилась, я выскочила, и дверь сразу открылась. Но успокоения не наступило. Наш разговор прервал звонок — голос Сэма был холоден и твёрд:
— Ханна, срочно нужна дома.
Слёзы подступили к глазам, неумолимые и тяжелые. Осознание смерти надежды упало на меня с силой удара.
Лоран положила руку мне на плечо, словно пытаясь передать хоть частичку своей поддержки.
— Что случилось? — спросила она, обнимая.
— Всё кончено, — едва слышно сказала я. — Мне не вернуться домой.
В ту же секунду пришло сообщение от брата: «Они идут к дому Лоран. Мама уверена, что ты там. Я не смог их остановить, прости».
— Значит, обратно в клинику? — голос Лоран был полон горечи.
Я опустила глаза. Может, лучше ей не знать правды — о больнице, лекарствах, людях в белых халатах и клетках. Пусть думает, что я в порядке, чтобы ей было легче.
В дверь раздался настойчивый стук.
— Лоран, открой. Это мама Ханны, — голос был хладен до костей, словно ледяной нож, медленно вонзающийся в грудь.
Лоран посмотрела на меня — вопрос, на который не хотелось отвечать. Я кивнула.
Дверь открылась, и в комнату вошли мама, Миссис Кинг и двое санитаров. Они подошли и крепко взяли меня под руки.
Я знала, что это неизбежно. Просто не знала, что конец наступит так быстро.
Два часа спустя я сидела в коридоре клиники, чьи стены стали для меня одновременно родными и тюрьмой. Мама безучастно заполняла бумаги, будто наделённая механическим цинизмом. Каждая её строка казалась шагом к похоронам моего последнего шанса.
Миссис Кинг нервно постукивала ногой, её натянутая улыбка была зловещей маской. Она ловила взгляд матери, и между ними царила холодная война молчания.
Я не могла встретить их взгляды — только ощущала их, как удары, подступающие к горлу. В груди росло тяжёлое отчаяние, горькое и удушающее. Это был мой ад, и никто не придёт меня спасать.
Мама отложила ручку, аккуратно сложила листы и передала их Миссис Кинг, улыбнувшись — пустой, бессердечной улыбкой хищника.
— Дам вам пару минут, чтобы поговорить, — сказала она, — пока я прикреплю документы к карте Ханны.
Она поднялась и направилась к двери, бросив на меня взгляд, который пронзал насквозь — холодный, безжалостный, как лёд.
— Змея... — прошептала я, голос ломался от боли.
— Ханна, возьми себя в руки, — ответила мать с резкостью и отстранённостью. — Я взрослый человек. Нам нечего обсуждать. Ты сама знаешь, почему всё так.
— Ничего не спросишь? Не попытаешься понять, почему я сбежала? — голос мой прозвучал слабее, чем хотелось.
— Нет. Я знаю, как ты любишь создавать проблемы и усложнять жизнь себе и другим, — холодно сказала она. — Не думаю, что ты повторишь это. Надеюсь, ты сделаешь выводы.
Я осталась без слов. Она взяла сумку и отвернулась, давая понять: мои слова — пустота, незаметный шёпот в ветре.
Главврач вошла, мать пожала ей руку, открыла дверь и, лишь махнув мне на прощание, исчезла за порогом.
Внутри меня не было ни слёз, ни криков — только бездонная пустота и ледяное отчаяние. Детские истерики, мольбы и рыдания давно умерли внутри. Остался только холодный дозор — и я заперта в его тени.
Есть ли спасение? Или я обречена исчезнуть, растворившись в этом мраке навсегда?