Желтый

«–Что плохого в том, чтобы жить в мире снов?

– Тебе придется проснуться.»

Сью Монк Кид. «Тайная жизнь пчел»

Детство прекрасно...

Оно воплощает далекие грезы в реальность. Все фантазии обретают плоть, оживают в этом мире, живут рядом с тобой и только для тебя. Все сновидения становятся прекрасной главой сказочных книг, а дите – создатель всей этой вселенной – становится ее героем.

Пока существуют мечты, существуют и фантазии.

Не выходя за пределы четырехстенного сосуда, можно попасть в любой иллюзорный мир, в далекие страны, на другие планеты, в другие реальности. Они необычны и многогранны, неповторимы и волшебны, отличаются от твоей реальности. Ребенку дано перепробовать множество разных масок, сыграть разные роли, забрать себе любое имя, жить этим героем и вскоре стать им самим.

Ему дано выбирать.

Вершить добро или зло. Быть справедливым «героем», или стать бездушным «злодеем». Ребенок в силах сам найти свой путь, но будет ли он верен? Мечты детей – это их личность. Дети не скрывают свои мечты, поэтому они так чисты. И мечты, их фантазии – это одна из красок, решающих, какая картина получится в недалеком будущем.

· Родители – один из первых цветов, появляющийся в палитре.

· Мечты – насыщают и дают волю воображению.

· Окружение – второй слой красок, наносящийся поверх образовавшегося.

· Сам ребенок – определяющий композицию своего мира.

· Выбор – тонкое и прозрачное, но стойкое покрытие, закрепляющее полноценную картину.

Жизнь – это игра в художников и холсты.

Но какого цвета станут краски решит сам ребенок. В какую картину он превратит себя.

Как жить, с кем познавать мир, кому поведать свои тайны, что воплотить в явь, а что оставить лишь фантазией детства. Он решает сам, так и решаю я, что вижу за этой картиной. Пустоту, окаймленную в деревянные рамы, или нечто большее, прячущееся за этим занавесом?

***

В детстве я очень любил играть игрушками. У меня их было бесчисленное множество, из них можно было создать целое королевство. У каждой из них было свое имя, своя история, свои воспоминания, своя жизнь и судьба. И даже сейчас я смотрю в их маленькие стеклянные глаза и улыбаюсь, вспоминания все, что мне пришлось пережить вместе с ними. Сколько счастья и сколько слез. Они стали моей семьей.

Я был мечтателем и сказочником. Я сочинял одну историю за другой, приходилось мне только выйти на улицу, как весь мир становился для меня сказочной утопией. Увидев маленькие необычные следы на лужайке, в моей голове в одночасье создавался образ гномов – жителей очаровательных, детских и таких наивных историй. Или мне казалось, что здесь оставили цепочку следов маленькие люди, которые, выпив эликсир уменьшения, начали изучать огромный, но в тот же момент такой маленький мир, прячущийся под нашими, великанскими стопами.

Поэтому, когда я уже подрос, часто брал с собой фотоаппарат, подаренный мне на день рождение, и начинал бродить в поисках секретов этого мира. Я бегал и искал, останавливался и фотографировал, а когда уставал – закрывал глаза, лежал, прислушивался и мечтал... В эти моменты я отчетливо слышал пение сердца, которое отстукивало четкий механический ритм, а тело застывало, подобно восковым фигурам, и счастье внутри бурлило, подобно горной реке.

Я любил фотографировать непредсказуемую и удивительную природу, наводить на нее объектив и словно останавливать время, вырезая эти секунды на пленку. Природа словно заводила меня в некий мир, недоступный никому. Только я владел ключом от него. Он только мой, ключ от мира фантазий. Поэтому он и был прекрасен. Прекрасный мир, где все вершится по твоим правилам.

