Глава 9
— Ну, как тебе путь в новую жизнь? — поинтересовался Райс, лучезарно улыбнувшись, вновь заставляя меня умиляться его внешности.
Мы стояли в самом центре заброшенного вокзала. Вокруг царил затхлый запах, который перемешивался с ароматом какого-то растения. Это, например, вы могли прочувствовать в густом лесу после дождя, только ваш спутник бы невероятно сильно вспотел, да ещё и не мылся бы пару дней до путешествия. На стенах и потолках красовались огромные выцветшие и потрескавшиеся фрески, а на них истории и мифы штата. Интересно разглядывать их, вспоминая легенды из детства, которые рассказывали в школе и дома перед сном.
Было очень красиво, честно. Даже время не испортило это место, разве что только вонь, которая копьем врезалась в обонятельные рецепторы. Здесь к тому же было невероятно тепло, что даже заставило размотать шарф и снять шапку.
— Честно? — он закивал, ожидая моего ответа. — Я в огромном восторге!
Не то чтобы я вечно всем недовольна, однако удивить меня довольно сложно, и не знаю, в какой момент жизни стало настолько безразлично многое вокруг. Отчасти мне это безумно нравилось. Не ощущать некоторые эмоции — своеобразный дар или хорошее умение, которое нынче необходимо, чтобы не сойти с ума. Но иногда чувствуешь пустоту внутри от недостатка эмоций и неумении их выражать. Для меня не было золотой середины — либо моя душа переполнена переживаниями или счастьем, либо там вообще ничего нет, кроме огромной холодной бездны.
— Я рада, что всё получилось, Арон, — поворачиваясь к нему, я хочу ещё раз заглянуть в его глаза, однако взгляд он почему-то отвёл, прикрыв браслет рукой.
— Ви, мы оба знаем, что это слишком просто нам далось, и скорее всего, конец нашего плана ещё не настал, — от былого настроения у него не осталось и следа. Прошагав к скамейке, он уселся, опустив голову вниз, обхватывая её руками. — Мы не знаем, что будет завтра.
— Да, не знаем, но сейчас у нас все хорошо, не так ли? — подхожу к нему, и так же, как и он когда-то, сажусь на корточки перед ним. Получается жутко некомфортно и глупо, но не смотря на все эти ощущения, я продолжаю: — Пока есть возможность, надо думать позитивно и верить в хорошее. Мысли материальны.
— Мне нужно продумать хоть какой-то план на всякий случай, — было видно, что он старается перевести тему. — Да и кто говорит о позитивном мышлении?
Я засмеялась, но не ответила. Внимание привлекла женщина, которая о чём-то говорила с моими родителями, и судя по недовольному взгляду семьи, что-то пошло не так, поэтому мы быстро поспешили к ним. Насторожилась не по-детски, это уж точно.
Говорят, что если беспокоишься о чём-то, значит тебе есть, что скрывать и чего бояться. А в нашем случае так и было.
— Я вам ещё раз повторяю, мы не можем сейчас менять места, понимаете? — её голос дрожал от усталости, хотя внешне выглядела она довольно бодро. Только вот голубые глаза выдавали все её изнеможение и нежелание что-либо делать сейчас.
— В чем дело? — я протискиваюсь между мамой и папой, пока Арон стоит чуть поодаль от нас.
— Я объясняю вашим родителям, что в связи с тем, что поезда довольно устарелые и холодные, мы приняли решение отправить возрастную группу старше двадцати пяти на отдельном и более комфортном транспорте, — её морщинки в уголках глаз и на лбу раздраженно дергались, видимо не первый раз она все это объясняет.
— А мы не собираемся ехать непонятно куда и когда без наших детей!
— Мистер Хансен, ваша дочь уже давно совершеннолетняя, а мистер Райс в целом не является вашим ребёнком.
Скажи родителям, что их дети уже взрослые самостоятельные люди, а в ответ получи недоумение. Так всегда бывает. Потому что, что бы не произошло, мы для них дети, маленькие капризные малыши, за которыми нужен глаз да глаз, даже в сорок лет.
— Куда мы едем?
— Место засекречено, — дама глубоко вздохнула. — Понимаете, некоторым людям отказали. А другие сами не захотели ехать, а если они сейчас поменяют решение и попытаются найти бункеры — весь план насмарку. Мы ведём учёт, заранее рассчитываем продукты питания, сырье, места для комфортного житья. Нельзя пускать всё на самотёк.
— А если мы согласны поехать в некомфортных условиях? — в голосе мамы всё так же звучит надежда, но теперь с легкими нотками отчаяния.
— Миссис Хансен, повторюсь ещё раз, мы делаем всё по плану, и в данном случае у меня есть приказ от руководства, нарушать его я не могу.
Мы живем в мире, где закон, как таковой, всегда можно нарушить. Все это знают и понимают. Вопрос лишь в стоимости.
