IX
Утро в Севилье наступило медленно, будто само солнце не хотело торопиться разбудить город. Сквозь занавески в номер прокрадывался мягкий золотой свет — он нежно скользил по белым простыням, запутывался в волосах Адель, целовал обнажённые плечи и щёки. Где-то внизу уже просыпалась гостиница: тихие шаги, стук чашек в ресторанчике, первые голоса.
Адель медленно открыла глаза. В номере было тепло, чуть душно от летнего воздуха, и удивительно спокойно. Рядом, на подушке, лежал Килиан — растрёпанный, взъерошенный, с лукавой полуулыбкой на губах. Он уже давно не спал. Видно было по глазам — он просто лежал и смотрел на неё, молча, внимательно, будто пытался запомнить каждую черту её утреннего лица.
— Доброе утро, — пробормотала она, голос хрипловатый, сонный.
Килиан усмехнулся и провёл пальцами по её щеке.
— Доброе. Ты спала как ангел... после того, как всю ночь скакала на мне, как на коне.
Адель в ужасе замерла, а потом спрятала лицо в подушку, застонала: — Ты ненормальный!
Он рассмеялся, приподнявшись на локте, наслаждаясь её реакцией: — Ну, ты же сама сказала. Я просто цитирую.
— Ты извращенец, Мбаппе, — пробормотала она, не поднимая головы.
— Только с тобой, — подмигнул он.
Она всё ещё не смотрела на него, но её плечи подрагивали — она еле сдерживала смех. Наконец, подняла голову, волосы спутанные, глаза сияющие.
— Ты неисправим, — сказала она, но в голосе не было и тени раздражения.
Только нежность, пронесённая сквозь усталость и ночные вспышки страсти.
— А ты такая милая, когда злишься. И особенно — когда краснеешь вот так, — он провёл пальцем по её щеке.
Адель схватила подушку и швырнула в него, но Килиан легко поймал её и, вместо мести, притянул девушку к себе, крепко обнял, зарывшись носом в её волосы.
— Мне нужно на предматчевую тренировку, — прошептал он. — Но сейчас... я просто хочу ещё минуту быть вот так. Рядом.
Она медленно выдохнула. Это было по-настоящему. Мягко, глубоко. Без иллюзий, но с каким-то хрупким ожиданием.
— Возвращайся быстрее, — прошептала она. — Потому что, возможно, это наше последнее утро… вот такое.
Он прижал губы к её лбу и не стал отвечать. Только крепче обнял. И в этой тишине, между рассветом и судьбоносным днём, было всё: страх, нежность, игра, искренность — и что-то ещё, что трудно назвать, но невозможно не почувствовать.
Когда за Килианом закрылась дверь, Адель ещё долго сидела на краю кровати, ощущая на себе остаточное тепло его ладони, оставшееся на талии. Мысли путались: ночь всё ещё звучала в её теле — как отголосок музыки, давно затихшей, но всё ещё пульсирующей в венах.Но нельзя было оставаться в номере — не сегодня.
Она быстро переоделась в лёгкое льняное платье цвета молочной карамели, обула удобные балетки и спустилась вниз, на улицу. Севилья уже шумела — пели птицы, работали кофейни, туристы бродили с картами и усталыми, но довольными лицами.
Адель вдохнула это свежее, чуть пыльное воздухе утро с ароматом кофе и корицы, и направилась в маленькую кафешку на углу, где на террасе стояли плетёные кресла и накрытые льняными скатертями столики.
— Un café con leche y tostada con tomate, por favor, — легко сказала она официанту. Испанский звучал в её устах почти родным — мягко, уверенно, будто она принадлежала этим улицам.
Завтрак был простым, но вкусным. Адель сидела, прикрывая глаза от солнца, и думала — о том, что происходит. О том, как быстро всё изменилось: Килиан, сборы, ласки, ссоры, полуночные признания. Казалось, она будто проживала чужую жизнь, подглядывая за собой со стороны.
Потом — магазины.
Сначала она зашла в маленький местный бутик, где вещи висели не по размеру, а по настроению. Она выбрала два платья: одно — лёгкое, скромное, бело-голубое, которое словно создано было для утренних прогулок по узким улочкам; другое — чёрное, обтягивающее, с вырезом по спине, вызывающее до невозможности. Оно сидело на ней, как вторая кожа. В этом платье она была огнём — и это, почему-то, хотелось сохранить.
