Связанные ритмом 18+

   «Глубоко внутри он тоже может быть любимым, если только кто-то сможет добраться до этой глубины»

   Беатрис играла на скрипке, как будто каждый звук исходил прямо из её души. Мелодия была тихой, почти шепотом, но в ней чувствовалась целая гамма эмоций — нежность, сомнение, радость, лёгкая грусть, смятение. Она закрыла глаза, полностью погрузившись в музыку, словно мир за стенами комнаты перестал существовать. Я наблюдал за ней не единожды, тайно, когда она выступала со скрипкой в своей консерватории.

Я не мог отвести от неё взгляд. Она была одновременно свободной и сильной, её музыка была одновременно лёгкой и глубокой. Беатрис, казалось, открывала себя, свой внутренний мир, за которым я хотел наблюдать, но в который не хотел вмешиваться.

Но впервые Беатрис заметила моё наблюдение.

Мне стоило быть осторожнее, потому что взгляд её разочарования, когда я просто развернулся и ушел был хуже, чем взгляд той невинной надежды, когда она заметила меня у порога. Но что было плохого в её надежде? Я же мог чисто гипотетически предположить, что наш брак станет настоящим. Что тогда меня сдерживало? Я не знал и не хотел думать. Особенно о том, что могу всё испортить просто потому, что это моя природа. Не думать было легче в своём кабинете со стаканом виски в руках. Я сделал маленький глоток, позволив горькой жидкости опуститься в самый желудок.

— Второй день семейной жизни, а ты уже начинаешь бухать, — Рикардо абсолютно бесцеремонно зашёл в кабинет, даже не постучавшись в дверь.

   Его веселое лицо меня раздражало.

   Особенно когда я вспоминал, что изначально его веселое лицо должно было стать мужем Беатрис. Я не знал, злился ли больше на Рикки, что он решил трахнуть ту девушку прямо на мероприятии из-за чего договорённость сорвали или на Данте и Валентину, которые изначально решили, что я — не подходящий вариант для их дочери.

   Я тихо фыркнул на его заявление, не отводя глаз. Внутри меня смешивались раздражение, усталость и досада на самого себя, что позволил Рикки так легко вывести себя из равновесия. Я сделал глоток виски — тепло разлилось по груди, но не согрело, а скорее утяжелило её. Мои мысли снова вернулись к Беатрис, к тому, что теперь её место было рядом со мной, и это чувство собственности, которое я всегда скрывал, вдруг стало ощутимо острым.

— Разве это повод для твоего веселья? — спросил я спокойно, но с холодом в голосе.

Рикки пожал плечами, но в глазах мелькнуло лёгкое удовлетворение и любопытство от того, что смог меня задеть. Он сел напротив меня, абсолютно не беспокоясь о том, хотел ли я сейчас побыть один. Но я не спешил его прогонять. Какая-то часть меня действительно нуждалась в компании.

— Это безумно весело, как ты стараешься держаться на расстоянии от малышки Беа, — подтвердил он. — Но при этом кидаешь на меня убийственные взгляды только мне стоит сказать какую-то пошлость или ей намекнуть на то, что она знает о моих похождениях.

— Тебе стоит уважать, Беатрис, — строго и серьезной протянул я. — А ей... ей стоит меньше интересоваться сексуальной жизнью моего брата.

   Рикардо вскинул брови, потому что он не понимал моих слов.

— Никто из нас ни о чём таком не говорил, — фыркнул брат, откинувшись на спинку кресла.

Я прекрасно знал это и без него.

Но меня всё равно раздражали их разговоры. Возможно, ещё больше меня раздражало то, что моему брату удаётся намного лучше, чем мне — расслабить и рассмешить мою жену. Каждый раз, когда она улыбалась из-за его шутки или подмигивания, внутри меня что-то поднималось — смесь ревности, раздражения и непонятного беспокойства. Я был уверен в верности и порядочности Беатрис, и я так же был уверен в том, что мой брат не способен ни на что, кроме провокаций. Но я ревновал даже к грёбанной улыбке, которую она дарила ему. Это было совершенно на меня не похоже. Я никогда ни с кем не конкурировал, особенно когда дело касалось женщин. Не было ни одной женщины, чьё внимание мне нужно было бы заслужить.

— Ты так напряжён, будто твои яйца до сих пор синие, — с улыбкой прокомментировал Рикки, снова отвлекая меня от потока моих мыслей.

