23
На улице прохладный воздух сразу же лижет мне голые щиколотки, и я непроизвольно вздрагиваю. Майские ночи еще холодные.
Насколько Никитин пьян? Он же не упадет где-нибудь по дороге и не вырубится?
Я переминаюсь с ноги на ногу и пытаюсь что-то разглядеть в темноте, лишь слегка разбавленной тусклым светом фонарей.
Никого нет. Тихо и пусто.
По ощущению прошло уже минут десять, на телефоне ни звонка, ни сообщения.
Где же Артём?
Я уже почти нажимаю на кнопку вызова, чтобы узнать, куда он пропал, но вдруг высокая темная фигура выворачивает из-за угла. Я сначала испуганно замираю, сердце бешено колотится, а потом меня накрывает невероятнои волной облегчения, буквально до слез.
Это он.
Его линия плеч, его встрепанные волосы и мотоциклетный шлем в руке.
Я с трудом сдерживаю желание рвануть ему навстречу и просто стою под фонарем, горящим над подъездом, и жду, пока он сам ко мне подойдет. Когда между нами остается буквально пару метров, я уже открываю рот, чтобы отругать его, но гневные слова застревают у меня в горле.
- У тебя... кровь... - в ужасе бормочу я, уставившись на его штанину, где на бедре расплылось бурое пятно.
- Привет, - неуклюже говорит Артём, будто не слыша меня. - Я пришел. Не потерялся.
- Артём! Ты ранен?
- Я? - он хмурится и оглядывает себя. - Где?
- Левая нога. Как ты вообще дошел?
Он наконец смотрит на бедро, видит на нем кровь, но небрежно отмахивается:
- Фигня. Не болит. Может, ободрал. Когда падал. Ир... Ира...
Его светлые глаза смотрят на меня с такой жаждой, с такой тоской, что я не выдерживаю. Делаю шаг вперед и обнимаю его за шею, утыкаюсь куда-то носом в грудь, вдыхая терпкий запах травы и машинного масла.
- Черт, Ирочка, - сорванным голосом хрипит он и стискивает меня в своих руках. Шлем с гулким звуком падает на землю. - Я так соскучился.
«И я, - мысленно шепчу я. - И я...»
В его руках я остро и почти болезненно ощущаю себя живой. Как будто все эти дни пребывала в каком-то анабиозе.
А сейчас хорошо. Сейчас он рядом.
Почему нельзя целую вечность просто так стоять, обнявшись, чувствовать его тепло и никуда не идти? Не уезжать?
- Думал, сдохну без тебя, - продолжает бормотать Артём, касаясь губами моих волос.
И тут меня срывает. Я бью его ладонью по плечу и шиплю:
- Ты и так чуть не сдох, Никитин! Совсем мозгов нет? Как можно садиться за руль пьяным? Тем более на мотоцикл! Это и так машина-убийца, а с алкоголем в крови ты просто чудом не разбился...
- А ты бы расстроилась, если бы я разбился? - спрашивает он.
- Дурак! - Я снова толкаю его в плечо. - Безмозглый идиот.
- Не расстроилась бы?
- Я не знаю, как бы я дальше жила, - шепотом рявкаю я. - Доволен? А теперь сядь на скамейку и дай мне посмотреть на твою ногу.
- Для этого мне придется снять штаны, Петренко, - ухмыляется Артём. - Ты готова к этому?
- Придурок. Садись, я так посмотрю.
Он, как ни странно, слушается, а я жутко волнуюсь. Все же я еще не врач. Плюс меня чуть-чуть мутит от вида крови.
Но я вспоминаю те немногие моменты, когда мама брала меня на работу и что-то показывала, старательно беру себя в руки и осматриваю Артёма.
Кровь вроде больше не идет, ногой он двигает нормально, но ткань порвана и присохла к коже, и насколько глубокая и грязная там под ней рана, неясно. Надо действительно снимать и обрабатывать.
Лучше было бы делать это в больнице, но больница - это огласка. Возникнут вопросы, почему известный футболист Никитин в таком виде. Этот вариант, значит, отпадает.
А как тогда быть?
Нет, если там ничего серьезного, то я и сама, наверное, обработаю царапины, но где? На скамейке, сняв с него штаны? Бред.
Но не могу же я Артёма привести к себе домой! Мама от такого точно проснется, и это будет конец.
- Давай зайдем в мой подъезд, - наконец говорю я.
- Зачем? - хрипло тянет он. - Целоваться можно и тут.
- Ты можешь вообще о чем-то другом думать?! - вспыхиваю я.
- Нет, - признается Артём, жадно на меня глядя. - Я тебя уже пять дней не целовал.
В моей груди словно что-то с хрустом надламывается, я странно всхлипываю и падаю на грязную лавочку рядом с ним. Он тут же берет меня за руку, и моя ладошка тонет в его грязной широкой ладони. А потом он подносит мою руку к губам и целует.
