10.
— Илья, стой!— я обернулся на знакомый голос, и когда увидел этого человека, совсем не удивился, даже, победно усмехнулся, знал ведь, что так и будет, — Говорят, ты уезжаешь?
— Интересно, кто это говорит?— спрашиваю я, и Шон тихо рычит на Сашу.
— Пса своего уйми, будь добр, — рычит в ответ Саша, отступая назад, а я беру щенка на руки.
— А ты своего Цербера на цепь посади, вот тогда и поговорим, — язвительно бросаю я, собираясь уйти, но вижу в глазах парня немую просьбу о помощи. Я то знаю, он гордый, сам не попросит, не умеет, не может.
— Илья, — Саша опускает взгляд, — Прости, но...мне очень нужно с тобой поговорить.
Секунды я молчу, а потом, все быстро обдумав, решил, что с парнем реал но нужно поговорить. Кто знает, вдруг душевные терзания и мучения настолько убивают его, что он суициднится. Когда то я сам хотел сделать это, но не сейчас и не сегодня. Не в этой жизни. Буду я из-за какой-то сраной любви жизнь кончать. Был один, появится другой.
— Пошли, — я кивнул в сторону детской площадки, на которой сейчас никого не было.
Если раньше я видел Сашу с постоянной усмешкой на лице, такой презрительностью и надменностью, то теперь передо мной был совершенно другой человек. Поникший, какой-то сам не свой, отреченный и отчужденный.
Мы сели на скамейку, поставив ноги на колеса, по которым прыгают дети. Я отпустил Шона на землю, но щенок отказался гулять и сел рядом со мной, скалясь и рыча на Сашу.
— Ну?— спросил я, после нескольких минут тишины, — О чем ты хотел поговорить?
— Ты был прав в ту ночь, — с горечью произнёс Саша, — Это можно воспринять за насилие.
— Ты помнишь, что произошло?— удивился я, ведь верно думал, что парень возможно совершенно ничего не помнит, — Или кроме меня кто-то тебе рассказал?
— Я сам все вспомнил....но, Илья...пока ты был в больнице, то я виделся с Гришей и не раз...я не хочу пугать тебя, или отталкивать тебя от него, но он не тот, с кем тебе можно было бы более, чем дружить, — Саша опустил глаза, — Если хочешь знать, то после той вечеринки мы переспали ещё несколько раз, но каждый раз был для меня тяжёлым и трудным....я понимал, что он представляет на моем месте тебя, и что я никогда не смогу заменить тебя. А несколько дней назад Гриша признался мне, что не может без тебя. Он излил мне свои чувства о том, что настоящий подонок и....и хочет, чтобы ты дал ему ещё один шанс. Подумай.
Все так сумбурно.
Быстро и резко.
Но если Грише так плохо, он расскаивается, то почему сам мне не рассказал этого? Испугался? Побоялся? Но чего? Того, что я не приму его? Не пойму, оттолкну или отвернусь? Ну, зная мое отношение к нему, вряд ли бы я так сделал. Да, я ненавидел его, не переносил на дух, но все равно меня манило и тянуло к нему, как железку к благородному магниту.
И если уж так говорить, то напился на вечеринке я из-за безответной любви и скорее всего, понял, что полностью равнодушен и безразличен Грише. Разве человек который любит, поступит так с другим, зная его чувства к тебе? Или ты так испытываешь меня?
Позже, уже я узнал от Саши, что Миша устроил грандиозный скандал. Парень заявился на очередную тусовку в компанию своего брата, сказал, что после этой вечеринки я оказался в больнице, и по его вине я при смерти, тем самым, он публично оскорбил чувства Гриши и унизил его перед всей компанией. И наверное потому, Гриша ни разу не пришел ко мне в больницу.
Внезапно вся моя негативная хрень к Грише подостыла, а злость и ярость сменила грусть. Я опять окунулся во всё это дерьмо. Видимо, "романтика русских дворов" меня никогда не отпустит.
— И что сейчас я должен делать с этой информацией?— обдумав все, спросил я, — Саш, тебе стало легче от разговора со мной?
