Глава 18. Две правды
В комнате повисла тишина, тяжелая и неуютная, словно туман, сквозь который не пробиться ни свету, ни правде. Вера молчала, отводя взгляд. В ее голове вспыхивали картинки, словно кадры немого фильма: холодные стены кабинета, жестокие глаза Карла, тепло его рук, ожоги на плече, его улыбка, прежде чем он поднес пистолет к виску…
– Не говори, – прошептала она, словно боясь слышать собственный голос, боясь признать то, что ее так пугало. – Не говори ничего.
Вика внимательно смотрела на нее, и в ее глазах не было ни суда, ни осуждения. Лишь понимание, которое было страшнее любой ненависти.
– Ты правда думаешь, что он тебя спасал? – продолжила она, и ее голос звучал спокойно, но твердо. – Вера, ты ведь знаешь, что он – враг. Враг всех нас.
– Я знаю, – тихо произнесла Вера, опускаясь на пол у края койки. – Но он… он не такой.
– Не такой, – Вика присела рядом, кладя руку ей на плечо. – А какой же он?
– Он… он справедливый, – прошептала Вера, словно боясь собственных слов. – Он жестокий, но он справедливый. Он не дал им убить меня.
Вика замолчала, всматриваясь в ее затуманенные глаза. Ей было страшно видеть подругу такой ослабленной, такой уязвимой. Но она также понимала, что не может позволить себе осуждать ее за то, что произошло.
– Ты думаешь, он не хотел убить тебя? – тихо спросила она, и ее голос звучал не как упрек, а как попытка понять. – Ты думаешь, он действительно спасал тебя?
Вера закрыла глаза, словно пытаясь избежать этого неудобного вопроса, этой неудобной правды. Но Вика не отступала.
– Вера, открой глаза, – сказала она твердо, беря ее за подбородок и заставляя ее встретиться с собой взглядом. – Посмотри на меня. Ты правда думаешь, что он мог тебя спасти?
Вера отвела взгляд. Она не могла сказать "нет". Она не могла отказаться от этой хрупкой надежды, которая теперь была всей ее опорой в этом безумии.
– Я не знаю, – прошептала она, и в ее голосе звучала боль, разочарование и ужас.
– Знаешь, – сказала Вика, и ее голос был тихим, но твердым. – Есть две правды. Правда, что он враг. И правда, что он спас тебя. Какая из них важнее? Какую из них ты выбираешь?
Вера закрыла глаза. Она не знала ответа. Она не знала, что ей делать. Ей было страшно. Ей было больно. Она не хотела выбирать. Она хотела, чтобы все просто закончилось.
Но жизнь не дала ей такой роскоши. Она уже выбрала. Она выбрала жизнь. Она выбрала свою "Ночную Ведьму". И теперь ей придется жить с этим выбором.
Вика замолчала, опуская голову. Слёзы сами собой потекла по ее щекам, словно не хотя сдерживать эту волну боли и отчаяния, которая сжимала ее внутри.
– Я сама… – прошептала она, едва слышно. – Я тоже… что-то чувствую к нему…
Она не договорила, повернувшись к Вере лицом, на которое уже потекли слезы. В них не было упрека, ни гнева, ни зависти. Лишь горькое понимание и невысказанная боль.
Вера смотрела на подругу, и ее собственная боль отражалась в ее глазах, словно зеркало. Она не знала, что сказать. Что может быть страшнее, чем признание в любви к врагу? Что может быть невыносимее, чем это чувство, которое теперь разделяли они две?
В этот момент раздался тихий стук в дверь. Вера вздрогнула, словно ее вырвали из полузабытья. Она подошла к двери и отворила ее. На пороге стояла Зоя.
– Вера, – сказала она, и в ее голосе звучала не только забота, но и какое-то неуловимое напряжение. – Тебя зовет командир.
Вера кивнула, чувствуя, как у нее вновь начинает кружиться голова. Она знала, что еще не готовилась к этому разговору. Она еще не оправилась от плена. Она еще не знала, что ей делать с этой новой, пугающей ее правдой, которая так неожиданно вспыхнула в ее душе. Но она не могла избежать этого разговора. Не могла избежать своей судьбы.
– Идем, – тихо сказала она Вике, и они вышли из комнаты, оставляя позади тепло печки и хрупкую тишину.
За дверью их ждала неопределенность. И новая правда. Правда, которая могла разрушить все, что они знали и в что верили.
Время выполнения: 35.35 секунд
## Глава 41. Лицо к лицу с правдой
Командир сидел за столом, покрытым картой аэродрома, и строго смотрел на Веру. В его глазах, обычно сияющих огнем и энергией, сейчас читалось беспокойство и какое-то неуловимое сомнение.