Неужели, сейчас всё идёт согласно ему?
Мама расспрашивала про время отправки, разницу между нашими прибытиями, а бедная леди, а-ля слушать закона, очень терпеливо и вежливо отвечала на её вопросы, и когда тех не осталось, пришло время сдаться. Я не очень понимала беспокойство родителей, ведь самую трудную часть — попасть сюда, мы уже преодолели, а доехать можно и по-отдельности.
— Скажите, у вас ведь есть какие-то способы связи? Хотя бы между собой? — внезапно мой разум выдаёт потрясающую идею, которая бы в тот же миг успокоила родителей. — Имею в виду, если вдруг моей семье захочется проверить мое местоположение или самочувствие, они смогут связаться с вами?
Девушка нахмурилась, сдвинув брови, от чего морщины вновь покрыли её лицо. Я любила натуральность, мне нравилось смотреть на людей, чья внешность ещё не подверглась изменениям со стороны пластической хирургии или других вмешательств, на задорные носики, тонкие губы, веснушки, уши непривычной формы, разные телосложения и другие индивидуальные особенности, которые делали нас уникальными. Но она так тщательно пыталась скрывать свой возраст, что замазывала все изъяны тональным кремом, который так неравномерно обсыпался местами, подобно краске в здании, что смотреть было неприятно. Интересно, почему многие считают, что после двадцати пяти - тридцати жизнь заканчивается, как и внешняя красота?
— Теоретически, это возможно, —я искренне надеюсь, что это хоть немного сможет успокоить мою семью.
Кевин и Шерон переглянулись. Мне очень хотелось достичь такой гармонии в своём будущем браке, как у них: они понимали друг друга без слов, можно сказать — жестами, движением глаз, вздохами, а иногда и вовсе будто читали мысли. А ещё, что немало важно в наше время, они до безумия любили друг друга, хотя и часто ссорились. Такие конфликты заканчивались весьма просто: мама приносила папе чай с ромашкой, обнимала его и говорила, что любит, а он в свою очередь извинялся, даже если вины его и не было. Иногда наоборот. Всегда кто-то делал первый шаг. И так уже на протяжении двадцати пяти лет эти люди держаться за брак, только не из-за чувства долга перед обществом, как большинство сейчас, а из большой любви и понимания того, что ссоры это нормально. Не бывает так, чтобы мнения всегда совпадали, а настроение всегда было шикарным. И надо по возможности входить в положение человека — при наличии искренних чувств это несложно.
— Выбора у нас все равно нет, ведь так?
— Очевидно, что единственный ваш вариант в случае несогласия с нашими правилами — вернуться домой и ждать отправки в последнюю очередь.
Сказать, что это прозвучало жутко — ничего не сказать. Дама уже злилась, и мне даже показалось, что её русые волосы, которые выбивались из растрепанного низкого пучка, встали дыбом, как у Кактуса, когда тот видит соседскую собаку или недоволен отсутствием еды в миске (странный кот).
— Когда мы отправляемся? — спрашивает Арон, нарушая тишину.
— Вы и мисс Хансен через тридцать семь минут, а остальные через пару часов, когда новые поезда и другой транспорт прибудут на станцию, — мы махнули головой в знак согласия.
— Держите ваши пропуска, — она протянула нам четверым листочки. — Всё, что написано на них, соответствует вашим документам. Проверьте, если тут есть какая-то ошибка, так как печатали мы всё это прямо сейчас, а суматоха здесь неслабая, сами видите, да и компьютеры — старьё, почти не работают.
Она пыталась говорить так, чтобы мы почувствовали, как сильно помучали её своими вопросами и просьбами. Её речь — сплошной укор. Однако, у неё это вряд ли получилось. Когда она отошла, вяло попрощавшись с нами, то папа начал рассказывать мне и Арону об условиях, которые нас ожидали во время поездки, добавив, что ехать нам примерно три дня, а в случае плохих погодных условий и вовсе больше. Говорили, что поезд, который был предназначен нам, был похож на старую развалюху. Я видела их в фильмах про ковбоев и дикий запад, что-то вроде старых товарняков, которые даже плотно не закрывались. Их использовали для перевозки животных и всякого груза, но никак не людей, что немного удручало меня. В душе я прекрасно понимала, что людей на Земле много, поэтому и возникают такие трудности. Но мы же ведь всегда хотим быть чуточку лучше, чем другие.
— Смотрите! — Арон указывает на платформу, с которой отходит такой же старый поезд, а внутри через широкое отверстие виднеется шерстка и рога животного, похожего на антилопу. Она брыкалась и бегала из стороны в сторону — места ей чертовски не хватало. А где-то сбоку пробегал мужчина, кричащий, о том, что ей забыли вколоть снотворное, иначе она бы давно заснула.