— Наверное, я просто понял, что ты...не такой уж ты и придурок, — парень усмехнулся, а я грустно, но как-то искренне улыбнулся, — И вся эта ситуация с тобой пролила мне свет на меня.
— Эм..., — затупил я, играя с Шоном, который приносил мне палку, — В каком смысле?
— Ну, — Саша почесал затылок, — У нас в компании есть один парень, и мы теперь мутим, — пояснил блондин.
— Рад за тебя, — как-то грустно ответил я, полностью погрузившись а свои мысли, и следя за игрой с щенком, — А почему волосы состриг до короткого ёжика?
— Да так, — отмахнулся Саша, — После того периода с Гришей.....ну, мне не то что бы было плохо с ним, просто, я стал чувствовать себя каким-то ущербным и легкодоступным. Я как-то спросил Немцева, что у нас за отношения, а он ответил, просто друзья и чисто дружеский секс, ничего более. Прямо дословно тебе говорю. Тогда я понял, что надо что-то менять, и Гриша сам не сделает первый шаг.
— И первый шаг сделал ты?
— Да, — рука Саши опустилась мне на плечо, и я отвел задумчивый взгляд до собаки и палки, — Тебе всего семнадцать, вряд-ли ты понимаешь нас всех, но, не прерывай меня, ок? — парень ловко заткнул меня, и я кивнул, давая ему продолжить, — Молодец. Короче, ты может и умён не по годам, но между тобой и Немцевым разница в четыре года. Соображаешь, о чем я? — молча киваю, — Во-о-от. Он все равно будет помозговитее нас обоих. И все же, даже у взрослых людей есть право на ошибку. То, что произошло со мной и ним, для тебя ничего не значит. Почему? Да блин, потому, что тебя будучи пьяным он не трахал, и потом, чувство дружеской привязанности ты к нему не испытывал. На той вечеринке вместо меня под руку ему мог попасть и ты, и кто знает, что бы он сделал с тобой. Но все что он плохого делал, он делал не тебе, а когда и делал тебе, то причинял боль и себе тоже. Пойми, да, он моральный урод, ублюдок, подонок. Но подонок тоже хочет, чтобы его любили.
— Иля!— крикнул мне вслед Саша, — А тебе идёт новый имидж.
— Спасибо, — усмехнулся я, — Жизнь одна, ее надо прожить так, как хочешь ты, а не как говорят тебе другие.
После этих слов я встал, молча пожал руку Саше, и поспешил удалится. Не выношу город, нужно побыть одному и как можно подальше от сюда.
***
Электричка не лучше поезда.
Я с таким же успехом фанател от вагонов скоростной электрички, которая внутри была полностью современно оборудованна, как и снаружи, гнала на большой скорости из города в лес, через поля, деревни, даже через реку и небольшие озера.
Этот звук стука колес об рельсы, медленное перекачивание вагонов, лёгкий стук, все это мне до опупения нравилось.
Я сел в удобное сиденье у окна, которое было одиночным, посадил Шона на колени и стал слушать музыку. Щенок первое время возился на моих коленях, вертелся и крутился, дёргался от любого неизвестного для него звука. А же успокаивал его, наверное, люди, которые видели как я тискаю щенка умилялись, ведь они не каждый день видят, как подросток гот, с дредами заплатенными в хвост, сбритвми по бокам волосами, сидит и нежно-нежно обнимает, и ласкает щенка.
С одной стороны появления в моей жизни Шона стало кардинальным. Из-за щенка мои депрессивные мысли о смерти отошли на задний план. Согласитесь, а у кого не было мечты в детстве, иметь собаку? Без разницы какой она будет породы. Но вы вымаливали у родителей любыми уговорами и способами, купит вам это животное, оно и верное, и понимающее, и доброе. Кошки - это не то. Да, кошка тоже чувствует хозяина или хозяйку, но в трудную минуту от нее эмоций - ноль, как и в радости. А вот собака. Собака это круто. Наверное, родители подарив мне собаку, подарили мне и надежду. Надежду, на дальнейшую жизнь. Они боялись потерять меня, а я хотел уйти от них. Я думал, что ненужен им. Что я простой биомусор. Какой я конченый эгоист.
