Помолвленные ненавистью

Прошла неделя.Семь дней под белым потолком, среди запаха антисептиков и разговоров шёпотом.Семь дней, где время перестало быть врагом — оно стало другом, лечащим рану за раной, и телесную, и ту, что жгла под кожей.

Утро дня выписки было удивительно солнечным.Лучи скользили по полу, касаясь края больничной койки, как будто и они хотели попрощаться.На подоконнике стоял свежий букет от Люкса — разноцветные герберы, нелепо яркие, как он сам.Тюльпаны от Лео засохли, но Бель не позволила их выбросить.И рядом, в кармане куртки, всё ещё лежала записка от Эштона. Она была мятая, а прочитанная десять раз, но  не выброшенная.

Она сидела на краю кровати, в сером спортивном костюме, с уже собранной сумкой у ног. Волосы были чистыми, слегка влажными, заплетёнными Люксом в лёгкую косу.Лицо — свежее, но бледное.А в глазах — жизнь.

Дверь открылась.Вошёл доктор Ли с планшетом и знакомой лёгкой улыбкой:

— Всё готово, Мисс Монро.

— Без «Мисс», доктор. Мы с вами уже прошли почти романтическое приключение — думаю, можно на «ты».

Он хмыкнул:

— Хорошо, Бель. Твои анализы в норме, швы заживают, тело реагирует стабильно. Но помни — никакой беготни, стрессов, прыжков в толпу и...

— ...никаких острых предметов поблизости, — закончила она за него с лёгкой улыбкой.

Он кивнул серьёзно, но тепло:

— Ты удивительная. И если честно... я рад, что ты уходишь. Потому что таких, как ты, в этих стенах должно быть как можно меньше.

— Слишком ярких?

— Слишком живых.

Он подписал документы, пожал ей руку и вышел.

В следующее мгновение — влетел Люкс.В солнцезащитных очках, с сумкой на плече и шарфом цвета шампанского:

— Ну что, моя ходячая легенда? Готова снова сжечь Лос-Анджелес своими каблуками?

— Пока только тапочками. Но да.

Он подошёл, обнял её — нежно, как только он умел:

— Твоя свобода ждёт. Машина уже внизу.

Бель сжала лямку сумки.Встала осторожно, почти символично.Шрам ещё ныл, но она — стояла:

— Пошли домой, — сказала она. — Я соскучилась по себе.

Люкс провёл её к лифту, и когда двери закрылись, он сказал:

— Ты снова Бель Монро. Только теперь — с чёртовым золотым сердцем. И шрамом, как медаль.

Она усмехнулась.Но в сердце у неё уже рождался новый вопрос: что дальше?

Лос-Анджелес встречал её как будто по-особенному —мягким светом сквозь пальмы, лёгким городским шумом, не раздражающим, а живым, настоящим.Бель смотрела в окно автомобиля, пока он катил по бульвару, и впервые за долгое время ощущала: я возвращаюсь.Не просто физически —  а душой. Они подъехали к знакомому дому Люкса — многоэтажка в модном районе, с лифтом, зеркальными стенами в холле и неизменной женщиной-консьержем, которая, завидев Бель, всплеснула руками:

— Слава небесам, ты жива, девочка! Люкс уже успел напугать весь дом!

— Ага. И это была только пробная тревога, — бросил Люкс с театральным поклоном и подмигнул.

Подъём в лифте прошёл в тишине. Только музыка — что-то старое, джазовое. Бель молча оперлась на поручень, глядя вперёд. Люкс рядом держал её сумку и, не говоря ни слова, периодически косился на неё — проверяя, не перегружается ли. Она всё чувствовала. Всё знала. Но молчала — потому что им не нужны были слова. Они и так всё делили пополам.

Квартира Люкса.

Та самая. Где бархатные шторы, кресло из мятного велюра, куча книг, свечей и шкатулок. Где пахнет хорошими духами, кофе и... домом.

