4.
Последняя неделя перед каникулами закончилась. Я спокойно сдал все долги и зачёты, и теперь моя успеваемость вновь горела четверками и пятерками.
Дома я проводил все время за новым ноутбуком, который мне привез отец, и графическим планшетом с большим экраном и маленьким переносным. Это был подарок от мамы. С мамой я созваниваюсь каждый вечер, или пишу ей, что у меня и как дела. Моя мама журналист, и дома ее, как и папы, часто не бывает. И мне не грустно, что их постоянно нет дома. Наоборот, они научили меня жить самостоятельно с четырнадцати лет. В тринадцать я уже смело оставался один на ночь, а днём был у дяди, а в четырнадцать я решил что пора жить одному. И у меня это хорошо получается. Квартира целая, деньги на месте, я не убит, в квартире нет трупов и наркоманов. Все хорошо. А моя учеба ещё раз подтверждает факт того, что мне доверяют.
Конечно, иногда отсуьвтк родителей проявляется в моей депрессии, но не к тому, что гот. Моя мать воспринимает это как подростковый максимализм, а молчаливость, что я интроверт, и гот - мой стиль самовыражения, поиск самого себя и истинного пути. Она не осуждает меня. Тем более, она журналист-психлог. А мой отец говорит, чтобы я просто не перефантазировал и не перегибах палку. И как мне любить таких родителей?
После Гришиной выходки я старался как можно меньше попадаться ему и его компании на глаза. Но однажды в школе я задержался на факультативе до восьми и домой возвращался по темну. Страшнее пьяных парней в районе девяти вечера в пятницу - нет ничего хуже.
Я как обычно не успел тихо пройти мимо них. У них, что, глаз на меня настроен? Как в темноте можно увидеть темную фигуру парня?
— Эй! Подстилка! Сюда Иди,— свистнул Тимур, или, как его все называют, Дылда, из-за его высокого роста и худобы, — Челкастый, Блять, ты оглох?
Я рванул к двери подъезда наперерез двору, и уже достиг цели, как дверь открылась, и я упал назад.
Парни подхватили меня под руки и потащили на двор, а вышедший из подъезда человек, пошел за нами. Я не обратил внимание кто это, но моя чувство говорили мне, что это Гриша.
Дылда швырнул меня на землю, Шестерка подскочил рядом, и поднял меня, приблизился к моему лицу.
— Ну, а меня поцелуешь, чтобы мы от тебя отстали?— язвительно и едко, довольно громко, сказал парень, проведя пальцем по моей скуле, — Или ты только взрослых дяденек любишь?
Парни разразились громким смехом и гоготом, а я впал в иступлении. Значит, всё-таки это был развод. Я был прав. Сука, я был, Блять, прав! Внутри меня все кипело, и я резко ударил Сашку в челюсть. Неожиданно для всех. Но Сашка упал, и медленно попытался встать. Я не дал Ему даже подняться, резко нанося удары ногами по грудине, а потом сел сверху на него, дубася кулаками по лицу. Когда кровь окропила мои руки, я понял, что перегнул палку. Сашка лежал на земле, еле дыша, а потом поднялся, схватил дрожащей рукой меня за шею, пока другие два парня держали меня за плечи и руки за спиной, окровавленными губами, попытался поцеловать меня. Я сопротивлялся, кричал и вырвался, но не давал меня поцеловать. Боль в руках была невыносимой, и когда я как-то резко повернулся, то заорал от дикой боли.
Компания давно молчала, они увлечённо и с азартом наблюдали за мной. Дали мне поиграть с их игрушкой, а потом стали играть со мной.
И Саша впился своими губами в мои, сильно кусая, что кровь брызнула мне в рот, а запах крови Саши будоражил во мне рвоту. Парень отпустил меня, и поднялся другой. По походке я узнал в этом парне Немцева.
