Глава 12
Непонятное чувство овладело мной полностью — рассудком и телом. В первый раз в жизни у меня всё пошло по плану. Это чутьё, которое привело меня к девушкам, хоть и мало мне знакомым, и спасло им жизни, удивило всех, меня не меньше. Невероятное ощущение легкой победы над смертью и её планами, выигрыш, которым оказалась жизнь. Ненавязчивая мысль о том, что три судьбы молодых парней сейчас в руках костлявой подружки с косой, появилась как только мы отъехали от проклятой остановки, однако принятие факта, что эти же люди хотели сделать с двумя беззащитными девчонками, которые были в разы слабее и хрупче них, возвращала всё на свои места. Рыли могилы другим — попали ненароком в ваши собственные же ямки смерти. Так иронично, но в то же время и приятно понимать, что бумеранг пока что работает. Хотя бы иногда.
Я чувствовала опасность, всякие беды и неудачные дни с самого детства, и многие из близких знали об этом, в штуку называли меня ясновидящей, но прежде мне не доводилось применять, так называемый, экстрасенсорный дар настолько масштабно. Так же мне до сих пор непонятно, почему моя душа, слабое физически тело и мозг без единого плана решили спасти Тори и Каллисту, с которыми я была знакома всего лишь день. Причём, одна из них мне и вовсе не понравилась. Не знаю, что за притяжение и какая неведомая сила заставила меня сделать это, но, по правде говоря, я ей благодарна. Раньше я угадывала, что меня спросят на уроке, или, например, что Лилит расстроится из-за свидания, но никак, что кого-то будут пытаться изнасиловать.
Каллиста, которая пришла в себя лишь только после вдоха нашатыря, лежала почти что неподвижно, только водила из стороны в сторону глазами, наблюдая за говорящими. Ей было плохо, даже очень, и вымолвить слово у неё не получалось, только разок смогла показать на левый бок, где был огромный, пока что красный, синяк. Иногда она плакала. Поначалу, мне казалось, что это от боли физической, а потом мысль о возможности наличия у неё моральной травмы напрочь въелась мне в голову и не покинула ее. Её жизнь сейчас висела на волоске, было тяжело сказать, удасться ли ей выкарабкаться, но мы очень наделялись.
Тори, когда перестала дрожать от страха и уже привычного холода, смогла рассказать, что тогда на самом деле произошло, и все мы удивлённо, с огромным чувством омерзения, слушали историю.
— Они заманили нас, хотели провести свои последние деньки на Земле весело, — шептала Астория охрипшим от слез и криков голосом. — Каллиста была первой, они вцепились в неё вдвоем, пока третий держал меня за запястью.
Её руки были красными, в некоторых местах поцарапаны, а где-то и кровоточили. Тело Тори, в особенности ноги и локти, были покрыты синяками и ранами, которые сейчас находились под стерильными бинтами.
— Калли, она молодец, сообразила крикнуть, что у неё СПИД. Это очень хороший и популярный совет, чтобы отделаться от таких, как они, но когда это сказала я, то они и слушать не стали — не поверили, — она качалась из стороны в сторону, поджав колени под подбородок. — Один из них сильно ударил Каллисту, от чего так и потеряла сознание. Бедняжка в разы меньше него. Когда они поняли своё превосходство, то начали бить её, чтобы та потеряла сознание и не мешала.
— Поэтому я не хотел, чтобы сестра ехала одна, — сказал мне шёпотом Арон, и только тогда я смогла провести через себя всё его переживание и чувства, которые должен испытывать настоящий старший брат.
— Вы успели очень вовремя, ещё бы чуть-чуть и от нас бы и мокрого места не осталось, — видно было, что ей тяжело было рассказывать произошедшее, и именно ажиотаж момент первое впечатление о девушке развеялось в пух и прах. Она не была привычным камешком из аристократичной семьи, где всем детям обычно не хватает любви и заботы, от чего те теряют эмоциональность, приобретая некую безразличность ко всему. Тори хранила в себе много чувств, и тем самым прототипом она не была. — Они хотели оставить нас там, сказав, что мы решили убежать. Вот она смерть, если бы не Вибек...
Она много раз благодарила меня и парней, но теперь все, кроме Арона, смотрели на меня, как на некое создание с шестым чувством, от чего мне было дико неловко и некомфортно. Да и сами слова благодарности мне было не по душе — я их не люблю. Может, это и покажется глупым, но я не чувствовала необходимость слышать их «спасибо», честно. С детства, мне кажется, что такие речи — некая формальность, нежели искренне чувство. Будто бы их говорили на автомате, или просто от того, что их надо было сказать.
