Помолвленные ненавистью

Тело Бель лежало безжизненно.На полу её клуба. Там, где она когда-то смеялась, командовала, выстраивала свой мир — теперь только кровь, холод, и застывшее лицо.

А Эштон рухнул.

Рухнул, как будто вместе с её сердцем остановилось и его.Он сидел на полу, в крови, в дрожи, обхватив руками затылок, волосы, сжавшись в комок, будто так мог хоть на секунду остановить безумие внутри.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ! ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ! — кричал он.Голос срывался. Рвался.Это не крик мужчины. Это вой сломанного сердца.

— Бель... — его голос перешёл в шёпот, — Бель, родная, ты не можешь так... не можешь... ты только что сказала "помоги"... Я здесь, я пришёл, я рядом, я....же пришел к тебе, прошу...умоляю вернись...

Он схватился за её плечи, притянул её к себе. Лицо в её волосы. Он обнимал её так, будто мог выдавить жизнь обратно. Будто можно согреть тело, что уже начинает остывать:

— Ты сильная. Ты же самая сильная, чёрт возьми! Ты всегда была сильнее меня! Ты дерзкая, упрямая, невозможная! Ты не могла просто... просто взять и уйти!

Он отстранился, глядя ей в лицо — бледное, с высохшей каплей крови у губ.Глаза закрыты. Спокойствие, которого он никогда не хотел видеть.

— Ты же обещала... ты обещала мне в детстве, что не исчезнешь. Даже когда злилась, даже когда смотрела сквозь меня — ты же была рядом...Бель... А теперь ты... ты просто... — его голос сорвался, и он закричал — не в пространство, в пустоту:

— ВЕРНИСЬ!

И тогда он начал.Он опустил её на пол.Встал на колени.Положил ладони на её грудную клетку:

— Я не позволю тебе уйти. Слышишь меня? Я не позволю. Даже если весь чёртов мир сказал мне "время смерти", я не приму это. Никогда.

Он начал реанимацию.
Сильные, резкие нажатия.
Один.
Два.
Три...
Тридцать.

Он склонился. Сделал вдох:

— Ты дышишь. Ты будешь дышать. Бель... пожалуйста... я всё испортил, но ты — моё единственное настоящее.

Снова нажатия.Слёзы текли по его лицу.Он не сдерживал их. Плакал, как мальчишка, который потерял мать, дом, любовь — всё сразу.

— Помнишь, как ты назвала меня противным в шестом классе? Я с того дня думал, что тебе всё равно... но это я был слабым. Я всю жизнь был слабым. А ты была моей правдой. Моей реальностью. Моей точкой отсчёта. Я любил тебя даже тогда, когда делал вид, что ненавижу...

— Дыши, Бель. Дыши. Я больше никогда не отпущу тебя. Я докажу тебе...Я всё исправлю. Только... — его руки сбились с ритма, он снова вдохнул и продолжил.Бесконечно. Без остановки.Он не слышал, как медики зовут его.Он не видел, как кто-то вошёл в офис.Он только бился в этом отчаянии, в любви, в боли.

— Ты не умрёшь. Не ты. Нет, нет, нет...Не сейчас. Ты не имеешь права. Ты же мой воздух. Моя вина. Моё всё. Бель, я умоляю тебя вернись....пожалуйста... ПОЖАЛУЙСТА! Я НЕ СМОГУ БЕЗ ТЕБЯ!!!! БЕЛЬ!!!

Он ударил грудную клетку ладонью. Один. Ещё:

— ДЫШИ, БЛЯДЬ! ПРОШУ ТЕБЯ!!!

Он упал на неё. Не как насильник жизни.А как влюблённый мальчик, который всё потерял.Рыдал. Срывался. Молил.И в этот момент — когда он уже не мог говорить, когда грудь сдавила агония, когда руки дрожали от усталости —он прижался лбом к её и прошептал:

— Если ты уйдёшь... я уйду с тобой. Я не хочу жить без тебя...

Тишина.

Она была абсолютной. Звенящей.Такой, что сердце Эштона замерло в грудной клетке от бессилия, от ощущения необратимости.Он лежал, сжав её в объятиях, покрытый её кровью, её дыханием, её отсутствием.Он выдохся, он сломался, он был готов... уйти с ней.