Он первым открыл дверь и широко распахнул её:

— Мадам Монро, добро пожаловать в свою временную резиденцию. У нас сегодня — чай, покой и никакого драмы. Ну, почти.

Бель вошла и всё внутри как будто вздохнуло.Она прошла по коридору в носках, легко коснулась стен, провела пальцами по спинке кресла. Всё было на своих местах. Даже плед с ёлками, который она всегда дразнила.

— Сними обувь, — пробурчал Люкс, — а то снова начнёшь хозяйничать и портить мой дух эстетики своими госпитальными вибрациями.

Она улыбнулась.Потом медленно прошла в свою комнату — ту, что Люкс для неё выделил, с розовато-бежевыми шторами, белым комодом, где уже стояли кремы, заколки и духи.Она вернулась в себя.
Открыла шкаф. Там — её вещи : светлый худи, юбка с бахромой, кожаные брюки.Она достала первую вещь, переоделась в мягкий трикотаж и вышла.

На кухне Люкс уже наливал чай в две кружки:

— Липовый. Для нервов. А потом ты расскажешь, кого ты ещё хочешь выжечь взглядом из прошлого, и мы составим список.

Бель села за стол.
Поднесла чашку к губам.
Сделала глоток.
Дом. Настоящий.

Она молча смотрела в окно, за которым медленно опускался вечер.Где-то далеко — шумел город.А здесь... было безопасно.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Я, наверное, не говорила тебе это вслух. Но без тебя... меня бы не было..

Люкс посмотрел на неё с той самой мягкостью, которой он почти никогда не показывал:

— Ну ещё бы. Я — твоя святая гей-икона.

Они рассмеялись.И в этом смехе —было больше света, чем во всей больничной палате.

После чая Люкс принёс поздний обед — заранее заказанный поке с лососем, авокадо, огурцом и чуть-чуть слишком острым соусом, за который он всегда извинялся, но всё равно добавлял.Они ели прямо за барной стойкой: Бель осторожно, медленно, но с удовольствием. Её тело ещё было слабым, но голод просыпался — это был хороший знак.

Люкс включил тихую музыку — что-то лёгкое, с хриплым женским голосом и фортепиано. Говорили мало. В этих днях слов было слишком много — поэтому сейчас хотелось просто дышать.

— Как думаешь, — проговорила Бель, ковыряя авокадо, — у меня будет «новая эра»? Или я всё ещё в финале старой трагедии?

— Ты не в трагедии, — отозвался Люкс, потягивая воду из бокала, — ты в посттравматическом эпизоде сериала. Скоро выйдет второй сезон, и я надеюсь, что сценарист добавит хоть немного секса, а не только боль.

Бель усмехнулась:

— Сценарист, говоришь...

И вдруг раздался звонок в дверь.
Резкий. Настойчивый.

Бель с Люксом переглянулись:

— Лео? — шепнула она, чуть хмурясь.

Люкс встал, вытер руки полотенцем:

— Может, курьер. Или, надеюсь, соседка с мартини. Не шевелись, я проверю.

Люкс уже шёл к двери, заглянул в глазок...
И сразу замер, не ответил. Только тяжело выдохнул и обернулся:

— Это не Лео... и не соседка,— медленно сказал он.— Это... Эш.

Бель на секунду остолбенела.Пальцы сжали вилку. Сердце — короткий сбой.Имя упало в воздух между ними, как глыба.

— Чёрт... — только и выдохнула она.

Люкс подошёл ближе, опустил голос, почти шёпотом:

— Он стоит один. Видно, что волновался. И... выглядит так, будто не уйдёт, пока ты не откроешь...

Бель провела рукой по лицу.Села.Потом снова встала:

— Впусти его.

Люкс прищурился:

— Ты уверена?

— Да, — тихо, но твёрдо.