В этом я ничуть не уступаю Грише.
У каждого свои приоритеты и ценности в жизни, для каждого одно мнение решающее, а другое бесполезное. Так мир и делиться на части. Слои. По категориям. Люди все привыкли делить. Мне кажется, скоро не останется того, что можно разделить.
А любовь.
Ее же делят.
Двое людей между собой.
Получается, неделимого тоже не существует.
Как жаль, что понял я это очень поздно.
***
Прошла ещё неделя на ферме у бабушки с дедушкой. Я все не мог забыть Гришу. И я бы вернулся к нему, забыв ему все ошибки и просто бы вернулся....
Сижу в поле.
Вокруг меня ничего и небо...чистое, голубое, а поле пшеницы пустое. Рядом бегает малыш Шон, он звонко лает и высоко прыгает за птицами, которые не боясь летают так низко к земле. В руке я кручу телефон.
Он внезапно звонит. Неизвестный номер. Я знаю, кто это и чей это номер. Мне подсказывает мой внутренний голос. Я верю, жду, хочу, чтобы ответив на этот номер, я услышал голос Гриши.
—Алло?— спрашиваю банально я, и слышу тишину. Сердце колотиться нормально, но в голове у меня сейчас взорвётся атомный реактор.
— Илья, — дрожащий голос на той стороне заставил покрыться мое тело мурашками, — Ты мне нужен... пожалуйста.... приезжай, я...я не могу без тебя.
— Я приеду, — завершаю звонок. Кричу от радости. Мой голос разносится по полю, отдаваясь эхом в просторах от кромок деревьев по обочинам леса.
— Шон, — окликают я пса, — Шон, Шон, Шон! Ко мне!
Пёс подбежал ко мне и прыгнул на задние лапы, вставляя мне передние, а я взял их, пожимая, как будто это ладони, а не лапы. Сенбернар громко гавкнул, и облизнул мою щеку. Я взял его на поводок и вместе мы пошли домой, брать вещи первой необходимости и деньги на электричку.
Бабушка ласковым и понимающим взглядом проводила меня, закрывая двери, а я уже вприпрыжку бежал на станцию. Шон бежал со мной и даже обгонял меня, а я уже в голове воображал себе нашу с Гришей встречу.
Когда мы сели в вагон электрички, Шон успокоился, устроился на моих коленях и прилег на меня и уставился в окно. Никогда таким спокойным и умиротворенным его не видел.
Включив в наушниках музыку я понял, что так никогда не желал жить. Никогда не было такого отношения, такого ощущения счаться, чтобы мчаться к человеку, которого я ненавидел и не переносил на дух, теперь совсем ослеплен волшебным чувством влюбленности, которое заставляет человека не видеть в другом человеке недостатков.
Я не мог усидеть на месте. Все время ворочался и топал носком кеды по полу, смотря в окно, в ожидании того, что сейчас пейзажи природы сменят городские красоты.
Спустя два часа.
Два мучительных часа я прибыл в город.
Я успел обдумать все. Взвесить все за и против. Успел подумать, почему мне позвонил Гриша сейчас, а не завтра или раньше? Почему? Я сил но испугался. Вдруг ему плохо, вдруг он присмерти или вдруг, хочет увидеть меня перед тем как умрет?
Я несся по улицам, проспектам и сокращал путь через дворы. Скорее к нему. Никогда бы не подумал, что буду бежать навстречу любви. Я никогда не ловил себя на такой мысли, что буду зависим от чувств человека, от его голоса, слов, дыхания, прикосновений. А сейчас я бегу и вровень со мной бежит Шон. Не знаю как отреагирует Гриша, но Шон точно не будет рычать на него.
Добегаю до многоэтажки, где живёт Миша и Гриша. Дверь подъезда непосильным трудом открывается, на удивление, она была не закрыта. Я бегу к лифту и нажимаю на кнопку, но лифт как назло не едет. Только потом я вижу табличку с надписью "Ремонт".
— Блять, — сплевываю, отцепляю поводок с ошейника Шона и даю ему команду, следовать.