Дальше — ещё пару магазинов. Она купила тонкий аромат с нотами жасмина и перца, матовую помаду цвета вина, маску для волос. Всё — будто шаги к возвращению самой себя.
Когда Адель вышла из магазина косметики и свернула на боковую улочку, к ней внезапно приблизилась группа людей с микрофонами, телефонами и яркими лицами, натянутыми в улыбки.
— Сеньорита! Это вы — девушка Килиана Мбаппе?
— Вы вместе на сборах? Сколько вы встречаетесь?
— Но ведь вы раньше говорили, что он высокомерный, самовлюблённый и вам неприятен! Вы это отрицали?
Вопросы звучали один за другим. Камеры ловили каждый её жест. Сердце колотилось в груди, но она стояла прямо.
Солнце било в глаза, как прожектор.
Адель чуть улыбнулась — с тем спокойствием, которое приходит, когда тебя больше не волнует мнение толпы.
— Возможно, — сказала она тихо, — он был слишком настойчив. Я не могла сопротивляться вечно.
Щёлк. Щёлк. Камеры трещали, как костёр в сухом лесу. Она развернулась на каблуках и ушла прочь, чувствуя, как за её спиной роятся заголовки, вырастают слухи, и распускаются тысячи фраз, которых она не говорила.
Но в тот момент Адель было всё равно. Потому что она знала: её голос теперь — её собственный. И если она уже оказалась в этой странной игре, то пусть хотя бы правила будет задавать она.
Адель вернулась в отель с усталыми ногами, с полным пакетом обновок и непонятной тяжестью в груди. Всё в городе сегодня будто играло против неё — слишком громкие камеры, слишком дерзкие журналисты, слишком громкое имя на их губах. Девушка Килиана. Словно она теперь — приложение к кому-то.
Но когда она отперла номер, весь мир на миг замер.
На идеально застеленной постели, в центре белоснежного покрывала, лежал букет — пышный, из свежих, хрустящих белых роз, обёрнутых в светлую бумагу и перевязанных тонкой серебряной лентой. Никакой записки. Но она знала.
Килиан.
Какой же он упрямый. И — какой романтик.
После всего…
Адель усмехнулась. Раз он хочет играть, сыграем.
Она достала телефон, сделала фото букета — без подписи, без фильтров, только белые розы на белом фоне — и выложила в сторис. Она даже не смотрела, как быстро стали лететь реакции. Все знали, от кого они.
Настроение менялось.
Теперь — матч. В зеркале отразилась она другая: собранная, с прямой спиной и ясным взглядом. Волосы гладко убраны в хвост, лёгкий макияж только подчеркивал выразительные глаза, губы — нейтральные, но полные решимости. Поверх джинсов — та самая футболка. Белая, с номером 9 и
фамилией Mbappé на спине. Кеды. Маленькая сумка. Всё — сдержанно, удобно. Но именно так — сильно.
Когда она села в автомобиль, на дисплее было 19:20. До матча оставалось 40 минут.
Стадион «Рамон Санчес Писхуан» гудел, будто гигантский организм. Воздух был насыщен шумом, светом, напряжением и тем особенным электричеством, которое бывает только перед великой игрой. Люди волновались, спорили, пели, махали флагами. Футбол был здесь религией, страстью, последним убежищем от серой повседневности.
Адель заняла своё место в первом ряду, совсем у кромки поля. Сердце било в рёбрах, как птица в клетке. На разминке игроки бегали по полю — как хищники, готовящиеся к охоте. И вдруг — его взгляд. Он сразу её заметил.
Улыбка, едва заметная — как солнце в утренней дымке.
Адель не ответила. Только посмотрела — холодно, отстранённо. Сегодня ты не победишь так легко, Килиан. Даже если весь стадион твой.
Рядом подсели болельщики. Кто-то что-то шептал о ней, кто-то знал, кто она, кто-то только догадывался. Адель смотрела на поле — будто это был её личный бой.
Матч начался.
