Пыль
Изложенные в данном произведении события являются полностью вымышленными и не отражают реальные исторические, политические или социальные процессы. Любые косвенные упоминания государств, организаций, вооружённых конфликтов, идеологий или иных явлений не имеют отношения к действительности и используются исключительно в художественных целях. Совпадения с реальными событиями или структурами случайны и неумышлены.
Автор не несёт ответственности за любые попытки читателя проводить параллели между описанными в произведении событиями и реальной действительностью. Все подобные совпадения, ассоциации и интерпретации являются исключительно субъективным мнением самого читателя и не отражают намерений, идей или взглядов автора.
Помимо этого, в тексте содержится ненормативная лексика, а также сцены, способные оскорбить или вызвать моральный дискомфорт у некоторых читателей.
Октябрь 2019
***
Это был чудовищно знойный день середины лета. Находиться на такой жаре в центре крупного города было чистым безумием, однако молодой человек по имени Янис так не считал. Он беззаботно прогуливался по тенистой стороне обезлюдевшего проспекта и с наслаждением прислушивался к чарующей тишине, царившей вокруг. Лишь иногда до него доносился далёкий рёв дизельных двигателей. А может, ему это только мерещилось, и в действительности он остался единственным обитателем этого города. По крайней мере, об этом свидетельствовала покрытая пылью проезжая часть, по которой, судя по всему, уже очень давно не передвигались автомобили.
Вымощенный плиткой тротуар так же пребывал под толстым слоем мелкой каменной пыли. При каждом его шаге она вздрагивала, вздымалась сизым облачком в воздух и оседала серой грязью на влажных от пота скрюченных пальцах, топорщащихся из изношенных шлёпок непонятного цвета. Точнее, их нынешний цвет был вполне очевиден, но каким он был изначально — скорее всего, даже для Яниса оставалось загадкой.
Остановившись у цветочной клумбы без цветов, Янис снял с коротко стриженной головы кремового цвета панаму и вытер ей с лица пот, смешанный с пылью. Мелкие песчинки словно стекловата впивались в кожу, вызывая неприятное жжение и зуд, к которому ему, собственно, было не привыкать. Куда сильнее этого несчастного томило опустошающее чувство одиночества, и в то же время оно ему нравилось.
По обе стороны проспекта располагались многоквартирные жилые дома, первые этажи которых были отданы под малый бизнес и теперь представляли собой разбитые витрины, за которыми ничего, кроме тьмы и пустых стеллажей, не было видно. При всём при этом все остальные окна в домах оставались целёхоньки и были наглухо закупорены, что в такую жару казалось чем-то немыслимым. Должно быть, температура в квартирах не опускалась ниже сорока градусов. По крайней мере, Янис был в этом абсолютно уверен, ибо сам выживал в подобных условиях. Однако он прекрасно понимал, что в этих домах уже почти не осталось жильцов. Люди съехали отсюда задолго до того, как в город проникла серая пыль. А те, кто решили остаться, предпочитают без особого дела на улицу нос не высовывать и по вполне понятным причинам окна не открывать. Некоторые даже их заколачивали и баррикадировали мебелью.
Водрузив панаму на голову, Янис подумал, что было бы неплохо расстегнуть рубашку и немного проветриться. Но он быстро отказался от этой затеи, поскольку знал, что потную грудь тут же облепит серый песок, а душ нынче принять невозможно. Да что там душ, если просто напиться не всегда получается. Прошло то время, когда из крана лилась ледяная вода. Теперь за ней необходимо идти до реки, что не сильно печалило Яниса. Можно даже сказать, что от ежедневной ходьбы за водой он получал удовольствие. Особенно ему нравилась дорога домой, когда пятилитровый бутыль приятно холодит спину, касаясь её через тонкую ткань рюкзака.