– Садись, Вера, – произнес он грубовато, но в его голосе звучала забота. – Расскажи все в подробностях. Что с тобой произошло?
Вера неуверенно подошла к столу и опустилась на стул. Она еще не оправилась от плена. Тело ее ныло от боли, голова шла кругом, а в душе бушевала буря неразрешенных чувств.
– Я… – начала она, но тут же осеклась, не зная, с чего начать.
– С самого начала, – решительно сказал командир. – Как тебя взяли в плен? Что они с тобой делали?
Вера глубоко вздохнула и на одном дыхании рассказала все. О том, как ее сбили в бою, о пленении, о лагере, о жестоком офицере Карле, который пытал ее и который не дал другим солдатам ее убить. Она рассказала все, кроме одного.
– … Он был тираном, – закончила она, уводя взгляд от командира.
– И ты не убила его, – спокойно сказал командир, внимательно наблюдая за ней. – Ты только ранила его в руку.
Вера молчала, словно ожидая упрека, осуждения. Но в голосе командира не было ни гнева, ни разочарования.
– Почему? – спросил он, и в его глазах мелькнула странная грусть.
Вера закусила губу. Ей было страшно говорить правду. Страшно признаться себе, что она могла убить его. Что она хотела убить его.
– Я… – она сделала глубокий вдох. – Я хочу отомстить ему. За все, что он сделал со мной. За мою боль.
– И поэтому ты его не убила? – командир поднял брови, словно пытаясь разгадать ее замысел.
– Да, – кивнула Вера. – Я хочу, чтобы он жил. Чтобы он страдал. Чтобы он помнил меня. Чтобы он знал, что я его не прощу. Я хочу, чтобы он видел свой грех лицом к лицу.
Командир молчал, разглядывая ее. В его глазах теперь не было сомнений, а было что-то еще… уважение? Восхищение? Или же это было всего лишь игра света и тени?
– Хорошо, – сказал он наконец, словно принимая ее решение. – Ты – "Ночная Ведьма". Ты знаешь, что делаешь.
Вера поднялась со стула, чувствуя, что тяжесть ее тайны стала немного легче. Она не знала, что ждет ее дальше. Она не знала, как она сможет отомстить Карлу. Но она знала, что не отступит. Не сейчас. Не после всего, что она пережила.
Вера вышла из кабинета командира, словно вырвалась из под тяжелого груза. Она не знала, что ее ждет дальше. Не знала, как она сможет отомстить Карлу. Но знала, что не отступит. Не сейчас. Не после всего, что она пережила.
Она вернулась в свою комнату и погрузилась в дела. Переоделась, помылась, наконец-то привела себя в порядок. С удивлением обнаружила, что у нее в кармане гимнастерки лежит кусочек черного хлеба. Карл отдал ей его в тот день, когда держал ее в своем кабинете. Она забыла про него в суматохе побега, а теперь он лежал в ее руке, словно символ той темной истории, которую ей еще предстояло рассказать.
Она съела хлеб, запивая его чаем. Чувство голода было уже не таким острым, как раньше. Но ощущение пустоты в душе никуда не исчезло. Она попыталась вспомнить свои сны, но в голове у нее кружились лишь фрагменты воспоминаний о плене. Она не могла забыть холодные стены кабинета Карла, его жестокие глаза, его нежную улыбку…
Вечер прошел в суете и беспокойстве. Она успела поговорить с подругами, ответив на их вопросы о плене. Но она не рассказала им о своих чувствах к Карлу. Не сказала им о своем решении отомстить ему.
Она знала, что они не понимают ее. Не понимают ее боль, ее страх, ее желание справедливости.
Ближе к ночи, в 03:12, Вера вышла из комнаты. Она не могла больше сдерживаться. Ей нужно было сбежать.
Она оказалась в коридоре, пустом и темном. Ее шаги отдавались глухим эхом, словно оскорбляя тишину этой казармы, полной сна и безмятежности. Она не знала, куда ей идти. Но знала, что не может оставаться здесь, не может жить с этой тайной, которая гнетет ее душу.
Она дошла до комнаты Вики, не решаясь стучать. Но дверь была открыта. Вика лежала в постели, закутавшись в одеяло, и спокойно спала.
Вера тихо вошла в комнату и присела на край койки.
– Вика, – прошептала она, и в ее голосе звучала не мольба, а твердое решение. – Я хочу сбежать.
Вика вздрогнула и отворила глаза. В них, еще сонных, читалось не удивление, а понимание.
– Я знала, – сказала она, и ее голос звучал спокойно, словно она ждала этого момента. – Ты не можешь здесь оставаться.