Куклам тоже бывает больно

Том не понимал, что происходит, но видел все как будто со стороны: распластавшееся на полу тело Дрого с погасшими черными глазами, рыдающего Колина, свернувшегося в клубочек у его ног. Звуки долетали до пирата, словно из-под толстого слоя ваты, ощущений же не было вовсе. Хотя мыслил он здраво, видел и слышал, но что-то было не так с его состоянием. Том будто парил в воздухе, привязанный к одному месту.

Вдруг в спальне раздался мелодичный перезвон хрустальных колокольчиков. Затем мелькнула серебряная вспышка, и с глухим хлопком в спальне материализовался Плюм. Ангел выглядел очень внушительно в светлой тоге, его белоснежные волосы и борода были расчесаны и тщательно уложены, прозрачные крылышки неслышно трепетали в воздухе. Колин уставился на мужичка красными, опухшими от слез глазами, смерил взглядом и опять опустил голову.

— Подбери сопли, малец, — прикрикнул на юношу Плюм. — Сам, черт побери, виноват. Нечего слезы лить. Предупреждал я Тома, чтобы он не связывался с тобой. Не послушал, упрямец, вот и получил.

От этих слов Колин еще горше зарыдал. Плюм тяжело вздохнул и принялся выводить над телом Марвина загадочные пассы руками. Закончив, подлетел к парнишке и ткнул в затылок носком своего белоснежного башмака.

— Успокаивайся, говорю. Нужно дело делать, его еще можно спасти, — ворчливо начал ангел. Мальчишка вскинул голову и даже прекратил всхлипывать.

— А ты меня не обманываешь? Граннус вон тоже соловьем разливался, а я его и послушал, дурак, — икая и запинаясь, поведал Колин.

— Твой Граннус еще тем пройдохой оказался, — покачал головой Плюм, — а ты хочешь — верь, хочешь — нет. Я тут не ради тебя стараюсь. Этот, валяется который, — мой подопечный, а я его хранитель. Плюм меня звать.

— Плюм не Плюм, мне-то что! Я что, хуже всех?! Меня можно обманывать, унижать? Маму я в могилу загнал, семью разорил, сам чуть в шлюхи не загремел. И тут Дрого, Том то есть, я уж было подумал, что и для меня не все потеряно. И меня кто-то может любить, ждать. Ведь у меня кроме него... — голос на мгновение отказал Колину. — У меня кроме него никого на всем белом свете! Я же люблю его, люблю!

Ангел лишь поморщился на эту чуть истеричную тираду и скептически оглядел парня.

— Любишь? Ну, вот давай и проверим, на что ты готов ради Тома, — ангел выдернул волосок из своей мохнатой брови. Тот вспыхнул и исчез, а возле Плюма на полу появились тяжелые железные ботинки, крепкий посох и заплечная сумка. — Надевай!

— Что это? — растерянно пробормотал он.

— Если хочешь спасти своего любимого, то должен быть готов к испытаниям. А это, — мужичок кивнул на вещи, — условия, при которых твой путь может быть успешно пройден. Это железная обувь, гранитный посох и сума с черствым гоблинским хлебом. Когда стопчешь ботинки, сотрешь посох и сгрызешь хлеба, тогда отыщешь то место, где скрыта душа Тома. Не год и не два будет длиться твое путешествие, если боты и палку лет за десять укатаешь, то с хлебами попотеть подольше придется. Гоблины, мать их, свои шаньги из такого дерьма делают, что не приведи бог!

Плюм испытующе посмотрел на Колина, ожидая реакции, но тот лишь кивнул, чтобы ангел продолжал.

— Так вот, тело Дрого я долго поддерживать не смогу, оно угаснет за год, может чуть больше. А душе пирата, где бы она ни находилась, нужна будет оболочка, — мужичок бросил многозначительный взгляд на обгорелую разбитую куклу. — Игрушку ты уничтожил, посмотри-ка, сердце-то у нее вдребезги. Значит, вернуть Тома можно будет лишь в добровольно отданное тело.

Глаза Колина засверкали, и он улыбнулся так светло, как в детстве. Пират залюбовался, недоумевая, зачем Плюм завел с юношей этот разговор. Вряд ли кто-то решится подарить ему тело, это просто-напросто невозможно, да и не принял бы Том такого дара.

— Я готов, я отдам, — парень вскочил на ноги с такой скоростью, что чуть не улетел в камин, так его повело. — Для него все, что угодно. Мне будет совсем немного лет, и он проживет еще очень долго. Сможет побывать всюду, где только мечтал. Граннус мне показал, как Том рвался в путь, как мечтал уехать, но не мог. Из-за меня. А я все исправлю.