Раз уж речь зашла о рубашке, то хотелось бы сказать пару слов и о ней. Раньше она являлась частью дорогого костюма, который Янис одолжил у соседа, когда того арестовали гвардейцы. С наступлением лета он без раздумий отрезал у неё рукава и примерно то же проделал со своими синими джинсами, которые на тот момент являлись его единственной собственностью. Даже нынешняя квартира ему не принадлежит, и раньше в ней жили кошки, но теперь и они куда-то исчезли. Видимо, не очень обрадовались такому соседу, а может, их кто-то съел — Янис не знал и даже не думал об этом. Однако в чём он точно был абсолютно уверен, так это в том, что и ему лучше поскорее отсюда уехать. С каждым днём пыли вокруг становилось всё больше, а что будет с приходом зимы? Её скроет снег или же она превратится в холодную серую глину? Янис долго думал об этом и в конце концов пришёл к выводу, что пыль не так страшна, как толстый лёд на реке — единственном источнике жизни.
Откашлявшись, Янис не спеша зашагал дальше, искоса поглядывая на припаркованные у тротуара машины. На их стёклах громоздился толстый слой пыли, не позволяющий заглянуть внутрь. Да и в этом не было особой нужды. Едва ли в них имелось хоть что-либо ценное. Да и прикасаться к ним очень опасно. Это только кажется, что если вокруг никого нет, то твоё преступление никто не заметит и ты не понесёшь за него наказание. Это будучи в огромной толпе есть шанс незаметно ограбить или убить, особо не опасаясь возмездия. Сейчас же за любой, даже самый незначительный проступок, есть шанс оказаться лицом к лицу с полной женщиной в мантии, которая ударом своего молотка внесёт радикальные коррективы в твою повседневную жизнь. Примерно так кончил его бывший сосед. Он был пойман с поличным при краже часов, притом нерабочих и из своей же квартиры.
Пару мгновений спустя Янис заметил вдали медленно приближающийся к нему силуэт. И странным для него показалось вовсе не то, что на этом широком проспекте объявилась ещё одна живая душа — нет, он счёл таковым совершенно другое, а именно наряд незнакомца. Нечасто встретишь того, кто, будучи в здравом уме, оденется во всё чёрное в такую жару. И тут-то на него снизошло озарение, и он понял, с кем его спустя столько лет снова столкнула судьба.
Недолго думая, Янис решил попытаться бежать, надеясь, что бывший однокурсник по прозвищу Диоген его не узнал. И не то чтобы они были врагами или что-то подобное. Нет, просто движущийся ему навстречу мужчина был не в себе. И так считали все, с кем он когда-либо его обсуждал. В конце концов, этого безумца даже не взяли в армию на срочную службу, а на вопрос «почему» тот ответил, что имеет хроническое заболевание. Янис тогда не решился спросить: ментальное или физическое? Но это вовсе не значит, что Диоген, брызжа слюной, бросался на людей или делал ещё какие-либо странные вещи. Просто у него в голове иногда зарождались совершенно безумные мысли, которыми он с большим энтузиазмом делился. Эдакий университетский философ с технологического факультета, который желал отыскать смысл там, где его нет, а где есть — выдумать новый.
Как-то раз он пропал на несколько дней и даже в общежитии не появлялся. Никаких родственников или друзей — помимо университетских — у Диогена в городе не было, поэтому Янис, как добрейшей души человек, начал всерьёз за него волноваться. А на третий день не выдержал и, собрав общих приятелей в аудитории, предложил заявить о его пропаже в полицию. Но по счастливой случайности ровно в этот самый момент Диоген объявился и прямо с кафедры им заявил, что все эти дни провёл в глубочайшем раздумье и пришёл к ужасающему выводу.
Все присутствующие при его появлении в изумлении замерли, ожидая услышать раскрытие доселе неслыханной тайны, сравнимой разве что с открытием истинного смысла бытия. Вот только, к раздражению присутствующих, Диоген нисколечко не торопился и решил начать свою речь с детального описания своего паломничества в горы. А если учесть, что в радиусе восьми тысяч километров никаких гор не было и в помине — никто этот поток бреда всерьёз слушать не стал. Вместо этого все с изумлением рассматривали его осунувшееся лицо и между собой перешёптывались. И вот, когда длинная бессвязная речь вконец всем наскучила, и они встали, чтобы уйти — он с гордостью объявил:
— Таким образом я пришёл к выводу, что человечества не существует!