— Г...гри.. Гриша не надо, — дрожащим голосом, шептал я, смотря на то, как он подходит, кладет руку мне на голову, присаживается на против меня.
— Отсосешь, отпустим, — едко бросил он, — А нет, руки сломаем. Да, Женёк?
Парень за моей спиной что-то сделал, и я взвизгнул от боли, а Гриша все поглаживал меня по голове. По компании прошёлся довольный представлением свист.
— Не надо.... Гриша... пожалуйста, не надо, — я был готов разреветься, но не делал этого, все равно не поможет.
— Я сказал: Отсосешь, отпустим.
Тишина.
Мой кивок головой.
Компания взвыла, разразилась гоготом и свистом, а я под взгляды окружающих, шел перед Гришей, который вел меня в машину.
Страшно.
Противно.
Отвратительно.
Во мне все ещё перемешан вкус чужой и моей крови, пива и сигарет. Противно.
Гриша грубо толкнул меня в салон, сел сам, закрыл машину изнутри. Послышался звон ремня, расстегнул джинсы, ширинка с характерным звуком расстегнулась, спустил штаны.
Его властный и жёсткий взгляд. Причинял боль даже взглядом, ничего не делая, причиняя боль. Хотелось умереть, но никак не брать в рот его орган...я не настолько....не люблю самого себя.
Все было словно в тумане.
Я не думал, я действовал, ведь они не отпустят меня, а быть с поломанными руками мне не хотелось, лучше уж это...
Я не помню точно, как взял в рот, как прошёлся по всей длине языком, как из лобызания все переслал в минет, и как Гришино дыхание сменилось с ровного, на частое, позже на тяжёлое, и потом, он сам уже двигал бёдрами, вбиваясь в меня, и дыхание стало рваным. Его ладонь давила мне на затылок, заставляя взять глубже. И потом, когда я уже не чувствовал себя на земле, когда моя самооценка и чувство самолюбия исчезло, Гриша излился мне в рот, а меня стало бить чувство тошноты.
— Глотай, — донеслось до меня, — Глотай, Челкастый, — я не мог. Это отвратительно, — Щас ебну, глотай.
Я сглотнул, и почувствовал, как рвота жмёт мне под горло, но сдерживал себя как мог.
Гриша оделся, вышел из машины под одобрительные аплодисменты и свист, а потом, он вытащил меня, именно вытащил, и швырнул на земь.
— Гони мне моя пять тысяч, Саня, — услышал я, поднимаясь, — И все, кто ещё ставил, что он даёт, целует, и отсосет.
Парни недовольно, но все же отдали деньги. Гриша выйграл спор, и убил меня окончательно.
***
Эта ночь не кончалась.
Она была вечной.
Вечная темнота, чернота и чувство одиночества. Я вновь был затянут депрессией. И знал, что она будет тяжёлой.
Я поднялся по лестнице подъезда на второй этаж, заполз в квартиру и рванул в туалет. Меня рвало. Сперма смешалась с кровью, разобранная глотка ныла и саднила, щипало губы, рвота не заканчивалась в плоть до того, что блевал я часа три не меньше.
Изнеможение и усталость взяли надо мной верх.
В голове крутилось изнасилование орально, кровавый поцелуй Саши, загибания моих рук, Гришины стоны, Гришина машина, летящая в разные стороны кровь Саши, смех и гогот парней, меня опять вырвало.
Слезы покатились по моим щекам, когда я понял, что я ничтожество. Что в этом мире я никому не нужен, что я совсем никто, раз меня насилуют. Я такое чмо, такое убожество, что мир таких уничтожает.
Все это время Гриша пудрил мне мозг. И если раньше я что-то чувствовал к этому монстру, то теперь кроме ненависти, ничего. Я перестал чувствовать вообще что-то.