По коже бегут мурашки, я вздрагиваю и прикрываю глаза, пытаясь продлить это теплое сладкое чувство, растекающееся по всему телу от его прикосновения.
- Надо твою рану обработать, - шепчу я. - И лучше это делать в подъезде, чем на улице.
- А почему не дома?
- Никитин, сейчас ночь. Моя мама дома и она спит. Тебе туда нельзя.
- Но я говорил про свой дом, - возражает он. - Тут же близко.
- А твоя мама?
- Ее нет. Она у своего еб... хм, у мужика. Неважно, короче.
я молчу.
Артём чуть сильнее сжимает мою ладонь и тихо просит.
- Пойдешь со мной, Ир? Это не обязательно, если не хочешь. Я и сам справлюсь.
Из его голоса почти исчезла пьяная развязность, и взгляд уже не такой плывущий. Кажется, прогулка по ночной прохладе его немного привела в себя.
Я достаю телефон и смотрю на время. Половина второго ночи.
Завтра у меня важный экзамен по биологии. Очень важный. Без него не поступить в мединститут даже по целевому направлению.
А я ведь хочу поступить, правда?
Чего я вообще хочу?
- Идем, - тихо говорю я, и глаза Артёма вспыхивают от радости.
- Ира...
- Но только недолго, - предупреждаю я, вставая со скамейки и плотнее запахивая на себе куртку. - И ты потом меня проводишь.
***
Артём не сразу, но открывает ключами свою дверь, толкает ее, включает свет и пропускает меня в коридор. Едва только сделав туда шаг, я понимаю, что квартира Артёма, в отличие от нашей, обставлена очень дорого: полы из темного дерева, причудливый потолок, золотые светильники, картины на стенах...
Вычурно и наверняка стоит кучу денег.
- Красиво у тебя, - вежливо замечаю я.
- Не у меня, - безразлично говорит он. - У мамы. Это не мой дом, а ее. И ремонт она делала уже после того, как я уехал. С моих первых гонораров. Как по мне, мутота полная вышла.
- На музей похоже.
- Ага, блин. Только это вообще-то квартира. Никогда не понимал, нахрена свой дом превращать в музей.
Артём небрежно снимает тяжелые мотоциклетные ботинки, немного морщится, когда двигает левой ногой, оставляет обувь валяться в коридоре и оборачивается ко мне.
Я как раз снимаю с себя куртку.
- Ир, ты... - он вдруг замолкает, и его глаза округляются. - Ты... ты в пижаме что ли?
- Ну ты же меня поднял посреди ночи, - я зябко повожу плечом, чувствуя себя очень неловко. - Что на мне было, в том и вышла. Не нравится, не смотри.
- Очень нравится, - хрипло возражает он и сглатывает так громко, что даже я слышу этот звук. - В этом и проблема. Блин, Ира... Петренко моя...
Он оказывается ко мне очень близко, горящие жаждой и восторгом голубые глаза прожигают меня насквозь, тяжелые руки ласково ложатся на плечи, притягивают к себе, а губы уже почти касаются моих, но я вовремя прихожу в себя и отталкиваю Никитина.
- Сначала нога, - предупреждаю я, часто дыша. Пульс разогнался до каких-то немыслимых скоростей. - Найди мне аптечку, Артём.
Он не двигается с места, поэтому я говорю еще раз, уже громче:
- Артём! Прием! Аптечка! Сначала надо рану обработать.
- А потом? - жадно спрашивает он.
- А потом я спать пойду, - строго говорю я. - Ты время видел?
- Мудак я, - вздыхает Артём. - Разбудил тебя, вытащил посреди ночи...
- Это еще не делает тебя мудаком, - дипломатично замечаю я.
- А то, что я ни о чем из этого не жалею, делает? - хмыкает он.
- Возможно, - усмехаюсь я в ответ. - Хочешь сказать, ты специально напился и свалился с мотоцикла?
- Нее, это было бы совсем тупо, - мотает Артём головой. А потом вдруг мрачнеет. - Блиин, прокатный мотик же там остался! Разбитый к хренам. Надо его забрать.
- А можешь это сделать не ты? - осторожно спрашиваю я. - Сам понимаешь, лучше чтобы авария и вождение в пьяном виде никак не были связаны с тобой.
- Почему?
- У тебя на носу подписание контракта с турецкой командой, - напоминаю я. - Сам говорил, что надо хорошо себя вести.
Артём молча на меня смотрит.
- Что? - спрашиваю я.
- Ничего, - хрипло говорит он, продолжая смотреть на меня. - Просто... Ты про все это помнишь. И подумала обо мне.
- И что в этом такого? - не понимаю я.
Улыбка слегка касается его губ.