Ни у кого в тот момент не появилось желания спросить, что он под этим имеет в виду. Так же никто не стал себя утруждать и спрашивать, где на самом деле тот пропадал. Любой вопрос подобного толка мог спровоцировать продолжение речи, которая никому не показалась забавной. «Жив — и чёрт с ним», — решили они и покинули аудиторию, оставив задумчивого приятеля в одиночестве.
Вспомнив об этом случае, Янис испытал приятное чувство ностальгии и улыбнулся. Сколько лет назад это было? Шесть или семь?
— Как быстро течёт время, — прошептал Янис, глядя себе под ноги.
Тем временем послышались приближающиеся шаги, заслышав которые Янис остановился и аж рот раскрыл от изумления. Причиной тому послужил внешний вид бывшего однокурсника. Он был одет в тёмно-синий деловой костюм, который настолько хорошо на нём смотрелся, что такие мелочи, как запылившийся низ брюк и чёрный от грязи ворот рубашки, совершенно не бросались в глаза. Однако сильнее всего Яниса поразил светло-голубой галстук в полоску. Он буквально сиял в лучах яркого солнца, как и белоснежная улыбка самого Диогена.
— Какие люди... Нет, уж кого-кого, а тебя я точно встретить здесь не надеялся! Ты, я смотрю, всё такой же, только немного осунулся, — сказал Диоген и рассмеялся, заметив на лице Яниса смятение. — Я думал, ты на войне. Как тебе мой костюмчик?
После этих слов желание беседовать с ним у Яниса пропало окончательно. И ему было не до конца ясно: то ли дело в этом дурацком костюме, то ли в его словах о войне.
— Ты чего так расстроился? — продолжил Диоген. — Хочешь, тебе такой же достану? Я знаю одного офицера, он торгует трофейной одеждой. У него есть всё — от шикарных вечерних платьев до детской одежды. У тебя есть дети? Правда, эти вещи будут не новые, но это неважно. За какой-нибудь мелкий огрех можно выцепить хорошую скидку.
Диоген развернулся на месте и от всей души рассмеялся. Янис поначалу не понял, в чём дело, но спустя мгновение всё же заметил три пулевых отверстия у него на спине. Вокруг них до сих пор были заметны бурые пятна, от которых явно пытались избавиться, но, видимо, без особого энтузиазма.
— Видишь? — радостно сказал он и, снова повернувшись к нему, продолжил: — Вот если бы они были спереди, то да — нормальный человек такое носить бы не стал. Не дай бог ещё кто решит, что это ты кого-то прихлопнул ради костюмчика. А так — всего три крошечных дырочки, и почти задаром забрал. Я же тут в политику подался... Теперь мне по статусу положено в костюме ходить. Нет, скорее, по занимаемой должности. Не будешь же ты принимать важные политические решения в панаме и рубашке с оторванными рукавами? Согласись?
Янис хотел было возразить, но в этот момент его собеседник снова рассмеялся и сказал:
— Ну и физиономию же ты скорчил. Не принимай мои слова близко к сердцу. Я же просто шучу. Нормально ты выглядишь. Я бы сам так ходил, если бы не занимаемая должность. Ходить в костюме при такой жаре не очень-то и приятно, знаешь ли. — Вынув из кармана клочок бумажной салфетки, он вытер им со лба пот и, внимательно осмотрев Яниса с ног до головы, продолжил: — Сам-то ты как? Чем занимаешься?
Его последние слова были говорены с таким участием и добротой, что Янис немного оттаял и перестал сердиться. Однако желания разговаривать с ним от этого у него не прибавилось.
— Ничем, — сказал Янис и как-то виновато потупился.
— Ничем? — искренне удивился его собеседник. — В такое-то время... Ты, наверно, в курсе, что политикам приходится часто лгать и вообще у них работа такая. Ну а я, пожалуй, буду честен с тобой. Я был почти уверен, что ты пошёл на войну и уже давно помер. Не пойми неправильно, я вовсе ничего такого сказать не хочу... Просто зная тебя, твоё отношение к жизни и прочее.
Настала неловкая пауза. Янис так и знал, что он скажет нечто подобное и притом сделает это именно такими словами. Однако, вопреки ожиданиям, он не испытал злости, а скорее наоборот почувствовал нечто похожее на сочувствие. Сочувствие в первую очередь к самому себе.
— Я не пошёл воевать, — сказал он и посмотрел Диогену в глаза.