Пока меня имели в рот в машине, стекла были опущены, стоны Гриши слышали парни, мои блевотные позывы и недостоны боли слышали парни....поцелуй, там на улице неделю назад, когда мы были на великах, видела свора, а Саша осквернил меня окончательно, сказав, что люблю я трахаться только со взрослыми "дяденьками".
Стало отвратительно от самого себя.
Я чистил зубы каждый час. Стирая с зубов эмаль, раздирая десна до крови, до нытья зубов. Потом ещё раз и ещё. И каждую процедуру чистки использовал бальзам для прополоскания зубов. Я выдавливал на щётку с каждым разом всё больше и больше пасты, чистил зубы, и сплевывал много пены, вперемешку с огромным количеством крови.
Уже светало. Я мельком глянул на часы: четыре утра.
Встаю напротив зеркала. Ужасаюсь своему вида. Противно от самого себя.
Меня уничтожили. Растоптали. Сначала пережевали, выплюнули, растоптали и сожгли.
Отвращение от самого себя — самое удачное сочетание чувств.
Я не скажу об этом родителям, они поймут, но тогда я упаду еде ниже плинтуса, и хоронить меня будет не под кем и не за кем. Нет, лучше уж умру от собственных мучениц и терзаний, чем скажу родителям.
В туалете я пробыл до утра.
Когда оно наступило я выполз из туалета на кухню за лекарствами. Хотя, тут уже ничего не поможет, кроме как наркотиков, но даже они не заглушат мои крики.
Потом я лег в холодную ванну, вылез через час, когда понял что скорее заболею, чем умру от переохлаждения, и медленно, еле переставляя ноги, дошел до комнаты.
Полностью голым я лег в кровать и закуталсч в зимнее одеяло. Накрылся им с головой. Меня утянуло в сон, крепкий и тяжёлый. Я просыпался только чтобы справить нужды, попить воды и лекарств, а потом опять шел спать. Мир жил без меня, а я даже не существовал, я просто находился так, для галочки. Время летело, а я застыл во временной петле, каждый раз засыпая без мыслей, видя во сне нежные прикосновения Немцева, и просыпаясь в слезах, от грубых толчков в мой рот.
***
Прошло три дня осенних каникул.
Все эти дни я спал, ел только суп и пельмени, не прикасался ни к чему, что мне подарили родители, а маме и папе писал в смс, что все хорошо, и я отдыхаю, готовлюсь в ЕГЭ.
Я вспомнил, как папа сказал, что Гриша мой друг. Так друг или враг? Кто ты Гриша? Ты гей или натурал? Кто, ты Блять? Что ты такое?!
Сейчас я не чувствовал абсолютно ничего. Пустота да и только, холодная, гудящая пустота, которая разрывает душу, сжигает тебя изнутри. Не ненависть, не любовь, не ревность — ничего.
Каждый вечер они собирались там же, на том же месте. Из жизнь вернулась на круги своя, а мою уже не вернуть.
***
Утро четверга.
От меня ничего не осталось...
Я слез с кровати, умылся, заварили ролтон и чай, включил ноутбук. В мой ленте новостей ВКонтакте появился Гриша. Его фотографии, видео, Стори, и почему-то я не забанил ещё или бы просто не смотрел, нет, я сидел и рассматривал все до мельчайших деталей.
Теперь в поиске вместо "суицид. Сто процентная смерть. Как умереть от депрессии. Можно ли заставить себя умереть" и все в этом духе, появились запросы: Как понять что любишь парня; как понять что ты гей;
А потом волшебный интернет выдал мне сайты с порно. Гей порно.
Мне хватило начала, как я резко захлопнул крышку ноутбука, и побежал в туалет. Меня опять вырвало.
Нормально поесть я так и не смог, кусок в горло не лез, а от запаха чая с чебрецом выворачивало.
Как-то отвлечься. Срочно.
Я за два часа прибрал квартиру, вымыл посуду, полил цветы в горшках, постирал белье и повесил сушится. Ещё раз вымылся. Забрал волосы в хвост и сел рисовать, потом сделал все уроки вперёд, чтобы отдыхать остальные каникулы.