Он медленно повернулся, открыл дверь.В квартиру шагнул Эштон.Он выглядел... не так, как обычно. Не идеально собранным, не уверенным, не тем «Холлом», с которым ассоциировались клубы, пентхаусы и вечные женщины в его тени.

Сейчас на нём была простая тёмная рубашка, слегка мятая, джинсы, старые кроссовки.
Глаза уставшие. Под ними — тень недосыпа.Он сделал всего пару шагов внутрь, взгляд сразу — на неё. На Бель. Живую.В своей квартире, в своём пространстве. Его голос был хрипловатый, чуть сорванный, будто он прокручивал эту речь тысячу раз — но всё равно начал не с неё:

— Я знаю, — произнёс он сразу, прямо, без паузы. — Я знаю, что в том письме я написал: что я отступаю. Что даю тебе свободу. Что не буду мешать твоему выбору.

Он медленно выдохнул, шагнув ближе. Бель стояла напротив — молча, в тени вечернего света из окна:

— И я действительно хотел так сделать.Потому что ты заслуживаешь свободы и покоя. Заслуживаешь дышать, без давления, без прошлого. Без меня...

Он сглотнул:

— Но ты была в больнице неделю. Семь грёбаных дней. Я сидел в машине, внизу под окнами, я делал вид, что читаю, что работаю, что ем — но я ни на чем не мог сосредоточиться. Я не находил себе места. Я знал, что с тобой все будет хорошо. Врач сказал. И Люкс говорил. Но внутри... — он провёл рукой по волосам, — внутри всё кричало, что я должен быть рядом.

Он поднял на неё глаза:

— Я дал тебе выбор... и всё равно не смог не прийти. Потому что, Бель, я не просто люблю тебя. Я живу тобой. Я дышу тобой. И если ты решишь, что хочешь быть с ним — я уйду. Только одно слово. Но если хоть что-то в тебе всё ещё откликается на то, что между нами было когда-то... хоть одна искра... скажи. Я прошу не любви. Только шанса.

Тишина.

За спиной — Люкс молча ушёл в кухню.
Он понял: это уже не его сцена.

А Бель... всё ещё стояла.
Глаза — в упор. Губы сжаты. Внутри — буря.

Он не лгал, не давил, не играл.Он просто пришёл — потому что не смог иначе.Эш стоял, не двигаясь, как будто любое движение разрушит хрупкую реальность, в которой она всё ещё перед ним. В которой он всё ещё может быть рядом, даже если только на расстоянии дыхания.

Бель молчала.

Лицо — закрытое.
Глаза — напряжённые.
Плечи — чуть дёрнулись, как будто в груди что-то дрогнуло.

Эштон больше не говорил.
Слова уже не нужны были.
Он сказал всё.
Теперь — её черёд.

Она сделала шаг.Очень медленно.Потом ещё один.Словно приближалась не к человеку, а к бездне, в которую однажды уже падала.
Каждый шаг давался как вызов себе: Ты правда хочешь этого?Ты правда готова снова поверить?

Ещё шаг.

Теперь они были рядом. Он видел её лицо — ближе, чем за все последние месяцы. Он не дышал, просто ждал.

И она...медленно подняла руки,осторожно — будто не знала, как это делается,как будто впервые в жизни делает что-то настолько уязвимое — обвила ими его талию и прижалась к нему...

Обняла.

Эштон на секунду потерял дар речи.Его сердце взорвалось в груди.Он почувствовал, как она дрожит. Совсем чуть-чуть.Он положил руки ей на спину — мягко. Осторожно. Не с силой, не с правом — с благодарностью.Как будто боялся — если обнимет крепко, она исчезнет. Она молчала. Просто держала его.Это было тихо, непривычно. И это был, возможно, первый раз в жизни, когда она его обнимала. Не из жалости, не из страха.А потому, что больше не могла держать всё внутри.Он опустил голову, уткнулся в её плечо, вдохнул запах её волос — лёгкий, знакомый, невыносимо родной.