— Не взяли?
— Нет, просто не пошёл и всё. Не захотел. Стало лень куда-то ехать, воевать, умирать. Но ты не подумай, что я трус, боюсь смерти и прочая ерунда. На самом деле проблема именно в лени. Я просто очень устал от... От всего этого.
— Знаешь что? А я тебя, кажись, понимаю. Именно поэтому я и пошёл в политику — не хочу помирать уставшим. Нет ничего хуже, чем умереть физически и психологически вымотанным. В этом смысле у смерти есть нечто общее с сексом, ведь в некоторых случаях с него начинается жизнь, а на войне она благополучно заканчивается... То есть ни один нормальный человек не захочет заниматься сексом после ну нереально тяжёлого дня. Вот и умирать усталым по этой причине не хочется. — Сделав небольшую паузу и задумчиво покачав головой, он продолжил: — Будь я лётчиком или артиллеристом, то имелся бы хоть малюсенький стимул идти на войну. А так летишь куда-то, бежишь, потом едешь и снова бежишь, бежишь... И ради чего так страдать? Ради того, чтобы на твою дурную голову сбросили бомбу, положив тем самым конец этой бессмысленной беготне?
Поправив галстук, Диоген тяжело вздохнул и на пару секунд уставился на крохотное, но до чего же жаркое солнце. После чего, щурясь, перевёл взгляд на Яниса и продолжил свой монолог:
— Я ещё понимаю войны двадцатого века... Тогда люди хотя бы стреляли, прятались за укрытиями, разрабатывали какие-то там мудрёные тактики, стратегии или травили друг друга боевыми газами. А сейчас просто сбрасывают бомбы на головы тех, кто не успел спрятаться и всё. Даже мирных жителей с прежним остервенением не бомбят. А пехота нужна лишь для того, чтобы трупы носить и военные преступления совершать. Это уже не война, а массовое самоубийство, притом добровольно-принудительное... Так что ты прав. Каждый имеет право погибнуть там, где ему хочется! А кто этого не хочет — тот пускай живёт себе счастливо и с восхищением наблюдает за тем, как это делают другие.
Янис не разделял его взглядов на войну и был не согласен с утверждением относительно того, что мирных жителей не бомбят. Он придерживался полностью противоположного мнения, считая, что именно гражданские являются единственными жертвами воздушных налётов. Якобы солдаты не настолько глупы, чтобы добровольно подставлять свои каски под бомбы. Однако заявлять об этом он не планировал. Янис боялся развития спора, который этот безумец явно желал спровоцировать. И всё же ему нужно было что-то сказать. По крайней мере Диоген всем своим видом давал понять, что ждёт этого, без конца поправляя галстук.
— Мне вот что-то не нравится быть зрителем всего этого, — сказал Янис.
— Так это тебе! Таких как ты — меньшинство! — закричал Диоген и радостно рассмеялся. — Миллионы людей по всему миру в восторге от этой войны! У тебя вообще есть телевизор? В выпусках новостей уже давно не говорят о новостях. Вместо них телевизионщики транслируют некое подобие реалити-шоу, которое целиком и полностью состоит из кадров, как на головы несчастных сыплются бомбы. И всё это действо заправляется закадровыми воплями о том, какие мы великие и могущественные. Я серьёзно тебе говорю. Как-нибудь посмотри и поразись от того, как классно всё это снято. У нас кино так качественно никогда не снимали, как военные массовые убийства людей. У их камер настолько высокое разрешение, что даже можно разглядеть лица этих неудавшихся актёров одного дня. Очень храбрые лица. Поначалу даже не верится, что пару мгновений спустя они смешаются с грязью и вознесутся на небо вместе с огромным облаком пыли. Хотя насчёт последнего я не уверен... Скажи, а тебе не кажется, что только ради вот этого мы и воюем? Людям просто наскучило общество потребления, вот и придумали такую забаву; нашли способ внести в свою скучную жизнь немного того, чего не купишь за деньги. В конце концов многие едва ли не с рождения без ума от экстремальных видов спорта и прочей опасной чепухи; от тех же гонок, например, или прыжков с парашютом. Но наблюдая за гонками, не испытаешь того, что чувствует гонщик, а зрителям этого хочется. А вот в войне участвуют все, вне зависимости от желания! Ставки растут, сердце бешено бьётся в ожидании грандиозной победы! А как ты думаешь, что такое победа в наше чудесное время: остаться в живых или сдохнуть?