Первый свисток — как выстрел в воздух. Стадион взорвался криками, барабанами, гулом. Рев, как океан, накатывал с трибун. Форма «Реала» — снежная, сверкающая, двигалась по полю с точностью, как будто в танце. Но Килиан... он был не как остальные.
Он был молнией.
Первый гол он забил на 18-й минуте. Один рывок — и мяч в сетке. Стадион замер, затем взорвался. Он пробежал к углу поля, сделал жест руками в сторону трибун, но потом — посмотрел туда, где сидела она. Всего мгновение.
Второй — до перерыва. Быстрый удар, точный, хищный. Адель почувствовала, как напряглись её плечи. Он был зол. Он был нацелен. Он играл не только ради титула.
Третий — уже в середине второго тайма. Хет-трик. Очередной. Легендарный.
Счёт — 0:3. В пользу «Реал Мадрид».
На табло — последние минуты. Но это уже не имело значения.
Они — чемпионы.
Стадион ревел. Игроки бросались друг к другу. Флаги летели в воздух. Конфетти ещё не было, но ощущение победы уже висело в воздухе, как предгрозовое напряжение. Весь «Реал» — в эйфории.
Адель сидела на своём месте, сжимающая руки на коленях, взгляд прикован к нему. Килиан стоял посреди поля, глядя в трибуны. Его грудь ходила вверх-вниз от напряжения, он был в поту, с лицом в смеси злости, триумфа и… тоски.
И всё же он снова посмотрел туда, где была она. Прямо в глаза.
Между ними было тысяча чужих взглядов.
Но и тысяча недосказанных чувств.
Адель сидела тихо.
Снаружи — победа.
А внутри — хаос.
И что теперь? — спросила она себя. Но ответа пока не было.
Конец матча.
Последний свисток разорвал воздух. Стадион буквально взорвался, рев толпы накрыл поле, словно волна. Это был момент, когда каждая клеточка тела вздрагивает от напряжения, от всей силы эмоций, захлестывающих не только игроков, но и болельщиков.
Зрители не могли больше сдерживать восторга, и, казалось, вся атмосфера, весь стадион пылали этим единственным чувством — победой.
Реал Мадрид был чемпионом.
Игроки, несмотря на усталость, бросались друг к другу, цепляясь за шеи, крича, смеялись, толкались, хохотали, как дети. Их лица были полны счастья, радости, гордости за проделанную работу. Они стояли, держали друг друга за плечи, не в силах сдержать ликование. Стадион ревел, стадион жаждал этого триумфа.
Я сидела в своём месте, в первых рядах, пытаясь всё это впитать, словно последние, звенящие аккорды музыки. Было невыносимо шумно, но я будто отстранилась от этой суматохи. Мои мысли были где-то вдали. Что-то заставляло меня быть холодной, даже здесь, на этом сверкающем стадионе, на котором моя гордость была разорвана на куски. Я старалась держать свою позу нейтральной.
На поле уже выдали кубок, медали, все праздновали победу. Футболисты подходили к своим семьям, обнимались с детьми, со своими любимыми, супругами. Вихрь эмоций, радости, оваций окружал меня, но внутри всё было глухо. Я не могла сейчас чувствовать эту бурю радости.
И вот, наконец, я поднялась с места, закинув сумочку на плечо, и, чувствуя, как на моё лицо ложится тень этой победы, направилась к полю. Каждый шаг был осознанным. Знаю, что и он уже ждёт. Он ждал меня.
Килиан.
Как только мои глаза нашли его в толпе игроков, сердце словно пропустило один удар. Он стоял, как тот, кто уже знал, что это мгновение настало. Его лицо светилось, глаза сияли от восторга. Он заметил меня и сразу же направился ко мне. В его движениях была решимость, но и какая-то неопределённость. Он всё равно не знал, что меня ждал.
Я подошла к нему, и он протянул руки, как будто ждал, что я буду той же, какой была раньше — тёплой, влюблённой, в полной отдаче. Но я не могла. Нельзя.
— Ты был прекрасен, — сказала я, сдержанно, но искренне. Я смотрела ему в глаза, но не могла позволить себе улыбнуться. Он был потрясающим на поле, но здесь, сейчас, я не могла простить ему всё, что было между нами.