Бель стояла в его объятиях, чувствуя, как Эштон дышит неровно, как его руки чуть дрожат у неё на спине. И всё это — не как раньше. Не как в детстве, не как в играх «кто кого перекричит» за ужином. Это было по-настоящему, живое, ранимое.

Но... это длилось недолго.

Она медленно, почти неохотно, отстранилась.Посмотрела ему в глаза прямо, честно, без пафоса, без маски.Просто Бель. Словно сброшенная броня, но под ней — была рана, ещё не зажившая.

— Я и правда очень тебе благодарна, — произнесла она тихо, но чётко. — За то, что ты пришёл. За то, что вытащил меня из того ада. Если бы не ты... я бы, наверное, тут не стояла. И не смотрела на тебя, не дышала, не жила.

Он едва заметно кивнул, не отводя взгляда, сжав губы.Но она не закончила.Голос стал твёрже, спокойней. Не холодным — пронзительно точным:

— Но... пока, кроме шанса на общение — я не могу ничего тебе предложить.

Эштон моргнул, сердце его будто споткнулось, но он ничего не сказал. Он просто слушал.

— Ты убивал меня морально восемь лет, Эш.

Сказано было не со злостью. Без упрёка.
Словно — как факт. Как вынос диагноза.

— В каждом твоём молчании, в каждом публичном флирте, в каждой игнорированной попытке быть хоть кем-то для тебя, кроме «той самой». Я столько раз хотела быть безразличной к тебе... и столько раз чувствовала себя пустой, потому что не могла.

Он отвёл взгляд, но она продолжала:

— Такое... не забывается. Оно может притупиться. Стереться временем, другими людьми, другими чувствами. Может — если постараться. Поэтому... я даю тебе шанс. Не на любовь. Не на отношения. На то, чтобы просто быть рядом. Как человек. Без требований. Без претензий.

Она сделала шаг назад, но не разрывала зрительного контакта:

— Такой вариант тебе подходит?

Эштон снова поднял глаза. В них не было ни боли, ни злости — только смирение.И лёгкое... облегчение.Он кивнул:

— Да. Подходит. Любой вариант, в котором ты есть — подходит.

Она кивнула в ответ:

— Тогда оставайся. Но, Эш... если сделаешь шаг в сторону — ты снова потеряешь меня.

— Я знаю, — тихо сказал он. — Теперь — знаю.

И в этой новой тишине между ними впервые появилось не напряжение...а спокойствие.Не доверие — но шанс.И, может быть,именно с этого всё по-настоящему начинается.

Бель отвернулась от Эштона, направилась к столу, всё ещё чувствуя, как сердце гулко отзывается под рёбрами. Не от чувств — от перегрузки. От того, что сказала всё. Что поставила границу. Что — не дрогнула.

Эштон остался стоять посреди комнаты. Он не шёл за ней. Он понял: теперь каждый шаг — только если его попросят.

И вдруг...шуршание тапочек по полу.Из кухни вернулся Люкс:

— Так... — начал он, с выражением лица, достойным сцены в театре: между пафосом и усталым мудрецом. — Я ушёл на одну чёртову минуту — и тут уже мирный договор, условия перемирия и дипломатические поклоны?

Бель подняла взгляд и впервые за весь вечер улыбнулась устало, чуть искоса, но — по-настоящему:

— Ты всё равно бы испортил момент своим сарказмом.

— Детка, сарказм — моя валюта. Я плачу им за нервные срывы.

Он прошёл мимо Эштона, даже не глядя на него, налил себе воды, глотнул... и только потом, не оборачиваясь, добавил:

— Если ты снова её обидишь — я воткну тебе шпильку от волос в глаз. И никто даже не сможет доказать, что это было преднамеренно.

Эштон тихо кивнул:

— Справедливо.

