Таннум
В бескрайних песках пустыни Тиссат раскинулся оазис, покрытый, как саваном, алыми астильбами. Издали цветочный ковёр походил на глубокое кровавое море, бушующее угрюмыми волнами. Посреди пёстрого оазиса из пучин этого моря устремилась к звёздам каменная башня невиданных размеров, опоясанная спиралями перистых облаков. В той башне не одну сотню лет жил и колдовал провидец и чёрный маг Таннум. Когда беспросветными ночами из окон изливался волшебный рубиновый свет, башня походила на маяк, указывающий путь демонам преисподней, которые являлись на зов чародея.
Нелюдимый и могучий, Таннум проводил всё время в башне и вот уже четверть века не покидал её. Он умел затмевать небеса ордами грозовых облаков, вызывал жестокие ливни и слепящие молнии, необычайной силы ветры и огненные камнепады. Поистине велика была сила чародея, и никто не осмеливался приблизиться к его одинокой башне, стоявшей посреди океана астильб. Говорили, что Таннум ненавидит людской род и мечтает сжить всех со свету. Также были известны случаи, когда поминавшие мага недобрым словом заболевали неизвестной болезнью и вскоре умирали.
Дурная слава об умениях Таннума распространилась так далеко, что жители окрестных городов оставили свои дома и ушли прочь от одинокой башни, мерцавшей по ночам рубиновым сиянием.
Безлунной тихой ночью, в самой высокой палате башни, Таннум ворожил над огромным чёрным чаном, в котором вот уже несколько месяцев бурлило ярко-малиновое зелье. Рядом стоял Натарх, единственный ученик колдуна-отшельника, ставший бесшумным и незаметным, словно тень. Время от времени Таннум отдавал Натарху отрывистые указания, и тот отправлялся в мрачные подземелья глубоко под башней, где хранились самые ценные ингредиенты вроде крови вампира, ядовитых люминесцирующих грибов из далёких джунглей Хнуб-Пууба или космической пыли.
Казалось, чем больше Таннум добавлял ингредиентов, тем ярче становилось варево, источавшее пульсирующий ализариновый свет. И вот уже вся комната чародея, полная магических книг, волшебных амулетов, тлеющих фимиамов и старинных гобеленов, была пропитана этим сиянием.
Однажды вечером Натарх поднялся в покои своего учителя и застал его склонившимся над магическим шаром. На лице Таннума лежала печать мрачных раздумий. Отметив это, Натарх не стал мешать чародею и молча удалился. На следующее утро он увидел Таннума ещё более мрачным и задумчивым. Когда и на третий день скверное настроение Таннума не рассеялось, Натарх решил разузнать, в чём здесь кроется причина.
Вечером того же дня в палате на самом верхнем этаже башни Таннум поведал своему ученику о том, что несколько дней наблюдал через свой магический шар за жизнью далёких земель: городов, спрятанных на самом краю мира, островов, затерянных в бушующем океане, непроходимых джунглей и топких болот.
– Всюду, на что бы я ни обращал свой взор, струились чёрные, липкие реки кровожадной жестокости, – мрачно проговорил Таннум, восседая на своём величественном троне из бангкирая. – Отупленные и насквозь пропитанные злобой, людские племена изобретают всё новые и новые пытки и казни. Одурманенные сладковатыми парами первобытного насилия, они приносят кровавые жертвы несуществующим богам, молятся идолам, слепленным из грязи, собираются в голодные стаи и разрывают своих жертв на части, наслаждаясь их криками, плачами и стонами. Далеко на востоке распространился зловещий культ Подж Даб, члены которого добывают волшебный порошок из костей убитых ими людей, и чем больше страданий они причиняют, тем сильнее их чёрная магия. За несколько дней я проникся непоколебимой уверенностью в том, что людские племена ущербны и неполноценны и недалеко ушли от бронзовокожих вурдалаков. Они обгладывают остов разумного мира, перемалывая всё хрупкое и красивое, а наружу изрыгают потоки чёрной желчи. Бурлящие во мне ненависть и отвращение выльются наружу пагубным колдовством, бессердечным проклятием, которое поразит каждого, чей разум загнил от жестокости. Я нашлю на них жуткую, мучительную погибель, стократно более страшную, чем та, что они несли своим жертвам.
С того дня Натарх терпеливо помогал Таннуму создавать ужасное и могучее заклинание, денно и нощно принося нужные ингредиенты и поддерживая пламя под чаном, в котором варилось ярко-малиновое зелье.
Как-то раз, вернувшись с бутылью, наполненной ядом гигантского тропического каракурта, Натарх увидел в нише каменной стены позади Таннума примостившуюся чёрную восьминогую жабу Дааба, покровителя и союзника сильнейших чародеев. Окружённая клубами чёрного тумана, жаба наблюдала за Таннумом своими круглыми глазами, в которых, словно в зеркалах, отразились взвившиеся вверх столбы малинового пара, когда Таннум добавил в зелье последний ингредиент.
– Вот и всё, – с жестокой усмешкой сказал чародей. – От моего колдовства не укрыться ни одному палачу. Их шеи висельной удавкой обовьёт мучительное удушье, плоть почернеет, как у живых мертвецов. Их глаза перестанут видеть, уши слышать, а изо рта рвотой потекут реки крови. Они буду невыносимо страдать, извиваясь на земле, словно гремучие змеи, и вспоминать все муки, причинённые другим.
Глаза Дааба злобно сверкнули в ализариновом сумраке. Натарх не видел движения губ чудовищной жабы, но готов был поспорить, что когда чародей начал читать своё заклинание, а комнату заполнил рубиновый туман, чёрный демон хищно облизнулся. Ожесточённый голос Таннума с каждым словом становился всё громче и громче. Казалось, он далеко разносился по округе, переходя в громовой рокот:
– Кув Уарау Кадж Рауг Иб Юам Нтксаус Нтшай Туаг!
С последними словами содержимое котла взметнулось высоко вверх, звучно ударив в каменный потолок. Комнату заполнили непроглядные ализариновые пары, которые медленно выползали через открытое окно, полностью скрыв Таннума. Опешив от неожиданности, Натарх отшатнулся назад и, поскользнувшись на каменном полу, упал на гору старинных свитков с древними заклинаниями. Падая, он неудачно попытался опереться рукой о дубовый стол, но не сумел, и, ударившись головой о его крышку, потерял сознание.
Когда Натарх пришёл в себя, за окном уже наступал рассвет. По кроваво-красному небу неспешно ползло больное, сморщенное ярко-жёлтое солнце. Ализариновые пары больше не клубились в палате, и лишь слабый аромат фимиама напоминал о ночном ритуале. Неуверенно поднявшись на ноги, Натарх огляделся вокруг. На полу были разбросаны древние фолианты, упавшие с книжных полок, а выемки в камне ещё сохраняли в себе остатки малинового варева. Демон Дааб исчез, и ниша стены была пуста. За огромным чёрным чаном Натарх обнаружил распростёртое тело Таннума, лежавшего в луже собственной крови. Его конечности были изогнуты, словно в приступе невыносимой агонии, а в искажённых чертах лица отразилась нестерпимая боль.