И вдруг...

— ПИК.

Он вздрогнул.Голова резко дёрнулась в сторону монитора.

— ПИК... ПИК... ПИК.

— Что... — пролепетал кто-то из медиков.

Все замерли.

Линия... пошла.Сердечный ритм — слабый, неровный, будто пробирается сквозь туман смерти.Но он есть.Она ЖИВАЯ.

— У неё пульс! ПУЛЬС ЕСТЬ! — крикнул фельдшер.

— Давление поднимается! Оксидация возвращается! — кто-то уже подбегал с капельницей, другой — с кислородной маской.

Эштон не сразу понял. Он смотрел, как на мониторе мигает зелёная линия, как в её теле снова появилось движение.Грудь... дрогнула.Медленно, но дёрнулась.

— Бель... — прошептал он, — Ты... ты слышишь меня?..

Медик подбежал, аккуратно оттолкнул его в сторону, уже начал соединять аппараты, трубки, ставить уколы:

— Она возвращается. Она СЛЫШИТ вас.

Эштон прижался к стене. Он дрожал. Всё его тело — в адреналине, в боли, в вере, которую почти потерял. Он смотрел на неё, и в глазах стояли слёзы — уже другие.Слёзы жизни.

— Ты борешься. Конечно, борешься, — прошептал он, улыбаясь сквозь слёзы. — Ты же Бель Монро. Сдаться — не в твоём стиле.

Медики начали готовить носилки:

— Сейчас в реанимацию. Быстро. Держим давление. Стабилизируем.

— Он едет с нами? — спросил один, кивнув на Эштона.

Фельдшер посмотрел на него:

— Конечно едет. Он — тот, кто вернул её.

Эштон только кивнул, не веря, что она здесь.
Она дышит.Она возвращается.И когда они выносили её на носилках...она едва-едва, еле слышно — выдохнула сквозь маску:

— Эш...

И он шагнул за ней.

Сирены завывали сквозь ночь, разрывая Лос-Анджелес на тревожные полосы света и звука.Скорая мчалась по пустынным улицам, внутри — носилки с Бель, окружённые приборами, капельницами, кислородной маской. Её тело было неподвижным, но монитор уже показывал: пульс есть.
Неровный, хрупкий, но — есть.

Эштон сидел рядом, вжавшись в угол салона.На руках — её кровь. На губах — вкус ужаса. В глазах — только она.Он не отрывал взгляда от её лица, словно боялся, что стоит ему моргнуть — и всё исчезнет.

— Ты здесь, — прошептал он, — Я с тобой. До конца. До самого конца, слышишь?..

И когда скорая с визгом тормознула у приёмного покоя, он первым выскочил из машины, чуть не выдернув дверь:

— Осторожно, осторожно! Держим линию!

Врачи молниеносно схватили носилки, закричали что-то на ходу — и унесли её внутрь. Эштону не разрешили пройти.Он остался на пороге. В коридоре.Там, где пахло хлоркой, страхом и надеждой.Он встал у стены, вытер лицо дрожащими руками, сел на пластиковый стул.Мир вокруг стал белым, стерильным. И глухим.Всё, что он слышал — это её имя в голове.

Бель. Бель. Бель.

И вдруг — звонок.
Телефон завибрировал в кармане.
Люкс.

Он вытащил его, с трудом глядя на экран. Ответил:

— Да?

— Эштон?! — голос Люкса звучал на грани паники. — Ты с Бель?! Я не могу до неё дозвониться, она не отвечает, я уже всех обзвонил!!! Где она?!

Эштон сжал челюсть.
Пауза. Один вдох.

— Она... в больнице, — выдавил он. Голос дрожал, как натянутая струна. — На неё напали в клубе, прямо в офисе. Она... потеряла много крови. Но сейчас она... борется.

На том конце тишина.Потом — глухой шорох, всхлип:

— Господи... — только и прошептал Люкс. — Я еду. Немедленно.

— Приезжай. Я в коридоре. Охрана уже вызвала полицию. Это была... Тея.