Его лицо исказилось в мгновение, он всё понял. Он сделал шаг к мне, тянул свои руки в мою сторону, его губы начали искать моё лицо, но я отстранилась, резко, сжала губы. Чувствовала, как его дыхание чуть замедлилось, как он сомкнул губы, пытаясь скрыть разочарование.
— Адель... — его голос был тёплым, пронизанным нуждой, просьбой.
Я не ответила. Что можно было сказать в такие моменты? Мои мысли были слишком насыщены, чтобы выразить их словами. Я не готова к этому, не могу быть рядом с тобой, как раньше. Ты не знаешь, что это значить для меня.
Он сделал шаг, попытался вновь протянуть руки, но я убрала их, словно жгут. Моя холодность была теперь стеной между нами. Я пыталась понять, почему это так. Ведь он был великолепен, он был всем, что я когда-то мечтала, но сейчас его близость вызывала у меня только отстранённость.
И тут подошли другие игроки. Они, как всегда, шутили, поздравляли, спрашивали, как мне нравится стадион, как я себя чувствую. Смешанные эмоции накрывали меня, и я едва сдерживала взгляд. Но он всё не отрывался от меня. Всё в нём было тихим зовом.
Но я лишь повернулась в сторону футболистов, сдержанно отвечая на вопросы.
Килиан смотрел, но не мог подойти ближе. Это было и больно, и необходимо.
Почувствовав этот момент, когда он ещё не ушёл, а я оставалась в его центре, я понимала одно — мы оба боремся с чем-то более сильным, чем поле, чем титулы, чем славой. В этом беспокойном взгляде Килиана был страх. Страх потерять меня, и, возможно, страх посмотреть правде в глаза.
Его ладони вдруг легли на мою талию — уверенно, как будто мир вокруг перестал существовать. Этот резкий, почти отчаянный жест заставил меня затаить дыхание. Я подняла глаза, и в его взгляде была целая буря — не та, что рушит дома, а та, что вырывает изнутри всё: гордость, злость, упрямство. Оставляя только правду.
Он склонился ко мне, и его голос, дрогнув, стал почти шёпотом:
— Пожалуйста… Будь сейчас тёплой. Хоть немного. Я всё сделаю для тебя. Всё, чего захочешь. Только не отталкивай меня.
Я смотрела на него. Передо мной стоял Килиан Мбаппе — кумир миллионов, звезда мирового футбола, герой трибун. А в этот момент — просто мужчина, тронутый до самого основания. Ранимый. Живой.
— Хорошо, — выдохнула я тихо. Одно слово. Но оно будто согрело воздух между нами.
Он крепко обнял меня, пряча лицо в моих волосах. Его дыхание коснулось моей шеи — горячее, сбивчивое. А руки... руки держали, как будто я — последнее, за что он может зацепиться.
Я стояла, не двигаясь, чувствуя как его сердце колотится почти в унисон с моим. И в этот момент, среди громких песен стадиона, вспышек камер, поздравлений и золотого света закатного солнца… я вдруг поняла. Один из самых известных мужчин мира держит меня так, будто боится потерять. Он мог бы выбрать любую. А выбрал — меня.
И может быть, это игра. Может быть, неправда. Но в этом объятии — всё было настоящее.
Мы замолчали. Не было нужды говорить — тишина между нами дышала чем-то новым. Не пустотой, а будто обещанием. Он снова крепко обнял меня, и я не сопротивлялась. Его дыхание касалось моей шеи, его ладони скользнули по спине, будто в поисках подтверждения: я рядом, я — настоящая.
Вдруг где-то сбоку раздался восторженный визг, лёгкие шаги и звонкий голос:
— Адееель!
Малыш Баути, в футболке «Мадрида», с копной светлых волос, смешно топал к нам, раскинув руки. Я рассмеялась и тут же наклонилась, подхватив его на руки. Он обвил меня руками за шею и уткнулся в плечо, будто мы и правда были близки много лет.
— Вот бы и я так, — сказал Килиан, с усмешкой наблюдая за нами. — Маленький, в твоих руках. И ты смотришь на меня так же.
— Всё просто, — ответила я, чуть приподняв бровь. — Нужно быть послушным. Как Бау.