— Я никогда не видела их так близко...— мои, заворожённые красотой дикой природы, глаза следили за антилопой и её резкими движениями.
— Надеюсь, что они переживут это путешествие и приживутся в новом доме, — папа тяжело вздыхает. — Неужели, они везут её с каньона антилоп?
Будучи большими любителями телеканалов «Discovery» и «Animal planet», мы пытались вспомнить, где обитают антилопы в штате Аризона, помимо каньона, который упомянул папа. Было тепло на душе, и впервые за долгое время, не только морально.
— Они попросили передать вам это, — Шерон, держа в руках свою куртку и шапку, протянула мне и Арону огромный пакет. — Там тёплые пледы.
— Спасибо, мам, — я обнимаю её очень крепко, настолько, насколько это вообще возможно. Моя привязанность к семье — огромная тема для обсуждения, и как бы меня не гнобили за это сверстники, было абсолютно все равно. Они — моя опора, самые любимые люди на планете, а чужое мнение меня не интересует. Уж лучше быть, как они говорят, скучной девчонкой, чем неблагодарной мразью, которая унижает и обижает своих родителей, желающих и делающих для них все самое лучшее, жертвуя собой , своим здоровьем, нервами и силами.
— А ещё, — она вновь протянула пакет, только уже в разы меньше. — Это вам перекусить. Не знаю, будут ли там кормить, хотя бы что-то у вас будет из съестного.
— Только не показывайте это всем подряд, — папа, смеясь, обнимает маму за плечи. — Что же, молодежь, пора идти к платформе. Осталось всего десять минут, мы чего-то заболтались.
Мамина улыбка сразу же померкла, так гаснет Луна ранним утром. И пока мы собирали все свои пожитки, она крутилась вокруг нас, проверяя, не забыли ли мы чего-то важного. Кактуса после долгих переговоров, я решила забрать с собой, так как малыш привык ко мне намного больше, чем к кому-то из них, да и мне самой не помешает мяукающий тёплый друг.
Мы двинулись к указанной платформе. Реальность оказалась хуже, чем ожидания, раза в два: перед нами стоял старый поезд, а точнее, всего четыре вагона. Видны были пробоины и ржавчина, и я уже представила, насколько холодно там по ночам и при сильных порывах ветра. Теперь понятно, почему взрослых и пожилых решили отправить на другой конструкции.
Пока мы стояли в очереди, я несколько раз ловила на себе злостный, одновременно изучающий, взгляд парня из толпы, что жутко меня напрягало. Ненавижу нетактичных людей. Он был невысокого роста, скорее плотного телосложения, что было не совсем понятно из-за длинного пуховика, под шапкой прямые короткие волосы угольно цвета, а ещё презрительная улыбка и игра почти чёрных глаз. Парень стоял один, поодаль от остальных, хотя и людей недалеко от себя он знал, часто перекидываясь с ними словами и жестами, весьма неприличными. Облокотившись о колонну, он довольно улыбался.
— Арон Райс, проходи, — мужчина указал на четвёртый вагон, и Райс, попрощавшись с моими родителями, покорно двинулся в сторону указанного места.
Он проходил параллельно с этим парнем, и мне показалось, что мой друг слегка притормозил, чтобы встретиться взглядом с незнакомцем. Тот тоже заметно напрягся, однако по закону игры, глаза не отводил. Все происходило, как в замедленной съемке, и невольно это напомнило мне экранизацию книги Стефани Майер про вампиров, когда семья Калленов вошла в столовую.
— Вайбек Хансен, проходи в четвёртый вагон, — я морщусь от неправильного произношения своего имени, которое и так не особо мне нравилось.
Вновь объятия, разбивающие моё сердце. Опять прощания и слова любви. И мне кажется, что этот вокзал увидит намного больше искренности за пару дней, чем мир за десятки лет.
— Я Вибек, если что, — кидаю, параллельно прощаясь с семьей. Не знаю, для чего эта поправка, ведь мы в жизни никогда больше не увидимся, да и он не запомнит.
Держа переноску с Кактусом в правой руке, а чемодан с пакетами в другой, я продвигаюсь к вагону. Смотрю под ноги, чтобы не упасть и надеюсь, что тот темноглазый любителей глазения на незнакомых людей не попадёт с нами.
— Передай привет своему другу, — его грубый голос с хрипотцой заставил меня остановится и завернуться.
— Я тебе не почтовый голубь для незнакомцев, уяснил? — саркастично улыбаюсь, пытаясь усмехнуться, однако на у него это получается куда лучше. Харизма от его движений, голоса и даже взгляда так и прёт наружу, что лишает дара речи и умения нормально передвигаться, не спотыкаясь.
— Натаниэль Уайт, — с усмешкой он улыбается в ответ, протягивая руку. — Будем знакомы.