— ЧТО?! — крик Люкса сотряс динамик. — Эта сука... Я... Я её убью...

— Нет, — Эштон резко поднял голову. — Ты будешь нужен Бель. Не делай глупостей. Просто приезжай. Сейчас ей нужно только одно — чтобы те, кто её любит, были рядом.

Секунда молчания.

И Люкс уже другой — собранный, жёсткий:

— Буду через пятнадцать минут.

Эштон отключил звонок.Остался сидеть.В коридоре, полном белого света и гулкой пустоты.Он смотрел в одну точку. Не шевелился.Потому что за стеной — билась её жизнь.И он не мог ничего, кроме как ждать.
И верить, что на этот раз... она останется.

Минуты тянулись как часы.

Эштон сидел на холодном пластиковом стуле в коридоре, сгорбившись, с локтями на коленях и руками, сплетёнными в замок. Его джинсы были в крови. Её крови. Рубашка порвана. Глаза — стеклянные. Он не чувствовал боли в теле, он не слышал ни шагов медсестёр, ни гул больничной вентиляции, ни грохота каталок по кафельному полу.

Он чувствовал только её.Ту, что лежит за этой дверью, подключённая к приборам.Ту, которая когда-то называла его противным.И ту, которая... шепнула ему "помоги" перед тем, как сердце остановилось.

Дверь приёмного покоя распахнулась:

— ГДЕ ОНА?! — голос, полный паники. — ГДЕ МОЯ ДЕВОЧКА?!

Люкс.Смятый, растрёпанный, в расстёгнутом тренче, с тёмными кругами под глазами и кулаками, сжатыми до белизны. Он влетел в больницу, будто собирался снести стены.

Когда он увидел Эштона, замер на секунду.
Глаза в глаза.Два человека, которые так по-разному были рядом с ней.И сейчас — одинаково беспомощны.

— Где она? — спросил Люкс, уже другим голосом. — Где?

Эштон встал медленно, с трудом. Кивнул на дверь в конце коридора:

— Там — в реанимация. Её стабилизируют. Она была... — он сглотнул, стиснул зубы, — на грани. Но сердце запустили.

Люкс кивнул. Подошёл ближе:

— Я убью эту мразь, если увижу.

— Мы все этого хотим. Но сейчас... — Эштон посмотрел в сторону палаты, — Сейчас ей нужно, чтобы мы не сошли с ума. Чтобы были рядом. Вместе.

Люкс всмотрелся в него. На долю секунды — оценка.А потом, неожиданно даже для себя, он... сел рядом.Рядом с Эштоном.Без слов.
Просто рядом.

— Я помню, как она в шестом классе писала твоё имя на полях тетради, — вдруг тихо сказал он. — А потом вырывала страницу и делала вид, что ненавидит тебя.

Эштон закрыл глаза.
Слеза скатилась по щеке.

— А я помню, как сидел на крыше школы и думал, что если подойду — она снова скажет, что я ей противен.

— Ты был идиотом, — фыркнул Люкс.

— Я знаю, — просто ответил Эштон.

Они замолчали, просто сидели.Двое.На грани.Во имя одной девочки, что борется за жизнь за тонкой дверью.И впервые —между ними не было войны.Только страх. И... любовь.У каждого своя. Но — одинаково сильная..

Время в больнице не подчиняется законам мира.Оно тянется, как капельница: медленно, неумолимо, словно каждое мгновение решает чью-то судьбу.

Эштон и Люкс сидели рядом.Молчали.
Иногда кто-то из них вставал — пройтись по коридору, зацепиться за мысль, сдержать дрожь.Иногда кто-то брал кофе из автомата — и забывал выпить.Но чаще всего... они просто сидели. Слишком вымотаны, чтобы спорить, слишком наполнены болью, чтобы произнести хоть слово.

Время шло.Минуты растягивались в часы.Каждый шаг медсестры — как нож по нервам.Каждое движение за стеклом — как укол.

И вот...
в 3:41 утра
дверь наконец открылась.

Вышел врач.Высокий, в тёмно-синей форме, с очками, с усталым, но сосредоточенным лицом.На груди бейдж: доктор Хавьер Ли.
Он снял перчатки, стер пот со лба. И медленно подошёл.