— Мне снилось море, — я начала свой рассказ другу, когда все утихли: кто-то погрузился в сон, а кто-то просто размышлял.
— Какое оно было? — спрашивал он ласково, но с огромным интересом. Арон любил слушать про мои сновидения.
— Холодное, но очень желанное, странно, да?
— Не думаю, ты ведь давно хотела на море, лет шесть не была где-то, если я правильно помню. В наш нынешний климат уже и не поплаваешь, да чего уж там, не посидишь на берегу, — он грустно улыбнулся. — Я хорошо запомнил океан, его свежие капельки воды на лице, этот невероятный запах и шум волн. И раньше думал, что не смогу прожить и месяца без этой стихии, однако...
— Мы живем так уже шесть лет, да? — чертовски понимала его.
— Да, — он взял меня за холодную руку своей тёплой ладошкой, от чего мурашки пробежали по всему телу. — Расскажи про свой последний визит к морю... Мне так не хватает общения с тобой в последнее время, Ви, ты бы только знала, насколько я скучаю по твоим рассказам...
Голубые волны Тихого океана с тонкой белой пенкой на верхушках разбивались о скалы, оставляя после себя приятный звук, который сочетался с криком чаек и ребят, играющих в футбол. Вдалеке уже садилось солнце, розовый оттенок заполнил каждую часть безоблачного неба, даже вода приобрела иной оттенок из-за отражения в ней горящей звезды.
— Красиво, правда? — я смеялась от счастья, наблюдая, как подруга пытаешься научится играть в волейбол.
— Невероятно, Ви! Это лучшее, что могла случится с нами во время карантина! — Лилит побежала к берегу, чтобы океан намочил ей ноги.
Я улыбалась, смотря на неё, на ребят, играющих в разные игры, слушая бомбезную музыку. Наслаждение от самодельной дискотеки наполнило все моё тело от и до. Ещё несколько недель до выпускных экзаменов класса, а потом свобода, причём на этот раз — настоящая. Вирус был побеждён, к огромному счастью.
Оттенки, один за другим, сменяли себя, танцуя на небе — теперь оранжевое солнышко одарило нас своим тёплым ярким цветом, окрасив небо в апельсиновый цвет, который плавно смешался с остатками розового и голубого. Я закрыла глаза, подставив лицо тёплому свечению.
Мы танцевали весь вечер, до самой ночи, пока окончательно не потемнело. Но перед самым нашим уходом, я указала на небо — огромная вспышка появилась на мгновение на звездном небесном поле.
— Вы видели? — помню, что никто тогда так ничего и не заметил, кроме меня. Да и я сама не стала заморачиваться.
В тот вечер солнце начало гаснуть.
Грустные воспоминания, как бы парадоксально не было, согрели меня до самых костей. Подумать только, ещё несколько лет назад у меня и куртки не было, я в ней даже не нуждалась, ведь ходили мы максимум в джинсовках. А что теперь? Три свитера, да шерстяные брюки. И то, если повезёт с погодой.
— Что было потом? — Райс положил голову мне на плечо, словно слушал мою историю, как сказку на ночь.
— На следующий день пошёл снег, впервые за долгие годы, — мое лицо утопало в печали ещё очень долго, пока я не решилась задать вопрос: — А ты видел предвестники всего этого?
Тишина, которая царила вокруг, заставляла нас говорить шёпотом, чтобы не нарушать спокойствие и личное пространство других. Хотя этим уже вовсю занимался мой кот, который так и не отставал от бразильцев. Тем, конечно, это нравилось, но мне было дискомфортно, ведь чужие животные как маленькие дети незнакомцев — никогда не знаешь, нравится ли они им.
— Я думал, что ты вновь спросишь про Натаниэля после этой паузы, — его реплика заставила меня нахмуриться, но ответить я не успела. — Помню, что в день, когда пошёл третий снег в нашей части, мой знакомый, он был сыном какого-то чиновника, обьявил о переезде. И знаешь что было странно? Они уезжали в Мексику. Тогда это показалось диким, я не думал, что они движутся к более тёплой точке, так как не предполагал до чего вообще всё это может довести. А потом и многие учёные, важные шишки, министры начали сваливать подальше...