   Я кинул на него убийственный взгляд. Мне не нравилось, что он говорил о моей интимной жизни с Беатрис ровно так же, как и тот факт, что мои яйца действительно были синие. Иногда я занимался сексом каждый день, иногда — раз в неделю, но последние полгода были похожи на маленькую пытку, даже если я всегда считал, что отличаюсь намного лучшим самоконтролем, чем мой брат.

— Серьёзно? — Рикки мгновенно стал серьезнее, его бровь подскочила вверх. — Она отказала тебе? Я думал, что она слишком влюблена для этого.

— Я тоже, — признался я, потирая свои светлые волосы.

— Так ты поэтому такой кислый? Старая, добрая рука уже не помогает?

Я закатил глаза, думая, как не запустить в него бутылку с виски. Мама расстроится, если увидит так много крови. А ей в последнее время особенно нельзя было нервничать.

— Чёрт, при чём здесь это, — огрызнулся я.

— Тогда не понимаю почему ты ведёшь себя, как кретин, — парировал он.

   Самое ужасное было то, что я искренне старался хорошо относиться к Беатрис, но со стороны, очевидно, всё выглядело совершенно не так. Я пытался быть сдержанным, внимательным, осторожным в словах и действиях, чтобы она чувствовала себя рядом со мной спокойно. Но вместо этого выходило так, будто я холодный, равнодушный или, хуже того — сердитый.

В этом и заключалась проблема: каждый шаг, который я делал, чтобы защитить её от себя, только отталкивал ещё дальше.

— Прошлой ночью она сказала мне, что боится, Рикки, — мой брат сразу перестал ухмыляться. — Сказала, что боится и всё равно захотела спать со мной в обнимку, разговаривая о каких-то глупостях, — я покачал головой, ощущая какую-то безысходность и полное непонимание. — Я просто не понимаю её. Перед свадьбой я хотел, чтобы наши отношения сработали, чтобы всё было правильно. Но как мне быть рядом с ней, если она сама то отстраняется, то липнет?

— Может, ты действительно просто спугнул её? Включил такой напор, что она передумала? — ну и Рикки не был бы Рикки, если бы не решил даже сюда вставить шутку. — Я говорил тебе, что если полгода не трахать шлюх, то ничем хорошим это не закончится.

— Чёрт, нет, — отрезал я, стиснув челюсть. — Я никогда в жизни так себя не сдерживал, как этой ночью.

Рикки слегка приподнял брови, откинувшись на спинку стула.

— И всё равно она тебя остановила? — уточнил он уже тише, но с интересом, в котором явно не хватало сострадания.

— Всё равно, — подтвердил я, выпивая весь стакан виски залпом и откидываясь на спинку кресла. — Вот именно это и сводит меня с ума: если бы я был слишком резок, она просто сказала «нет» и отвернулась, я бы понял. Но она то пугается, то прижимается ко мне, будто не хочет отпускать, и я не знаю, как подступиться, чтобы не сделать хуже.

— Звучит так, будто она сама не знает, чего хочет, — подытожил Рикки, усмехнувшись. — И теперь ты, великий братец, впервые не можешь понять женщину.

— Может ты как-то поможешь хоть? — я поднял бровь, но быстро присёк его провокационную улыбку. Я прекрасно понимал о чём он только что подумал и что собирался ляпнуть своим языком. — Даже не думай.

   Мой голос был похож на угрожающее рычание, но Рикки даже не моргнул. Его глаза всё так же блестели провокацией.

— Чем я тогда могу помочь? — спокойно спросил он, словно моё рычание даже не коснулось его.

— Ты разбираешься в девушках, — парировал я, будто это было очевидно.

   Он рассмеялся, откинувшись на спинку кресла, и глаза его блеснули. Жизнь Рикки была похожа на бесконечный калейдоскоп — вечеринки, знакомства, быстрые интрижки и приключения, которые он превращал в шутки и рассказы. Но за этой лёгкостью пряталась удивительная способность чувствовать людей, улавливать их настроение и слабости. И всё же, когда речь шла о чем-то настоящем, о том, что требует терпения, уважения или осторожности, он оказывался таким же беспомощным, как и любой другой.

— Самая большая хрень, которую решили Кавалларо, — фыркнул он. — Да, я чаще трахаюсь с девушками не с нашего борделя, но я в душе не знаю, что делать с девственницами или с девушками, которые отказывают.