- Ира... Ты офигенная, знаешь?
- Артём, не заговаривай мне зубы, неси уже аптечку, пожалуйста.
- Ща, поищу, пойдем пока на кухню. Чай будешь?
- Буду, - со вздохом соглашаюсь я.
Он наливает мне какой-то странно пахнущий зеленый чай, находит аптечку, и я долго поливаю перекисью его раненную ногу, прежде чем получается убрать присохшую к коже ткань.
- Ира, дергай и все, - советует он.
- Тебе больно будет.
- Потерплю.
- Не надо терпеть, - возражаю я. - И я уже почти все.
Мокрая испачканная ткань наконец отходит от ранок, Артём снимает штаны, и у меня перехватывает дыхание.
Потому что теперь он сидит передо мной в одних черных обтягивающих боксерах, и его обнаженные, крепкие, с литыми мышцами ноги так близко ко мне, что я могу разглядеть темные волоски на смуглой коже.
И длинные царапины на левом бедре.
Вот ими и надо заняться! Нечего на остальное пялиться!
- Кажется, не очень глубоко, только кожа задета, - неожиданно севшим голосом говорю я. - Надо обработать.
- Еще? Ты уже бутылку перекиси на мою ногу вылила. Хватит, Ир, я тебе отвечаю: там все микробы давно издохли.
- Тогда оденься, - слабо приказываю я, чувствуя, как зарумяниваются щеки.
- А зачем?
- Ну... неприлично.
- Так здесь только мы вдвоем.
- Артём...
- Ты стесняешься? Не нравится? - его голос становится низким и каким-то мурлычущим, и это буквально размазывает меня тонким слоем.
- Нра... нравится, - шепчу я. - У тебя мышцы такие... красивые...
- Хочешь потрогать? - хрипло спрашивает он.
- Нельзя.
- Можно. Я разрешаю.
Он находит мою ладонь, укладывает ее себе на правое бедро, где нет царапин, и я едва не умираю, ощутив под своими пальцами его теплую кожу и крепкие мышцы под ней.
Не удерживаюсь и веду вниз, поглаживая и узнавая его на ощупь.
Артём резко, хрипло выдыхает.
- Ира...
- Что? Больно?
- Наоборот. Просто... Ты так трогаешь, что рискуешь увидеть еще кое-что...
Я боязливо бросаю взгляд на его бедра и вспыхиваю еще сильнее: черный хлопок совсем не скрывает выпуклость под ним, которая становится только больше.
- Для этого, кажется, еще рано, - слабо возражаю я.
- Я подожду, пока ты будешь готова. А сейчас поцелуй меня, Ир. Пожалуйста. Я так устал без тебя.
Медленно, очень медленно я подхожу ближе, встаю между его раздвинутыми коленями и мягко, осторожно целую губы, пахнущие мятой и совсем чуть-чуть алкоголем.
Но ведет меня от этого поцелуя так, что голова кругом. Если бы не руки Артёма, обнявшие меня за талию, я бы, наверное, упала.
Я не знаю, сколько мы так стоим и целуемся. Секунду, час или, может быть, вечность? В любом случае этого мало. Для нас мало.
- Чай остыл, - с трудом выговаривает он, отрываясь от моих губ.
- Да?
- Да. И мне бы тоже надо... остыть. Схожу в душ.
- А я тогда домой пойду? - полувопросительно говорю я.
- Подожди, как ты одна. Я в душ схожу и провожу тебя, ладно?
- Ладно, - киваю я и остаюсь пить остывший чай.
Но потом тоже уйти не удается.
Сначала мы целуемся, потом опять вспоминаем про мотоцикл, и Артём звонит какому-то знакомому, который может через час приехать и помочь, потом я с ним вместе жду этого знакомого...
Я давно могла бы уйти. Но почему-то не делаю этого.
Как будто, стоит мне вернуться домой, и вся эта волшебная ночь кончится, растворится или, что еще хуже, окажется сном. И поэтому я продлеваю ее, пока могу.
Артём вместе с его знакомым суровым плечистым мужиком довозят меня до подъезда, когда на улице уже светает. Спать мне осталось час.
- Завтра мы увидимся, - твердо говорит Артём.
- Скорее уже сегодня, - сонно шучу я.
- Ир, я серьезно. Не исчезни снова, ладно? Ты мне нужна.
«Надолго ли?» - хочу я сказать, но язык не поворачивается. Впрочем, он как будто умеет читать мои мысли.
- Мы все решим, Ир, - твердо обещает он. - Я решу. Ты не останешься без меня.
Я не знаю, верить ли ему. Но это неважно. Правда неважно, потому что сегодня я свой выбор сделала.
Я хочу быть с ним. Даже если это будет всего несколько дней. Просто потому, что и он мне безумно нужен.
И...
И пошло оно все к черту.