— Всё равно это им не помогло.
— Поверь, Ви, при наличии огромных денег — мир твой на все сто процентов. Эта жизнь будет целовать тебе ноги за пачки купюр. К сожалению, но это факт.
— А что же сейчас? Разве взятки работают в нашей ситуации? Тебе ли не знать, Арон...— может быть, последняя фраза была лишней, ведь на нас тогда косо смотрел Уайт.
— Думаю, что да, просто не со всеми, да и сумма имеет значение. Если раньше речь шла о тысячах, то сейчас о миллионах.
— Кому нужны деньги на грани смерти?
— Тому, кто захочет себе золотую могилу и лживые слова сочувствия после того, как покинет этот мир, — он улыбнулся. — Что-то вроде неудачной метафоры, но ведь правда же. Наличие материальных благ даже после смерти приносит человеку некую долю уважения и признания. Даже если ему они, в принципе, не нужны.
— Грустно жить в мире, где вся жизнь построена на материальных ценностях, — я засмотрелась на него, абсолютно забыв о Уайте, который, как мне казалось, слушал наш разговор. — Что вам сказал Ганс?
— Ничего особенного, — он смущённости улыбнулся, желая перевести тему. Его брови изогнулись в сложной линии, а ямочки на красных щеках сами были похожи на маленькие улыбочки. — Просто предупредил, мягко говоря. Уточнил, что за ещё одну такую выходку нас вышвырнут оттуда, и тогда можно будет приветствовать холодную смерть. Ещё добавил, что нас ждёт наказание за это — день без еды. Ви, ты понимаешь, что это место, куда мы едем, своеобразная колония? Там нет жизни, только существование. И теперь я четко понимаю людей, которые решили остаться.
— Это ненадолго, — утверждение слетело с моих потрескавшихся кровоточащих губ слишком твёрдо и уверено. — Мы выйдем, и тогда жизнь заблещет новыми красками, каких мы ещё никогда не видели.
— После карантина было так же: все мы думали, что начали ценить жизнь. Да, так и было, но, видимо, недостаточно, раз уж судьба решила нас так проучить, — он поднял голову с моего плеча, прислонившись носом к моей щеке. От этого жеста сердца билось как ненормальное, проделывая сложнейшие сальто, соревнуясь с желудком. — Кто сказал, что это ненадолго? Иногда мне так хочется сбежать от всего этого и просто умереть во льдах, но свободным человеком. Хочется забыться, не думать, но чувствовать этот прекрасный мир на все сто, нет, даже тысячи процентов.
Его шёпот обжигал щеку — будто бы горящую спичку поднесли вплотную к моему лицу. Только от такого огня я бы в жизни не отпрыгнула. Он, как уютный костёр, в морозы, как домашний очаг по праздникам, как зажигалка, необходимая курильщику, как свет ночью.
— Когда выйдем оттуда, сделаем всё, что не успели, — я наклонилась ещё ближе к нему, настолько насколько это возможно, пока расстояние между нашими губами не составило всего несколько сантиметров.
— Ага, составьте список ещё, времени-то у вас куча! — Натаниэль усмехнулся, однако его жест не только прервал такой редкий момент, но и привлёк внимание многих к нам.
Арон отодвинулся от меня, а я почувствовала всю возможную неловкость, которая была на этом свете. Глупо.
— Слыхали интересную штуку? — я уставилась на Асторию, которая держала мобильник в руках, переодически поднимая его вверх, чтобы поймать сеть. — Говорят, что многие сваливают в космос. Точнее, некоторые, у кого есть неплохие связи и деньги.
— А что так можно было? — хрипя впервые заговорила Каллиста. Её вид, её печальный взгляд, наполненный болью, убивал меня изнутри. Была у меня такая черта характера — не могу смотреть на страдания других, не в состоянии наблюдать за чужой болью, от чего всегда понимала, что никогда не смогу стать врачом с таким чувством сострадания к людям. Сейчас же, смотря на неё, мне хочется плакать от того, насколько ей тяжело, а так же от мысли, что если поезд проедет лишние часы, то её даже может и не спасут. Мы не знали, что с ней окончательно. Травма ли? А что если внутреннее кровотечение или повержение органов? Вероятно, что такое могло произойти, и теперь если для наших жизней счёт шёл на часы, за которые мы должны были успеть спрятаться от грядущей бури и снега, то у неё борьба за жизнь шла на секунды.