Он рассмеялся. Искренне, свободно. И шагнул ближе, обняв нас обоих: меня с ребёнком на руках. В этот момент мы и правда выглядели как семья. И это было так… мило, почти неправдоподобно, до щемящей лёгкости в груди.
Я чуть опустила голову, чтобы не встречаться с его взглядом. Но он наклонился и прошептал на ухо:
— Ты уже подумала о том, что хочешь, чтобы я сделал… позже?
Я прикусила губу и хитро улыбнулась.
— Пока нет, — шепнула я в ответ, — но ты узнаешь. В своё время.
Он вздохнул и закрыл глаза, будто уже сгорал от нетерпения.
Баути весело закричал, хлопнув Килиана по щеке маленькой ладошкой. Мы оба рассмеялись. На миг это было настоящим счастьем. Тепло. Спокойно. Легко.
Как будто всё действительно становилось реальным.
Когда мы уже собирались уходить со стадиона, Килиан взял меня за руку — уверенно, будто мы были не просто «вместе», а по-настоящему единым целым. Его ладонь была тёплой, и в ней — защита, уверенность, принадлежность.
— Я хочу остановиться возле журналистов, — сказала я спокойно.
Он ничего не ответил — просто кивнул. Без напряжения, без попытки остановить. И мы пошли, как две тени, отражающие свет одной звезды, к мерцанию вспышек и натянутых микрофонов.
Вопросы посыпались, как град:
— Адель, как вы познакомились?
— Это правда, что вы были его хейтером?
— Вы — пара? Насколько всё серьёзно?
Килиан смотрел на меня, и в его взгляде была такая нежная, тёплая искренность, от которой у меня дрогнули колени.
И он заговорил:
— Здесь могла бы быть другая девушка. Такая, какую вы привыкли видеть возле футболиста… идеальная картинка. Но я выбрал быть счастливым. Поэтому она — рядом. Я благодарен ей за то, что она была со мной в такой важный день.
Да, вчера мы поссорились. Но сегодня мы снова вместе. И это для меня главное.
Он слегка сжал мою руку.
— У нас нет грандиозных планов на будущее. Мы живём моментом. Я слышал, что Адель говорила не самые приятные вещи обо мне… никто не идеален.
Мы вместе уже какое-то время, просто не хотели, чтобы мир вмешивался. Но теперь — мы готовы.
И знаете, я не собираюсь делиться всем, что между нами. Может, мы уже тайно муж и жена. А может, Адель беременна. А может, у нас уже есть дети. Это уже не ваше дело.
Он улыбнулся, а я стояла рядом, будто под куполом его слов, как под дождём, который не мочит, а согревает.
— Спасибо за вопросы, — закончил он и чуть наклонился ко мне, взглядом давая понять: он выдохнул. Он всё сказал.
Но одна из журналисток вдруг потянулась вперёд и робко сказала:
— Адель… вы очень красивая. Я вами восхищаюсь.
Моё сердце на миг остановилось. Я… не ожидала. В этом море камер и острых слов, этот голос прозвучал как мелодия.
Я подошла к девушке, обняла её искренне, как старую подругу, и легко поцеловала в щёку — благодарно и тронутой.
А потом мы с Килианом разошлись: он — в раздевалку, я — к остальным девушкам, которые уже собрались в одной из лож.
Они встретили меня взглядами, полными любопытства, задора и лёгкой, почти сестринской теплоты.
— Ну ты дала! — первой заговорила Лэза, смеясь. — Адель, я в жизни не слышала, чтобы он говорил так публично. Ты — как заклинание на него.
— Ты видела, как он смотрел на тебя? — добавила Мария, жена одного из защитников. — Это взгляд не "просто влюблённого". Это… — она замерла на секунду, подбирая слово, — "потерянного в тебе".
— Девочки… — я слегка улыбнулась, всё ещё ощущая эхо того, что происходило пару минут назад, — а мне казалось, что весь мир сейчас просто замолчал. Только он говорил.
=================
Я села в машину и прикрыла глаза на секунду. Внутри было спокойно и тихо. Только моё сердце чуть дрожало — от волнения, от переизбытка впечатлений, от его слов. Я не злилась. Просто не могла сразу всё переварить. Иногда чувства требуют тишины.