— С тебя толку ноль, — сжал я челюсть, ощущая раздражение.

   Кажется, Рикки мог сделать из любой ситуации фарс, а я застрял в собственных сомнениях. Как можно объяснить ему, что с Беатрис всё сложнее, чем с любой другой девушкой, что каждый её взгляд, каждое движение — загадка, которую я боюсь разрушить неправильным шагом?

— ЭрДжей, — снова заговорил Рикки и его голос звучал необычно серьезно. — Ты слишком много думаешь. Это хорошая черта консильери и уверен, что даже хорошо для брака с Беатрис, но ты пробовал... не знаю, может, открыть свой рот и спросить ее прямо?

   Ответ звучал очень логично. Настолько, что мне захотелось найти в нём подвох.

— Кто гарантирует, что я услышу правду?  — холодно спросил я, протянув уголок губы вверх. Я привык разговаривать прямо, грубо, приказами. Но сомневался, что такой подход сможет помочь мне расположить к себе Беатрис.

— Не нужно быть гением, чтобы читать Беа, — он закатил глаза, и был абсолютно прав. Девушка была слишком очевидна и наивна для своего же блага. — И это спасет тебя от твоих навязчивых мыслей.

   Я покачал головой, не веря, что соглашаюсь с Рикардо, даже если сам просил у него совет.

— Возможно, — выдохнул я, подымаясь, чтобы отставать бутылку виски в сторону.

  Внутри всё еще бурлили мысли, но движение приносило какое-то временное облегчение. Рикки тоже поднялся, подошёл к двери, но остановился, словно колеблясь, стоит ли уходить или остаться, чтобы продолжить разговор. Обычно, если моему брату спонтанно приходили мысли или идеи в голову — это был не очень хороший знак.

— И кстати, что я точно узнал от своих похождений: есть девушки, которым нужно сначала чувства и любовь, а потом уже всё остальное, — добавил он усмехаясь, но его глаза выражали совершенно иное.

   Я задумался. Любовь... что это вообще значит? Как понять, что ты любишь кого-то, а не просто хочешь рядом с собой комфорт или телесное удовольствие? Никогда не приходилось разбираться в этих вещах так глубоко, как сейчас. Кажется, всё, что я знал о женщинах, о страсти и отношениях, оказалось недостаточным. С Беатрис всё иначе: она не даёт простых сигналов, её желания и страхи переплетены, и мне приходится угадывать каждое её движение, как шифр.

   Я понимал, что любое неверное действие может отпугнуть её, а любое давление — разрушить доверие. Но как быть с собой? С собственными желаниями, с тем, что бурлит внутри, когда я смотрю на неё, когда слышу её голос? Я не мог просто отпустить себя, не мог позволить себе быть собой полностью, потому что это могло напугать её ещё больше. К тому же она была моей женой. С жёнами так не обращаются.

   И это противоречие давило сильнее любой другой заботы. Любовь, если она и есть, не должна пугать, не должна сковывать. Но я чувствовал, что даже моё уважение и аккуратность превращаются в преграду.

— Я не знаю способен ли я на такое, — честно перед собой признался я. — Но я хочу попробовать, по крайней мере. Может, получится.

   Я любил некоторых людей в своей жизни. Например, брата и маму. Возможно, когда-нибудь я почувствую нечто похожее к Беатрис — сейчас у меня не было ни малейшего понятия, что это может быть. Всё, чему меня научил отец, сводилось к одному: любовь разрушает всех, кто дорог, всех, кого мы должны защищать. Но я намеревался быть другим. Быть сильнее, чем он, чтобы не позволить прошлому ломать мою жизнь и жизни тех, кого я должен защищать.

Я никогда не был уверен, что смогу разорвать этот порочный круг. Иногда тьма во мне поглощала меня, иногда я сам себя пугал. Но я знал одно: если я окажусь на грани, я скорее убью себя сам, чем позволю кому-то пострадать из-за меня.

— Если нет, то притворись, — Рикки пожал плечами, будто это ничего не значило.

— Я не буду подделывать любовь, чтобы затащить её в постель, — твёрдо и резко ответил я. — Достаточно того, что мне приходится сдерживать себя, потому что иначе она увидит, чего я на самом деле хочу, и испугается ещё сильнее.

— Тогда ты можешь либо сейчас отрезать свои яйца, потому что они больше тебе не понадобятся, либо заведи шлюху так, чтобы никто из Кавалларо об этом не узнал, — это была его последняя реплика перед тем, как захлопнуть дверь, оставив меня одного в своем кабинете.