— Я не знаю и больше не хочу говорить о войне. Сыт ей по горло, — сказал Янис, чувствуя, что закипает от злости. — Ты давай мне лучше скажи: существует ли общество? Вот что действительно важно.
— Что? На данный момент вроде как ещё да, существует. К чему ты вообще меня об этом спросил? Ты пьян?
Янис хрюкнул и заливисто рассмеялся, когда понял, что перепутал понятия общества и человечества. Хотя он и не видел особой разницы между ними.
— Неважно, — с трудом поборов смех, сказал он. — Политика... Ты правда стал политиком или выдумал это уже после того, как нацепил на себя этим утром костюм? Не обижайся, но мне что-то в это слабо верится. Просто я всегда думал, что ты после университета станешь философом, писателем, или же городским сумасшедшим, но уж точно никак не политиком.
— Ну какой из меня философ, Янчик? Я для этого слишком глуп.
Яниса аж передёрнуло от этого уменьшительно-ласкательного коверкания своего имени. И сразу, словно по команде, в его памяти с новой силой вспыхнули воспоминания не столь далёкого прошлого, когда он — вместе со своими приятелями студентами — донимал Диогена глупыми вопросами, провоцируя того на длинные, безумные монологи. В то время он всегда называл его «Янчик» и на просьбы не делать этого не реагировал. Порой Янису даже казалось, что он делает это специально, в отместку за их глупые шутки, которые они так старательно маскировали за ничего не значащую беседу, а сами тайком насмехались над ним.
— В философы не годишься, а для политики значит нормально, сойдёшь? — спросил Янис пренебрежительным тоном.
— В самый раз. — Диоген рассмеялся. — А вообще политика, если честно, это не совсем то, чем бы я хотел заниматься. Да и не так я себе её представлял. Но с другой стороны, куда ещё податься такому же усталому и ленивому человеку, как ты?.. Это ты, Янчик, можешь бесцельно бродить целыми днями по улице и машины разглядывать. А я так не могу. Бошка сразу набекрень становится. Вот и приходится ходить на эти нелепые заседания. Я уже долго в этом котле варюсь, а понять, чем же мы на них занимаемся, до сих пор не могу. Одни говорят, а другие не слушают. Единственное, что от меня требуется, так это в нужный момент кнопку на пульте нажать — притом совершенно неважно какую. А не так давно я неожиданно понял, что пульт этот не беспроводной. То есть у него есть провод... Точнее был — его отрезали, а на задней крышке кто-то ножичком нацарапал: «Дерьмократия нахуй!» И такие пульты абсолютно у всех. Вот именно поэтому я начал всерьёз задумываться о том, чтобы уйти из политики. Мне нужна работа, которая будет считаться работой, а не это бессмысленное просиживание штанов.
Диоген тяжело вздохнул и наконец ослабил узел на галстуке. Янис же настолько растерялся, что совершенно лишился дара речи. С одной стороны ему захотелось поддержать старого университетского товарища, а с другой он не был уверен в искренности его слов. То есть он всерьёз полагал, что вся эта длинная речь — глупая выдумка. Однако Янис всё же решил дать ему шанс и сказал:
— И есть у тебя что на примете?
— Да! Я уже давно хочу открыть свою псарню. Буду выращивать из щенков настоящих сторожевых псов! Я загорелся этим желанием сразу после того, как стал политиком. А если эта псарня, да ещё при своём собственном доме... Можно будет уже не бояться, что к тебе во двор какая-нибудь челядь залезет. Нужно только дом отыскать с забором повыше. Сейчас это, в принципе, не так уж и сложно.
— Интересная у тебя мечта. — Янис улыбнулся, в очередной раз мысленно охарактеризовав Диогена безумцем.
— Это не просто мечта, а смысл жизни... К тому же я скоро всего этого добьюсь. Осталось самую малость потерпеть, подзаработать и всё будет схвачено.