Через пару минут открылась дверь, и рядом опустился Килиан. Он молча застегнул ремень, не говоря ни слова, но в этом молчании было всё: и нежность, и забота, и осторожное ожидание. Я почувствовала, как его взгляд скользнул по моему лицу — будто проверял, всё ли в порядке.
Машина тронулась, и мы поехали.
Внутри было тепло, уютно. Город за окнами переливался огнями, как растаявшее золото, разлитое по асфальту. Я повернулась к нему — он смотрел вперёд, но пальцы его нервно касались шва на джинсах.
— Ты в порядке? — спросила я тихо, касаясь его руки.
Он повернулся ко мне, и в глазах его вспыхнуло лёгкое удивление, сменившееся нежностью.
— Теперь да, — сказал он почти шёпотом.
Я чуть улыбнулась. Обиды не было. Только лёгкая неуверенность, как у людей, которые впервые учатся быть честными друг перед другом.
— Ты говорил красиво… перед журналистами, — проговорила я, глядя на его профиль.
— Потому что чувствую это, Адель, — он мягко сжал мои пальцы. — Я правда счастлив. С тобой. Даже если ты не всегда веришь в это.
Я отвела взгляд в окно. Сердце наполнилось таким тёплым, тянущим ощущением. Как будто его слова были мягким одеялом после долгой дороги.
— Я верю, — прошептала я. — Просто учусь.
Он наклонился ближе, чуть коснулся губами моей щеки. Осторожно, бережно. Как будто боялся спугнуть момент.
— Знаешь, — усмехнулся он, — мне сегодня весь матч болело всё тело. Наверное, из-за тебя.
— Правда? — я рассмеялась, глядя на него краем глаза. — Может, ты просто стареешь?
— Может, — подыграл он. — Но это самая приятная боль в моей жизни.
Я хихикнула, и внутри всё согрелось. Он взял мою ладонь и поднёс к губам. А город за окнами всё продолжал плыть — мягкий, вечерний, красивый, как будто сам знал, что мы едем домой, не просто как парень и девушка, а как… те, кто учатся быть вместе.
Когда мы вернулись в отель, вечерняя Севилья уже гасла, затихая, будто сама устала от бурного дня. В номере было тихо, уютно и немного грустно — как всегда, когда вещи лежат открытым нутром в чемоданах, а воздух уже пропитан дорогой.
Килиан снял куртку и устало сел на край кровати, опёршись локтями на колени.
— Как быстро всё прошло… — тихо сказал он. — Завтра мы снова в Мадриде. И сразу — вечеринка в честь победы. Клуб всё организовал, но остальное — на мне. И все будут там… все. Вся команда, весь город, и все камеры на нас.
Он обернулся ко мне, пристально, почти с беспомощной просьбой во взгляде:
— Если тебя не будет рядом, они подумают… я даже не хочу знать, что. Какая у меня девушка, если её нет возле меня в самый важный вечер?
Я застыла на секунду. Где-то внутри всколыхнулась лёгкая паника. Вечеринка — это снова свет, взгляды, камеры, маски и притворство. Я опустилась на колени перед чемоданом, аккуратно складывая вещи, чтобы не смотреть ему в глаза.
— Я не знаю, Кили… — начала я тихо. — Может, мне правда не стоит туда идти. Это же твоё…
Он поднялся и подошёл ко мне, обняв за плечи сзади, тёплый, живой, сильный. Его подбородок лёг на мою макушку.
— Это наше, — сказал он мягко. — Ты уже часть всего этого, нравится тебе это или нет. А мне нравится.
Я вздохнула. И вдруг вспомнила.
— Хочешь посмотреть, что я купила?
— Конечно. Но если ты хочешь отвлечь меня, знай — не выйдет, — усмехнулся он, отпуская меня.
Я достала аккуратный бумажный пакет. В нём было первое платье — лёгкое, скромное, нежное, с тонкими бретелями и легкой струящейся юбкой цвета молочного кофе. Я накинула его поверх топа и повернулась к нему.
— Ну? Как тебе?
Он кивнул, глаза мягко сверкнули.
— Ты в нём как утро в Провансе. Тепло и утончённо. Очень красиво.