Я бежать по лестнице, перепрыгивая ступени, почти скакал по перилам, забираясь на новый лестничный пролет. Шон обгонял меня и лаял, словно подбадривал, когда я выбивался из сил и сердце начало стучать аритмично. Двенадцатый этаж был достигнут.
Мое дыхание приходило в норму, сердце успокоилось, и вот я у заветной двери с номером квартиры на ней.
Страшно.
Страшно увидеть и услышать то, что я совсем не жду. Или это опять розыгрыш?
Старые чувства и ощущения страха атаковали меня. Я опять затрясся, вспомнив ту машину, ту вечеринку, вспомнил, как на крыше Гриша нежно целовал меня и как из-за него я онанировал, воображая в своей голове всякие непристойности с ним вместе.
Звонок в дверь.
Шаги.
Тяжёлые и шаркающие.
Я вжался в себя, сглатывать слюну было трудно, она была настолько болезненной, что скребла горло. На глазах опять влага. Опять я на грани истерики. Слезы накипают во мне, как угли в печи, как вода в чайнике. Вот вот выльются наружу.
Дверь открывается.
В темноте и тусклом освещении коридора я вижу Гришу. Парень каменным взглядом смотрит на меня впритык, я слышу, как он сжимает руку в кармане шортов, как хрустит ткань в его пальцах.
Шаг.
И он сжимает меня в своих руках, сильно прижимает к груди, почти до хруста уже моих костей. Я чувствую его тепло, слышу биение его сердца, как течет кровь по венам, как русые волосы шелестят от сквозняка с балкона.
— Ты здесь, — шепчет он, и повторяет почти одно и тоже, словно не верит в то, что происходит сейчас, — Илья, ты...ты здесь.
— Гриш, Гриша, не говори так, у меня нервы сдадут, — горько ухмыляюсь я, и обнимаю его, чувствуя, как его колени подкашиваются.
— Прости меня, Илья, я, прости, пожалуйста, я....Господи, я .... Прости, — он встал на колени, обнимая меня за талию, а головой уткнувшись в живот, — Я не могу описать словами, что сделал тебе...причинил столько боли....я чуть не убил тебя.
— Гриша, Гриш, встань, встань, пожалуйста, — мы наконец то зашли в квартиру, и я сел рядом с ним, — Не важно, это было в прошлом, пусть в нем и останется, — я смотрел в его заплаканные и покрасневшие от слез и недосыпа глаза, дотронулся до щеки, стирая солёную каплю, — Ты коришь себя за это, но нельзя жить в прошлом, нельзя жить тем, что ты когда-то сделал.
— Илья, — парень положил мне голову на плечо, и я прикрыл глаза, — Я боялся, что никогда больше тебя не увижу. То, что я сделал никогал не оправдает меня. Ты в праве не общаться со мной, можешь меня ненавидеть, но я не могу без тебя и это не привязанность. То что я делал, было простыми дворовыми ВСЕГО ЛИШЬ ИНТРИЖКАМИ.
Я понял, что...что любить не стыдно. Не важно какого ты пола, какой ты по характеру или образу жизни, важно, что я к тебе чувствую. Я причинял тебе боль каждый день. Постоянно. И ты можешь не прощать меня. Ты можешь уйти прямо сейчас, если захочешь, я не буду держать тебя.
Шли секунды, минуты, прошел час, а я не ушел. Я остался. Мы так и сидели в прихожей. Я на полу, а Гриша рядом, положив мне голову на плечо, а рядом сидел Шон, забавно виляя хвостом и склонив голову на бок. Мы слушали тишину. Она была такой приятной, в ней тиканье настенных часов не приносило раздражённости или злости, а наоборот, успокаивала.
Однажды, папа сказал мне, что мужчины не плачут. А если плачут, то значит, они настолько сильно больны любовью, что не в силах перенести это сдрежав слезы.
Я понял, что все началось с всего лишь интрижек, продолжилось болью, предательством и ненавистью, и не закончилось.
— Теперь мы вместе, да?— Гриша переплел наши пальцы, сжав ладони.
— Да, — я сдержал паузу, — Теперь уже навсегда.