— Я думала, что это слухи, — она равнодушно рожала плечами, продолжая поглаживать Каллисту по голове. — Моя семья получила письмо за пару дней до отъезда. Там говорилось, что спутники и некоторые космические станции так же хотят оборудовать под убежища, только вот понятно, что это место открыто лишь для ничтожной доли процента населения. Скажем так, для самых важных, по их собственному же мнению. И вот в письме нас пригласили туда, только нужно было заплатить около восьмидесяти миллионов с нашей семьи, а таких денег у нас не было, хотя и род у нас богатый, даже очень относительно многих, но наше состояние в последние годы значительно уменьшилось— бизнес во время карантина и снежных локдаунов не построишь, тем более отельный. Отец подумывал взять в долг, хотя бы какую-то часть, продать дом, машины, отели, но, конечно же, мы бы просто не успели.
— Ты же понимаешь, что на Земле много людей, у кого завалялись лишняя сотка миллионов? — скептически, но с легкой ноткой флирта, кинул Уайт, хотя тут я его поддержала. Не так уж и дорого для количества людей с огромными возможностями.
— Разумеется, так вот, что интересно, — она открыла статью вновь, пробежалась глазами и добавила: — Это всего лишь первый взнос.
— Чего-чего? — Райс нахмурился, а я удивленно попросила девушку продолжить.
— Часть, которую ты платишь, чтобы быть в числе тех, кто будет бороться за место в космосе. Всего около пяти тысяч свободных, а теперь представьте, сколько звёзд, президентов, министров, да и просто богатеньких, которых захотят туда! Это чертовый бизнес на смерть! — она ахнула, откинув телефон.
— А что вы хотели? Думали, что эти люди будут с нами в одних столовых жрать? — Натаниэль раздраженно ходил по поезду, хотя его волнение всё равно было слишком заметным.
Вагон пошатнулся, и мы покатились в левый передний угол к бразильцам, которые вовремя успели поймать Калли, чтобы та случайно не получила ещё больше травм. Я, когда поезд более-менее прекратил тряску, приподнялась к маленькому отверстию, чтобы посмотреть на происходящее: к моему серьёзнейшему удивлению там было невероятно темно, ни единого кусочка светлой материи. Неужели, мы ехали так долго, что успело потемнеть? Сколько же мы сидели почти в обнимку с Ароном? Сколько осталось Каллисте? А ещё мы остановились. Очередная станция для естественных нужд?
— Ребята, у кого-то есть часы? — шёпотом спросила я, обернувшись к ним, прижавшись к холодной стене вагона.
— Сейчас почти четыре вечера, а что такое? — Уайт встал со своего места, в которое вцепился пару минут назад, чтобы вновь не отлететь назад, подошёл ко мне и взял за плечи, чтобы отодвинуть. — Дай посмотреть.
— Не удивляйтесь, ребята! — ржавая дверь
нашей обители на колесиках отворилась. — Я ваш машинист. Пришёл сообщить, что следующие несколько часов будут очень тяжёлыми, так как дорого отвратительная, а ещё и снег пошёл, возможно, попадём в сильную бурю. Не полноценную, конечно, но не менее опасную.
— А что твориться-то? У нас человек при смерти, к чему остановки? — Райс указал на Каллисту, которая шёпотом прошептала слова благородности и улыбнулась другу, получив взаимную реакцию.
— Милок, тут дело в том, что тряска будет очень сильной, и я принёс вам веревки и ремни, — мужчина стоял в белой рубашке, без куртки и пиджака, хотя было невероятно холодно, держа в руках мешок. — И ещё внутри баночка со снотворным, каждому по две таблетки, а травмированной девушке лучше дать одну. С ними проспите всю дорогу, а завтра очнётесь уже в безопастности.
— Сколько нам ехать? — тяжело дыша спросил Натаниэль, забрав у него мешок. — И где мы вообще?
— Местонахождения сообщить вам не могу, но нам осталось около четырнадцати часов, но всё зависит от погоды — может и дольше, — видно было, как машинист замёрз за время разговора с нами, и как хотел побыстрее уйти к себе. — И ещё, я вам лампочку принёс, на случай, если ваша перегорит, а то там совсем темно.
— Извините, — окликнула его я, когда он уже закрывал дверь. — А почему здесь так рано темнеет?
— Дорогая, это не здесь так рано темнеет, а Солнце постепенно гаснет.