И все равно в голову лезет Немцев, те фотографии, те видео, те записи на странице, мой мозг прокручивал сцену в моей комнате, поцелуй на прогулке, минет в машине. Но больше меня не вырвало и слава богу, горла совсем не чувствую.
Я сидел и пялился в окно, думая о Грише, и додумался до того, что у меня стояк. Да, эт фиаско братан. Ничего круче не придумаешь!
Абсурд, но от нормальной порнухи легче мне не стало, и тогда я реально стал боятся, что я реально гей. Смотря на порно актеров, моя фантазия представляла мое совокупление с Немцевым, когда я кончил.
Стало противно от самого себя.
Я третий раз за утро сходил в душ.
***
К середине дня я понял, что продуктов в холодильнике нет, картина - перекати поле. Пришлось выйти в ужасный мир, из четырех стен в общество.
На улице духота, парит перед дождем, сухость от жары сжигала листья, сушила их, и меня Блять, заодно. Предварительно посмотрев на улицу, я убедился, что злополучной компашки и главного их "короля"нет на площадке, и мог более или менее со спокойной душой, выйти из дома.
Дрожащими от лёгкого страха руками я натянул джинсы, толстовку, и с трудом завязал шнурки на кедах. Деньги, телефон, ключи, все на месте, ну, кроме отсутствия чувства того, что мне пизда, если я выйду из дома.
Открываю дверь, слышу, как звук проворачивающегося ключа в замке, эхом отдается на лестничной площадке. Кровь начинает бурлеть, сердце бьётся сильнее, что его биение слышно в ушах, больно отдавая в виски. С меня наверное "сто потов" сошло.
Никого нет.
Я быстро закрываю дверь и спускаюсь по лестнице вниз. Передо мной тяжёлая, серая, обшарпанная подъездная дверь. Красный огонек кнопки открытия ярко светит в глаза. За дверью — звуки машин, сигнализации, смех и голоса детей, разговоры курящих на улице соседей сверху, дай собак и мяуканье котов, ветер, пение птиц.
Раз.
Шаг первый.
Два.
Шаг второй - сердце рвет ребра.
Три.
Шаг третий. Я плотную стою у двери, давлю на кнопку.
Выхожу.
Слабый ветерок обдает меня с ног до головы, яркое солнце слепит мне в глаза, и я жмурюсь и натягивают капюшон ветровки на голову. Наверное, все соседи и люди, замолкли, пялясь на меня. Но нет. Этого не произошло.
Всем было плевать, я шел мимо, и никто не пялился на меня, никто не смеялся, не тыкал пальцем. Будто бы я умер. Меня не замечали, словно ветерок подул. Как привидение.
Время на секунды остановилось, а потом, вновь вернулось в оборот.
Я шел и никого не видел, для меня весь мир исчез и я с ним. Желание умереть было превыше всего в данный момент.
***
В магазине я долго метался между двумя отделами: алкогольной продукции и всякой дряни вроде "ролтона", чипсов и сухариков, закуски в виде сушёного кальмара и рыбы. В итоге из толковых продуктов купил я - ничего. Ну, консервы, суп из пакетов, воды, много воды, чая, колбаса и хлеб, остальное: вино, водка и ещё вино и водка. Благо, мне все это дело продали, так как продали мужчине, которому я заплатил, чтобы он купил за меня. Он конечно был в шоке, но скорее не от самой просьбы, а от суммы денег, ведь предложил я ему гораздо больше, чем шло по чеку.
Звеня пакетами я шел домой.
Мимо меня двигалась и шла полным ходом жизнь, но не моя. Это были чужие жизни. А я видел их все насквозь. Я стал наблюдателем, как сталкер, но гораздо хуже. Ведь нет ничего опаснее сталкера, который может найти уязвимое место любого человека.