Как этот мудак действительно мог говорить пару лет назад, что верен только одной девушке?

Я сидел в кабинете, думая над его словами. Казалось, что почувствовать любовь будет сложнее, если сам вечно её ожидаешь. Ожидаешь понять, действительно ли ты способен на это. За окном уже темнело, и в доме царила странная тишина. Ни запаха ужина, ни её голоса, ни стука в дверь. Беатрис не звала меня к столу, не зашла в кабинет, не пригласила лечь рядом, как прошлой ночью.

Я не знал, что это значило. Может, она просто решила дать мне пространство. Может, обиделась на то, что я так и не пришёл сам. А может, ей и правда было легче без моей компании. В любом случае, Рикки был прав в одном. Мне нужно было спросить её прямо. Я был хозяином в этом доме, у меня была власть даже над моей женой. Тем более, над моей женой. В глазах закона и Наряда — она полностью принадлежала мне, должна была подчиняться моим словам, приказам и действиям. Говорить правду, когда я прошу, не задавать лишние вопросы, и блять, в глазах многих я имел полное право трахнуть её против воли и это даже не было бы изнасилование. Она просто была моей, как и любая вещь в этом доме.

   Но чёрт, я чувствовал себя бессильным перед ней. Потому что я не хотел использовать против неё ни свою власть, ни свою силу. Я мог выбить признание из любого ублюдка, мог убить его голыми руками, но перед Беатрис я был абсолютно безоружным. В последний раз я чувствовал себя таким в детстве. Мне не нравилось это чувство. Поэтому я решил самому направиться в спальню и посмотреть, не легла ли уже спать Беатрис.

— ЭрДжей, — мама позвала меня со спины, когда я вышел в коридор.

Она была в пижамных штанах и футболке, и я заставил своё лицо смягчиться. Мама проходила через многое сейчас, и я испытывал чувство вины из-за того, что был слишком холодным ублюдком, чтобы поддержать её как-либо, кроме финансово.

— Да?

— Беатрис была расстроена сегодня, — выпалила она, заставив мою челюсть напрячься. Разумеется, она любила мою жену, как родную дочь. Но меня раздражало, что это делало из меня поводом для разочарования.

— Она ещё привыкает к своей новой роли, — лаконично ответил я. — Тебе не о чем беспокоиться, — я немного помедлил перед тем, как продолжить. — Или она что-то тебе сказала?

Не знал, был бы ли я рад, если бы Беатрис решила кому-то рассказывать что-то о нашем браке. Были вещи, которые должны были оставаться только между нами. С другой стороны, возможно, мне было бы легче услышать правду о том, что происходило в голове Беатрис от мамы, чем от неё самой.

— Музыка, обычно, говорит за неё, — она мягко улыбнулась.

Как жаль, что я не понимал этого языка.

— Пожалуйста, будь бережным с ней, — мне пришлось подавить волну раздражения при этих словах.

— Тебе не нужно вечно повторять это, — пробормотал я перед тем, как развернуться и пойти наверх, дав понять, что я закончил этот разговор.

Я понимал опасения мамы, зная себя. Но то, что никто не доверял мне в присутствии моей жены, когда я старался вести себя наилучшим образом — абсолютно никак не помогало.

Я поднялся по лестнице и тихо зашёл в спальню, пару секунд думая, а будут ли мне рады там. Часть меня действительно считала, что самым оптимальным вариантом было бы, если бы кто-то из нас спал в гостевой комнате. На кровати Беатрис читала электронную книгу, в лёгкой ночнушке, в которой она была вчера. Волосы блондом спадали на плечи. Она выглядела так красиво, что я на мгновение замер, наблюдая, как мягкий свет комнаты играет на её чертах. Её голени были обнажены и в таком положении с её ночнушки было видно что-то похожее на декольте. Чёрт. Когда она подняла на меня свои зелёные глаза, я ощутил ту же смесь тепла и беспокойства, что и раньше. Мне казалось, она смутилась от моего пристального внимания, поэтому я держал глаза строго на её лице.

— Я думала, ты захочешь спать у себя в кабинете, — нарушила она почти минутную тишину, откладывая книгу в сторону.

— Тебе бы хотелось этого? — спросил я просто, не желая выдавать своих эмоций.