— А ты оптимист. Не боишься, что война порушит твои грандиозные планы? И ты так страдальчески говорил о работе, о пульте без провода, а тут зарабатывать собрался... Да и зачем для псарни свой собственный дом? Я вон до недавнего времени с дюжиной кошек жил, при этом делал это по необходимости, а не из желания кошачий приют содержать.
Диоген озадачено почесал в затылке и, глядя прямо Янису в глаза, сказал:
— Войны не боюсь. Если и будут бомбить, то город, а я присматриваю себе гнёздышко за городом, в дачном кооперативе «Пруд». Слышал о таком? А что касается работы... Короче говоря, на самом деле я не против и дальше быть политиком, но по натуре своей мне сложно усидеть на месте без дела. Не такой я человек. Мне необходимо постоянно что-то делать, двигаться, общаться, а иначе я начинаю сходить с ума. Вот если бы появилось хоть какое-нибудь по-настоящему важное дело, политическое задание, которое потребовало бы от меня полной отдачи... Думаю, тогда я бы даже не подумал о том, чтобы оставить карьеру политика. Служил бы гражданам, как мне мои верные псы.
Янис усмехнулся и посмотрел на свои потные, чумазые руки.
— Задание говоришь? — Он рассмеялся. — Может, войну остановишь? Чем тебе не политическая задача первостепенной важности?
— Ой, нет, это не ко мне. Войной занимаются люди в погонах и остановить её может только победа или поражение. Никакого третьего пути не дано.
— Хорошо, а может тогда город от пыли избавишь?
— Как?! — Диоген презрительно фыркнул. — Ты предлагаешь мне взять в руки пылесос и пойти улицы для тебя пылесосить? Время военное — скажи спасибо, что у тебя дома до сих пор электричество есть.
— Вообще-то нет. В моём доме нет электричества.
— Понял, я попытаюсь что-нибудь с этим поделать.
На этих словах Янис не выдержал и вновь рассмеялся. На лице Диогена стала заметна растерянность, а мгновение спустя она сменилась презрением.
— Можешь не заморачиваться, — сквозь смех процедил Янис и, наконец отдышавшись, продолжил: — А откуда вообще в городе столько пыли? Где-то цементный завод подорвали?
— С Запада, — холодно сказал Диоген.
Настала неловкая пауза, тишину которой нарушил далёкий гул авиации. Диоген поводил заискивающим взглядом по небу, но ни одной чёрной точки в его ослепляющей голубизне не нашёл. Янис же перепугался настолько, что сразу же позабыл о чём шёл разговор, а от былой весёлости не осталось и следа.
— Как пить дать сейчас бомбить начнут, — сказал он, нервно озираясь по сторонам.
— Нет, не начнут, — самоуверенно сказал Диоген, продолжая осматривать небо. — По таким дням не бомбят.
— С чего ты взял? Жара мешает или ты где-то вычитал, что есть более удачные или неудачные дни для бомбёжки?
— Нет, просто... не знаю как и сказать. — Диоген перевёл взгляд с неба на Яниса и продолжил: — Короче говоря, бывает взглянешь в лицо прохожего и сразу понятно — перед тобой самый настоящий мерзавец. С днями ситуация обстоит несколько схоже. Просто порой с самого утра чувствуешь, что конкретно этот день будет хорошим и таковым останется до самого вечера.
— Понятно, а я уже было забыл, с кем разговариваю.
— Да нет, я серьёзно — день будет хорошим.
— Раз так, то надеюсь он поскорее закончится.
Пару долгих мгновений бывшие одногруппники молча смотрели друг другу в глаза, а гул авиации на фоне становился всё более громким и яростным.
— А что насчёт плохих дней? — сказал Янис, переведя взгляд на небо.
— Что плохих дней?
— Как они ощущаются?
— Никак. Это всегда неожиданность.
— Действительно, — проговорил по слогам Янис и, прислушавшись, заметил, что на смену гулу снова пришла тишина, совсем как перед началом неистовой бури.
— Ну да. А ты, кстати, куда направляешься?
— А разве это имеет значение?
— Твоя правда. Прогуляемся до реки?
Янис пожал плечами, и они молча зашагали в даль уходящего за горизонт проспекта. А всего пару мгновений спустя на город посыпались бомбы.