Эштон вскочил, как будто из комы.Люкс — сразу следом, почти дёрнув ворот куртки:

— Доктор?! — почти в унисон.

Мужчина посмотрел на них внимательно.
Выдохнул:

— Она жива.

Эштон закрыл глаза.Люкс всхлипнул и резко отвернулся, сжав кулаки.

— Состояние стабилизировано. Операция была сложной — нож прошёл глубоко, повредив часть кишечника и сосуд. Мы остановили кровотечение, восстановили ткани. Был момент клинической смерти — но... кое кто из вас не дал ей уйти. Мы видели следы ручной реанимации.

Эштон опустился обратно на стул. Его трясло.

— Она очнётся? — выдавил Люкс.

— Да, но не сразу. Её организм истощён. Мы ввели её в лёгкую медикаментозную кому, чтобы дать телу восстановиться.

Эштон закрыл лицо руками.
Губы дрожали.

Люкс сел рядом.

— Можно... к ней?

— Только одному, и ненадолго. Без шума, без слёз. Она сильная, но ей нужно спокойствие.

Оба обернулись друг на друга.
И без слов...кивнули.

Первым пошёл Эштон.Он встал, глубоко вдохнул, выпрямился — будто собирал себя по кусочкам.

— Скажи ей... что я здесь. Если услышит.

— Скажу, — ответил Эш. — Но лучше, ты скажешь ей сам — когда она откроет глаза.

И Эштон пошёл по коридору, к двери.За которой снова билась её жизнь.Дверь в палату открылась медленно.Сквозь щель Эштон сразу почувствовал: там — тишина. Особая, стерильная, почти священная.
Тишина, в которой жизнь возвращается.Он шагнул внутрь.Сердце колотилось в груди так, словно вот-вот выскочит наружу.На секунду он замер у порога.

Глаза — на кровати.
На ней — она.

Бель.

Лежала под тонким белым покрывалом, лицо бледное, будто выбелено больничным светом, губы сухие, на виске — повязка. Вены на руке — под капельницей. Маленькие электроды на груди, провод к монитору.И... маска для кислорода.Она дышала тихо, ровно, но дышала..

Эштон сделал шаг. Ещё. И ещё.Подошёл к кровати.Сел рядом.

Рука Бель лежала поверх простыни, слабая, тонкая.Он дотронулся до неё, аккуратно, с благоговейной осторожностью, как будто боялся спугнуть её возвращение.Сжал её пальцы.Они были тёплыми.

Он наклонился ближе.Говорил шёпотом. Еле слышно. Словно боялся, что голос может ранить:

— Ты здесь. Господи... ты здесь.

Он провёл пальцами по её ладони:

— Ты позвала меня. После всего. После этих лет, этих чёртовых стен, этого ада между нами — ты всё равно позвала меня.

Он сглотнул. Глаза блестели, но он держался:

— И я... пришёл. Я сделал всё, что не делал раньше. Потому что больше не мог... терять тебя. Потому что ты — моя жизнь, Бель. Ты была ею всегда. Даже когда я этого не признавал. Даже когда делал всё, чтобы оттолкнуть тебя..

Он смотрел на неё:

— Ты сказала, что я никогда не принадлежал никому. Ты была права. Я не принадлежал даже себе. Потому что... я всегда был твой. Просто слишком поздно это понял.

Он чуть приблизился, голос дрожал:

— Прости меня. За каждый твой взгляд, который я не встретил. За каждую твою слезу, которую я проигнорировал. За каждый момент, когда ты любила, а я молчал. Я... хочу, чтобы ты жила. Даже если не ради меня. Ради себя. Ради мира, который без тебя... пустой.

Он поцеловал её ладонь. Долго держал губы на коже, словно молился:

— Я здесь. Я не уйду. Даже если ты меня выгонишь. Даже если никогда больше не захочешь меня видеть — я всё равно останусь рядом. Потому что... если бы ты умерла... я бы умер вместе с тобой.

Он не отпустил её руку.
Сел ближе. И просто остался.
В тишине. В белом свете.
С ней.