Я прикусила губу и опустила глаза. А потом взяла второй пакет.
— А теперь… то самое.
Я исчезла в ванной. Сердце билось быстрее. Я не думала, что покажу это ему, но что-то в его голосе, в том, как он говорил «часть всего этого», заставило меня решиться.
Я вышла.
Тонкое чёрное платье, обтягивающее, с открытой спиной и почти невесомым шлейфом, который будто бы улавливал каждое моё движение. Оно подчёркивало моё тело с такой дерзкой точностью, что я сама слегка растерялась. Его взгляд поймал меня, как молния в грозу.
Он резко выпрямился, будто даже не ожидал такого удара. Молчал.
— Ну? — спросила я, прищурившись. — Молчим?
Он подошёл ближе. Его руки скользнули по моим бокам, а голос стал низким, почти звериным:
— Ты серьёзно… собиралась выйти в этом… на улицу?
Я усмехнулась:
— В этом — на твою вечеринку.
Он засмеялся коротко, как будто внутри у него полыхнуло.
— Нет. Ты выйдешь, да… но не одна. Я не отпущу тебя ни на шаг. Я буду стоять рядом, держать твою руку, вдыхать твой запах и смотреть, как мужчины сходят с ума, понимая, что ты — моя.
Я покраснела, но не отвела взгляда.
— А если бы не была?
Он притянул меня ближе:
— То стал бы тобой одержим.
Мы стояли посреди чемоданов, будто в центре всей Вселенной, и всё, что было до — растворилось. Только мы, это платье, наши эмоции, и осознание — между нами происходит что-то большее, чем игра на публику.
— Значит, ты всё же пойдёшь? — прошептал он, заглянув мне в глаза.
— В таком платье? Разумеется, — улыбнулась я дерзко. — Пусть мир увидит, кто у тебя рядом.
Он рассмеялся и обнял крепче.
— Мир увидит. Но смотреть будет недолго.
А я почувствовала, как внутри пульсирует что-то яркое — как если бы я вдруг перестала бояться света.
Когда молнии чемоданов со щелчком сомкнулись, в номере повисла странная тишина. Почти торжественная. Такая тишина бывает только перед дорогой — когда всё уже сказано, всё сделано, и остаётся только идти. Я оглянулась: тот самый номер, где мы ссорились, смеялись, где Килиан смотрел на меня, будто видел впервые. Всё вдруг стало немного нереальным — как будто я прожила маленькую жизнь в этих четырёх стенах.
— Машина приехала, — сказал Килиан, заглянув в комнату с телефоном в руке.
Я кивнула и поправила ремешок сумочки.Он подошёл ближе, взял мой чемодан — без слов, как что-то само собой разумеющееся.
У двери я остановилась, обернулась ещё раз. Хотелось задержаться хотя бы на секунду — будто сердце пыталось запомнить всё до последнего солнечного отблеска на стенах.
На улице уже сгущался вечер, в небе висели мягкие розово-синие полосы. Тепло Севильи не спадало — воздух был тягучим и ласковым, как шелк.
Шофёр в чёрной рубашке и перчатках почтительно кивнул, открывая нам дверь в чёрный Mercedes. Чемоданы плавно скользнули в багажник.
Я устроилась на заднем сиденье, положив руки на колени.
Килиан сел рядом и молча посмотрел на меня.
Несколько секунд — и машина тронулась.
Колёса мягко покатились по булыжникам.Я прижалась к прохладному стеклу, глядя на узкие улицы Севильи, на апельсиновые деревья, на домики, плотно прижавшиеся друг к другу, как люди после финального свистка. Меня вдруг кольнуло — уезжать жалко.
И одновременно — сладко. Потому что впереди было что-то другое. Новое. Снова вместе.
— Ты будто прощаешься, — сказал он тихо.
— Немного, — выдохнула я. — Но, знаешь… Иногда лучше уходить, когда тепло. Чтобы помнить только свет.
Он кивнул. Его ладонь легла на мою ногу, крепко, уверенно.
— Когда мы вернёмся… Это будет уже другая история.