   Я прошел внутрь комнаты, мои пальцы задержались на пуговицах моей рубашки, как и её взгляд, наблюдающей за этим движением. Утром Беатрис разглядывала меня, я уже был без рубашки напротив неё. Был почти уверен, что ей нравилось то, что она видела. Её абсолютно точно возбуждало моё тело. Но, чёрт возьми, я не знал, что делать с другими эмоциями на её лице. Мои руки полезли в карманы, пока не спеша раздеваться.

— Чтобы ты спал в своём кабинете? — переспросила она, а я кивнул. — Нет, мне бы хотелось хотя бы создать видимость брака, — тихо пробормотала она, будто надеялась, что я не услышу. Её взгляд уткнулся в её колени, разглаживая ткань ночнушки.

   Видимость брака.

   Медленными шагами я начал направляться к ней. Она заметила это и подняла взгляд на меня, когда я полностью возвышался над ней. Но я не испытывал власти в этот момент. В её щенячьих глазах этого было намного больше. Её глаза снова очень быстро прошлись по моему телу, закусывая губу. Она играла с моим здравомыслием и самое ужасное, что она вряд ли догадывалась об этом.

— Ты боишься меня? — спросил я тихо, борясь с желанием взять её подбородок в руку, провести ладонью по щеке — хоть как-то прикоснуться.

   Она нахмурила брови, будто её удивил мой вопрос.

— Нет, я не боюсь тебя, — она твёрдо покачала головой, и я выдохнул. Иногда мне было тяжело понять девушку, но был почти уверен, что она говорила правду.

   Моя рука сорвалась — возможно из-за алкоголя, хотя я бы никогда не приблизился к ней и не выпил бы столько, чтобы перестать себя контролировать рядом с ней — и потянулась к ней, заправляя непослушную прядь волос ей за ухо. Она одарила меня громким вздохом. Если она не боялась меня, то реакция явно свидетельствовала о возбуждении. Но я так же не мог упустить то, как её плечи напряглись. Я убрал руку, но не ранее, чем провёл ею от её уха до линии подбородка.

— Значит, ты боишься секса? — я одновременно и спрашивал, но и будто утверждал это.

— Что если я не хочу спать с тобой так... просто? — её голос был мягким, но ставил границу.

   Мне нравилось то, что всё же Беатрис время от времени могла говорить прямо о своих желаниях, а не заставлять меня гадать, что же у неё на уме. Но её слова заставили меня глубоко вздохнуть, пытаясь осознать это. Я аккуратно присел спиной возле неё на кровати, прикасаясь тканью рубашки к её обнаженным ногам. Её взгляд задержался на этом месте, и она снова глубоко вздохнула.

   Я не понимал, почему она лишала нас обоих удовольствия прикасаться друг к другу. Но я не должен был понимать, чтобы исполнять её желания. Я знал, что она имела в виду, но так же абсолютно не имел понятия, смогу ли я ей дать то, чего она хочет.

— Беатрис, — я покачал головой, не зная, что сказать. Мне не хотелось закапывать наш брак быстрее, чем стоило.

— Я знаю, что ты не веришь в любовь и всё подобное, — выпалила она с чем-то похожим на раздражение. — Но я... я не твой долг. Я не твоё бремя. Я хочу, чтобы ты хотел меня по-настоящему. Не только моё тело, но и всё, что у меня внутри.

   Я замолчал. Сердце билось быстрее, чем обычно.

   Я никогда не говорил Беатрис, что не верю в любовь, но судя по всему, я производил впечатление такого человека. Не удивительно, учитывая то, что каждый раз когда она проявляла ко мне что-то наподобие влюблённости или говорила мне о своих чувствах — я переводил всё в обязательства и долг. Я потёр лицо, думая, как поступить. Я действительно не собирался подделывать свои чувства к ней, чтобы затащить её в постель. Это было подло и низко даже для такого человека, как я. Я не знал, как нам справиться с этим, особенно когда я не знал, как пойму, что чувствую к ней любовь и почувствую ли это вообще под своим собственным давлением и ожиданием. Но я мог хотя бы быть честным с ней. В пределах разумного, конечно.

— Я уважаю тебя, Беатрис, — сказал ей я, что было абсолютной правдой, и надеялся, что это подействует на неё успокаивающе. Может, она пересмотрит свои правила, когда увидит, как я к ней отношусь, даже если я не смогу почувствовать что-то похожее на любовь. — Ты для меня не только тело.