Пират хотел закричать, выразить свое решительное «нет, не позволю», но не смог. Его не видели и не слышали, даже ангел. Мужчина попытался было сорваться с места и потрясти хорошенько хранителя за бороду, но тоже не преуспел в этом.

Плюм же сначала нахмурился, долго жевал губы, размышляя, а потом заулыбался.

— Хорошо, малец. Зря я в тебе сомневался, не такой уж ты и пропащий. Давай-ка подпишем договорчик! — он снова дернул волосок, и в руках у него появился свиток. — Только у нас все серьезно. Подпись будешь делать своей кровью и дашь волос для гарантии. Если нарушишь условия или пойдешь на попятную, то тебя быстро найдут. Волос — часть тебя, и умеючи с ним много чего сделать можно, а через него и с тобой.

Колин засмеялся невесело так, пугающе.

— Я так устал от всего, что даже ваши игры в ангелов-хранителей не впечатляют меня. Что вы можете со мной еще сделать? Я в данный момент совсем не уверен в своем здоровье, может я сошел с ума? Вижу крошечных существ, влюбляюсь в собственную игрушку в теле человека. В худшем случае это окажется правдой, в лучшем я спасу Тома. Я согласен, давай свой контракт.

Юноша протянул руку, Плюм кольнул тонкой длинной иглой подушечку его пальца, а пирату оставалось только наблюдать, как алая капля скользит по коже и падает на желтоватый пергамент договора. Красная клякса сложилась в витиеватую надпись: «Колин Риккид», свиток свернулся и со щелчком растворился в воздухе. С ним исчезли все странные предметы, которые должны были сопровождать парня в пути.

— Ну, что же, мистер Риккид, поздравляю Вас, — опускаясь на пол и складывая свои прозрачные крылья, проговорил Плюм и смахнул со лба крупные капли пота белым носовым платком, — проверку вы прошли.

Колин растерянно уставился на ангела сверху вниз, не понимая, к чему тот клонит.

— Не мог я так просто отдать тебе Тома. Нужно было убедиться в твоей решимости и отсутствии эгоизма, — мужичок похлопал по полу рядом с собой. — Присядь-ка. Ты меня прости, конечно, что обманул, работа такая. А пират он такой, настоящий хороший человек. Должен быть счастливым.

Колин рухнул рядом с ангелом, все еще не понимая, о чем толкует хранитель.

— Дело игрушки с человеческой душой наделало шума, все наверху словно с ума посходили. Думали-решали, что с этим делать, и вот, наконец, вынесли вердикт. Тело Дрого останется с Томом, и для него выделят отдельную судьбу. Так что, все хорошо. Он жив, слышит нас. Это я немного пошаманил, — Плюм хлопнул оторопевшего парня по спине и захихикал. — Вставай уже, хватит валяться.

Ангел хлопнул в ладоши, и Тома утянуло, он закашлялся и открыл глаза. Болела голова, ушибленная об пол, тело совсем озябло. Пират даже порадовался, что вообще догадался ночью натянуть на них с Колином ночные рубахи, в нетопленой комнате стоял жуткий холод.

Над ним склонилось скривившееся лицо юноши, теплые слезы закапали на щеки и лоб мужчины. Колин обнял его за плечи, помогая подняться, но не сдержался и заревел в голос. Пират сел и прижал парня к себе, начал гладить по растрепанным волосам, успокаивающе шепча: «Все хорошо, Колин. Я здесь, с тобой».

Когда кровь все же вернулась в онемевшие ноги, Том встал, подхватывая юношу на руки, и отнес его в постель. Плюм взлетел и таращился на них с умильной улыбочкой, а пират бросал на него грозные взгляды, не решаясь, впрочем, выпустить из объятий вцепившегося в него парня.

— Вот, ребятки, теперь я вынужден с вами раскланяться. Дольше мне здесь оставаться нельзя. Память стирать не стану, сами со временем обо мне забудете, — Плюм подлетел выше, к самому потолку. — Да, Колин, насчет Граннуса не беспокойся. Совсем чертяка сбрендил, пора бы ему на покой. А вы держитесь друг друга и больше не расставайтесь.

Холодный луч спустился в окно, и Плюм заискрился белыми вспышками. Он помахал им на прощание рукой, подмигнул и исчез.

Том не хотел сейчас думать о Плюме, о своей жизни и судьбе. Он не торопился строить планы и загадывать наперед. Пират просто прижимал к себе теплое тело Колина, иногда еще вздрагивающего от утихающих рыданий. Сейчас ему было достаточно того, что они вместе, любят друг друга и готовы на многое, чтобы сберечь то зарождающееся, что есть у них. И пусть куклам тоже бывает больно, но Том вдруг подумал, что нельзя забывать и о том, что больно бывает и людям.