Я посмотрела на него. Его взгляд был спокойным, но в нём плескалось что-то странное — смесь облегчения и тревоги. Он был похож на человека, который наконец добился долгожданной победы… но не был уверен, останется ли она с ним до конца.
И я поняла — Килиан боится не проигрыша на поле. Он боится проиграть меня.
Я положила ладонь поверх его руки.
Не сказала ничего. Просто дотронулась. Это было достаточно.
За окном вечер превращался в ночь, и дорога в аэропорт казалась длинной, как прелюдия к следующей главе. Машина неслась вперёд, в тишине, наполненной дыханием двух людей, уставших, но всё ещё рядом.
Где-то между прошлым и будущим.
Между Севильей и Мадридом.
Между тем, что уже случилось,
и тем, чего мы оба боялись назвать мечтой.
=========
Когда шасси коснулись земли, лёгкая дрожь пробежала по телу самолёта, словно он сам вздохнул с облегчением: мы дома. За иллюминатором промелькнул взлётно-посадочный свет, и вот — мягкое торможение, солнечные пятна на асфальте, и над крылом промелькнул знакомый силуэт контрольной башни аэропорта Мадрида.
Я прижалась лбом к стеклу, наблюдая, как бетон медленно сменяется полосками зелени, словно город нехотя открывает нам двери обратно. Всё казалось таким же, как и до вылета… но внутри меня что-то тихо изменилось. Как будто за эти несколько дней я стала немного другой. Или просто позволила себе быть собой.
— Приехали, — произнёс Килиан, снимая ремень и потянувшись. Он бросил на меня взгляд, в котором читалось нечто сложное: усталость, нежность и нерастраченное желание быть рядом. Я лишь кивнула, не сказав ни слова.
На летном поле уже ждала чёрная машина. Лёгкий ветерок коснулся щёк, когда мы спустились по трапу. Килиан шагал впереди, решительно, привычно — как человек, который привык быть первым. А я шла чуть позади, позволяя себе задержаться на пару секунд, чтобы оглянуться назад. На пустое небо. На воспоминания.
В дороге почти не говорили. Он держал мою руку в своей, большими пальцами рисуя ленивые круги на моём запястье. Молча, уверенно, как будто этим прикосновением пытался напомнить: «Я рядом. Я ещё здесь».
Когда машина остановилась у моего дома, он первым вышел и уже через секунду вытаскивал чемодан из багажника. Нёс его как трофей — будто этот глупый чемодан был чем-то важным, чем-то, что надо охранять. И в этом было странное умиление.
— Твой чемодан в комнате, — сказал он, оборачиваясь ко мне, когда я вошла вслед за ним. — Слушай...
Я обернулась, стоя у входа в кухню. Он подошёл ближе, остановился в шаге от меня. Его голос стал тише, мягче:
— Сегодня вечером будет вечеринка… В честь победы. Там будут все: игроки, тренеры, мои друзья… и да, много посторонних. Но если тебя там не будет — все решат, что ты… не моя.
Он сделал паузу. В его глазах плескалась уверенность, но где-то в глубине жгло что-то уязвимое.
— Я не хочу это объяснять. Не хочу оправдываться. Я просто хочу, чтобы ты была там. Со мной.
— Килиан… — Я посмотрела на него и почувствовала, как во мне сталкиваются два мира: мой обычный, тихий, и его — гремящий, пульсирующий, полный взглядов и вспышек.
— Ты можешь взять свои вещи. Прийти ко мне после вечеринки. Поспишь у меня. Без камер. Без людей. Без вопросов. Просто мы.
Я прикусила губу. Слова повисли в воздухе, как солнечные пылинки в свете окна.
Он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание. Его рука скользнула к моей талии, мягко, нерешительно.
— Пожалуйста.
Тепло его ладоней словно растворило последние сомнения.
Я кивнула.
— Хорошо. Но если мне станет некомфортно — я сбегу. Даже не сомневайся.
Он усмехнулся, чуть наклонился и прошептал у уха:
— Тогда я найду тебя. И снова настойчиво попрошу вернуться.
И впервые за утро я улыбнулась — по-настоящему.
________________
тгк:nikkishvets
Как вам глава?Немного кринжа навалила) Хотела грустную главу, но в мире и так много зла и грустных событий, поэтому глава нейтральная🤗