— Потому что так диктует тебе честь, — пробормотала она, звуча немного обиженно в этот раз.

   Я не понимал, почему у неё так много проблем со словами «честь» и «долг». Мы все связаны ими.

— Потому что ты — далеко не про тело, — моя рука легла на её колено, но она не отдёрнулась.

   Беатрис была моей женой.

   Хоть силуэт её тела был похож на произведение искусства, я знал, что моя жена была умна, образована, воспитана, добра, имела хобби, подруг, интересы — всё то, что кричало, что она не могла быть просто телом. В ней была душа. Даже если я не знал, верю ли я в это понятие, я не знал, как по-другому описать тот свет, что был в ней.

— Мне нужно время, чтобы поверить в это, — призналась она после того, как задумалась. Может, всё было не так плохо. Может, она хотела больше узнать меня и больше уважения в свою сторону, а не настоящие чувства. — Я не хочу быть телом, но и бумажкой в паспортном столе я тоже не хочу быть. Я хочу, чтобы ты был самим собой со мной.

   Я не совсем понимал, как это связано, но зацепился за её последнюю фразу.

— Тебе может не понравится, кто я, Беатрис, — мрачно усмехнулся я, заставив её упрямо свести брови на переносице.

— Но я твоя жена, — твёрдо заявила она. — Я приму любую часть тебя.

   Нет, не примет.

   По крайней мере, я не мог в это поверить. Я сам с трудом принимаю себя.

— Ты святая, — громко вздохнул я, качая головой.

   Я поднялся с кровати, желая поскорее снять с себя липкую одежду. Я задумался, делать ли это перед своей женой, но чёрт. Мне не нужно было прятаться в своём доме, и я не хотел этого. И возможно, будет проще, если Беатрис будет привыкать к формальным составляющим нашего брака. В любом случае, если бы я увидел отвращение или нечто подобное на её лице — я бы пошел в ванную.

   Но я так же знал, что не встречусь с такой реакцией.

— Хватит преподносить меня, — упрямо ответила она на мою реплику.

   Я ничего не сказал, а просто начал медленно расстегивать пуговицы рубашки. Ткань мягко соскользнула с плеч, и я бросил её на стул, куда обычно кидал вещи. За ними полетели брюки, оставляя меня в одних боксерах.

   Беатрис снова меня разглядывала и вероятно замечала моё возбуждение. Я не хотел, чтобы она чувствовала себя обязанной, но и скрыть его я так же не мог. Я наклонился ближе, опираясь ладонью о край кровати. Её зелёные глаза поднялись на меня — в них не было отвращения, не было страха. Она изучала меня. Словно впервые рассматривала не только мужа, а мужчину рядом с собой. То, что я был единственным мужчиной, которого Беатрис видела в таком виде — не помогало справится с возбуждением. Каждое её движение, взгляд я ощущал, будто прикосновение к коже. И это медленно сжигало меня изнутри.

— Нравится то, что видишь? — выдохнул я, пытаясь скрыть напряжение в голосе, хотя прекрасно знал: она замечает каждую мою реакцию.

   Она промолчала, но её дыхание стало чуть быстрее.

   Я задержал взгляд на её лице, и меня пронзила мысль:«Чёрт, я хочу её так, что сдерживать себя становится пыткой». Но если я позволю страсти взять верх, я увижу в её глазах испуг. А этого я не переживу второй раз. Хотя был уверен, что я мог соблазнить её так, что она потеряет голову. Но я не хотел этого. Хотел, чтобы она была со мной добровольно и если она и потеряет голову, то только потому, что сама так решила.

— Чего ты хочешь, Беатрис? — я вздохнул, не понимая, как заставить наш брак сработать. Не только в плане секса. Я хотел, чтобы моя жена была счастлива.

Она на мгновение задумалась, прежде чем покачать головой.

— Я не хочу говорить, — твёрдо заявила она, заставив меня удивиться. А как мне, чёрт возьми, догадаться? — Потому что тогда ты сделаешь это только потому, что я об этом попросила. Я хочу, чтобы ты сам хотел этого.

Я нахмурился, качая головой. Я слышал о таких женских капризах и никогда не понимал логики в них. Каким образом я должен был догадаться, чего хочет Беатрис? Я привык работать с фактами и логикой, а не чёртовой интуицией.

— У меня много работы, — сказал я ровно, несмотря на вспышку раздражения. — У меня не так уж много времени на игры.