Люкс обернулся:

— Твоё спасение в том, что ты хотя бы не врёшь.

Он бросил взгляд на Бель:

— Тебе нужен день тишины. Горячая ванна. И, возможно, ещё один месяц без мужчин.

Бель усмехнулась:

— Ты говоришь, как будто не знал, что Эштон придёт.

— О, я знал. Я просто надеялся, что я буду в комнате, когда он будет получать по заслугам.

Эштон аккуратно присел на край дивана.Бель снова взглянула на него. Уже иначе.В её глазах теперь не было колючек. Только усталость и ясность:

— Я пойду приму душ, — сказала она, — а вы... только не поубивайте друг друга за это время.

Люкс бросил взгляд на Эштона:

— Я вообще то культурный. Пока он не будет пытаться играть в «возьми меня обратно».

— Я даже не начинаю, — ответил тот спокойно.

Бель исчезла за дверью ванной.И впервые за долгое время в квартире Люкса —было не просто тепло.Было мирно.

Она долго стояла под тёплыми струями душа.Вода стекала по телу, как будто смывала остатки больничного запаха, боли, страха.Она закрыла глаза, обхватила себя за плечи и глубоко выдохнула.Это был момент очищения. Тихий, личный.Шрам на животе больше не казался ей уродливым. Он — не напоминание о боли,а о выживании.О том, что она здесь. Снова. По-настоящему.

Минут через двадцать она вышла из ванной, переодетая в уютный свитшот Люкса и свободные чёрные шорты. Волосы ещё влажные, лицо — свежое.Она выглядела... мягче.

В гостиной Люкс растянулся на кресле с журналом, а Эштон всё так же сидел на краю дивана, слегка ссутулившись, в той самой позе человека, который не знает — имеет ли право остаться.

Бель подошла, взяла бутылку воды с барной стойки, сделала глоток и вдруг, как бы между прочим, обернулась к Эштону:

— Кстати... а почему ты вообще думал, что ты мне не нравишься?

Он поднял глаза, чуть растерянный, будто не ожидал, что она заговорит с такой лёгкостью:

— В шестом классе, — начал он, тихо, с едва заметной неловкой усмешкой, — я... случайно подслушал твой разговор с подругой. Ты ей сказала, что я тебе не нравлюсь. И что я... противный.

Бель моргнула. Потом приподняла бровь:

— Слушай, ну если уж ты подслушиваешь — делай это хотя бы до конца.

Он нахмурился, прищурился:

— Ты хочешь сказать, что было что-то после?

— Да, — сказала она, подходя ближе, уже почти с улыбкой.С той самой, старой, дерзкой — как в детстве.

— Я сказала: "Да, он противный... но когда я вырасту — я выйду за него замуж."

Тишина.

Эштон застыл.Бель поставила бутылку на стол и села напротив, скрестив ноги, наблюдая, как его лицо медленно расправляется от шока в нечто между смехом, болью и чем-то совершенно новым:

— Ты серьёзно?.. — прошептал он.

— Ага. А ты вот из-за этой ерунды все 8 лет считал, что я тебя ненавижу. И стал полным ублюдком и бабником, чтобы доказать мне непонятно что...

Она наклонилась вперёд:

— А я просто была влюблённой малявкой с оскорблённой гордостью.

Люкс с кухни громко фыркнул:

— Вот вам и величайшая история недопонимания. А вы говорите — "Ромео и Джульетта".

Эштон тихо рассмеялся.И в его голосе было что-то тёплое, настоящее.Он смотрел на неё так, как когда-то смотрел в детстве — но теперь, наконец осознанно:

— Если бы я тогда остался и дослушал до конца... возможно, всё бы сложилось по-другому.

Бель наклонила голову:

— Да, но время назад не вернуть...

А после, они оба снова замолчали. Но на этот раз тишина не давила. Она будто расставила все по своим местам, хоть и спустя 8 долгих лет.