Как-то однажды я заболел. Не помню, какой это был год, но это была зима. Безусловно. За окном на землю осыпались белые и пушистые хлопья, словно зайчики, прыгающие в воздухе. Крупные, каких я до этого никогда не видел. В это время никого дома не было, родители ушли на работу, и я остался один вместе с трещащими часами, которые мне уже так надоели, что я вынул батарейки и оставил их на столе. Время словно замерло. 13:31. Я почему-то хорошо запомнил эти числа, несмотря на то, что прошло так много времени, уже больше нескольких десятков лет. Все звуки затихли и стало даже еще скучнее. И мечтать, как на зло, совсем не хотелось, все истории, словно снег на улице, мгновенно таяли и превращались в прозрачную пустоту.

Тогда глаза, бегающие по комнате в поисках чего-то необычного и интересного, все чаще начали замечать картину, висевшую противоположно от меня. Она была прикована к бирюзовой стене массивными и тяжелыми гвоздями, которые жадно и с таким шумом вгрызлись на днях в стену, что до сих пор их рев эхом отдавался в ушах. От картины пошли тонкие щели, словно корни, которые она пустила в новой почве. После них отец долго ругал и корил себя за неаккуратность.

И сейчас я смотрю на ту самую картину, найденную на чердаке на канун Нового года. Если честно, в ней не было ничего связанного с рождественским духом и даже с зимой. Но и другие времена года я в ней не видел: ни с осенью, ни с летом, и даже с весной схожесть была небольшая. Хотя нет, в ней словно смешалась вся палитра.

Любой бы, думаю, сказал: «Весна, точно весна, здесь же цветут цветы!», но, если не зацикливаться на одних цветах – весне – и расширить свой кругозор, можно увидеть в дали золотистые полунагие деревья – осень – и серо-голубое небо – зима. Здесь нужна лишь фантазия. Эта картина была невероятно старой, словно нарисованной в XVI – XVII веках, поэтому грязь и осевшая на нее пыль перекрасили небо в подобный цвет – цвет холодов и одиночества. И как бы мама не старалась отполировать ее до блеска, вековую пыль, словно пиявка, впившуюся в плоть, было не оттереть.

И сейчас, как и в детстве, я смотрю на нее. Разноцветные бутоны цветов, от белых до нежно-розовых, остроконечные столбы деревьев, словно верхушки айсбергов, голые кроны, дробящие серое небо на осколки стекла, кирпичная стена, спрятанная под кустами цветов и казавшаяся мне кусочком таинственного и сокрытого от чуждых глаз замка. И, пройдя дальше, я видел невысокую изгородь, обвитую плющом. Именно она и стала моей преградой. Сейчас, но не в детстве.

Тем зимним днем, лежа в кровати и окутанный душным одеялом, я с легкостью перепрыгнул этот забор и оказался в мире, который сложно вообразить. Жаль, что воспоминания не записываются на диск, чтобы их вновь перемотать и заново посмотреть. Они исчезают подобно всему, что создал и создаст человек. Рано или поздно, все исчезнет.

Я не могу вспомнить, что я видел за этой оградой, какой мир смог создать в этой картине, но на какое-то мгновение я почувствовал себя художником, дописавшим это произведение в своих фантазиях. Эта картина не стала для меня пустой и поверхностной. Мне словно удалось побывать там, внутри, вдохнуть ароматы весны и пахучих цветов, ощутить прохладный воздух приближающейся осени, посмотреть в то серо-голубое небо, из которого начал падать мягкий, воздушный снег, вступить за изгородь – за пределы – и создать продолжение этого мира.

Но потом я проснулся, и мой сон с моими фантазиями мгновенно растаял. Как и снег, растаявший за окном, пока я спал. Я так и не смог вспомнить то, что мне удалось увидеть за той оградой.

Как и сейчас, смотря на нее через столько лет, до сих пор висящую на том самом месте и испустившую еще больше корней, я не вижу ничего. Просто рисунок, закованный в сломанную желтую рамку.