— Тогда давай не будем играть, — её голос был тише, но оставался таким же твёрдым.

Она смотрела не меня и требовала чего-то намного большего, чем «муж и жена». Я не знал, могу ли я ей это дать. Но отступать, очевидно, было некуда. Я громко вздохнул, отстраняясь.

— Хочешь мы пойдём на свидание? — впервые в жизни предложил я, надеясь, что это было именно тем, чего она добивалась.

— Хочу, — удовлетворённо ответила она, пока в её глазах плескалось что-то похожее на победу.

Я выдохнул.

Мне казалось, что мною манипулировали, но слишком тонко, чтобы я это понял. В любом случае, я не возражал пока.

— Куда ты бы хотела? — спросил я, ожидая ответ хоть в этот раз, но Беатрис умела удивлять.

— Я хочу, чтобы ты решил, куда ты хочешь со мной, — чёрт.

Я что, был похож на человека, который знал, куда люди ходят на свидания?

— Пойдём завтра ужинать в ресторан, — сказал я первое, что мне пришло в голову, не имея больше никаких идей.

— Хорошо, — кивнула она, снова выглядя удовлетворённо.

Это «хорошо» не было просто согласием. Оно прозвучало так, будто она дала мне шанс. Учитывая то, что сегодняшний день явно не был хорош в её глазах после того, как она подумала, что я сердился в машине и вероятно, восприняла мои слова в прихожей сильно грубо — я был рад, что она всё равно давала нам шанс. Сам бы я не смог и не стал стучаться в эту закрытую дверь.

Я кивнул и пошёл в душ. Завтра мне придётся приложить намного больше усилий, чем на любом из своих переговоров. Я до сих пор не имел ни единого понятия, что мне нужно было делать, как мне нужно было вести себя с Беатрис, чтобы не спугнуть её, не показаться холодным, но все же быть собой вместе с ней. Она давала мне трудные задачи, которые не решались ни силой, ни деньгами, ни властью. Выйдя с душа снова в одних боксерах, я заметил, что теперь горело только прикроватное освящение. Оно мягко оттеняло её силуэт и у меня появилось странное ощущение, будто это действительно была спальня для двоих.

Я лёг рядом, замечая, как глаза Беатрис ещё были открыты.

— Спокойной ночи, — сказал я, привыкший к своему собственному расписанию. По утрам я предпочитал ходить на пробежки.

— Спокойной ночи, — ответила она и щёлкнула выключателем.

Комната погрузилась во мрак. Несколько секунд стояла тишина и Беатрис снова не могла найти удобную позу для сна. Она крутилась, что абсолютно мешало моему чуткому сну. И не потому, что я был слишком нежен, чтобы выдержать шум или движения. Я не привык спать без ножа под подушкой, любой шум — мог свидетельствовать об опасности, которую мне нужно было предотвратить. Я боялся отключиться от внешнего мира и понести за этим последствия.

— Ты снова крутишься, — произнёс я, стараясь скрыть раздражение.

— Прости, я не хотела тебя будить, — её голос был слегка виноватым, что отличалась от того, как она разговаривала ещё час назад.

— Я и не засыпал, — честно признался я, пожимая плечами.

Я громко вздохнул.

Спать с Беатрис было непривычно, но она очевидно хотела быть ближе ко мне. Намного ближе, чем находились наши личные границы. Мне нравилось чувствовать тело Беатрис на своём, но не мог сказать, что это было комфортно. В любом случае, я не хотел, чтобы моя жена чувствовала себя одиноко в браке. Я потянул руку и одним движением заставил её перекатиться на меня. Её щека прижалась к моему плечу, её рука всё так же робко, как и вчера, легла на мою голую грудь, а нога прижалась к моему бедру. Тяжело было сконцентрироваться на сне, особенно когда девушка на мне носила кольцо, доказывающую её принадлежность мне.

— Спи, — возможно мой голос прозвучал, как приказ, но он был хриплым точно не поэтому.

Прошло время и я почувствовал, как тело Беатрис полностью расслабилось, и она уснула на мне. Я проводил рукой верх и вниз по её волосам, наслаждаясь их текстурой. Беатрис заслуживала любви. Я не знал, дам ли я ей её, но я сделаю всё, чтобы она её ощущала.

————————————————————————
Вот и шестнадцатая глава🎻

Делитесь своими оценками и комментариями 🩵