Разбитые зеркала.
Такси уехало, оставив Глеба одного перед красивой белой дверью его дома, он купил его давно, но вот только сейчас решил, что пора что-то менять. Он стоял неподвижно, ощущая, как осенний ветер пробирается под его тонкую джинсовую куртку. Пальцы, обхватившие ключ, дрожали так сильно, что металл звенел о зубцы замка. Три неудачные попытки — и на четвертый щелчок наконец раздался звук открытия, который эхом разнесся по пустому полю вокруг дома.
Дверь скрипнула, открывая мрак. Глеб шагнул внутрь, и запах нового ударил в нос — пыль, новые простыни, свежее пиво. Ни следа ее духов, ни намека на тот яблочный шампунь, которым она всегда пользовалась. Он вдохнул глубже, словно надеясь уловить хотя бы молекулу ее присутствия, но легкие заполнила только горечь одиночества.
— Вот и... дом, — прошептал он, и голос сорвался на хрип.
Рюкзак с грохотом приземлился на диван, подняв облако пыли. Глеб не стал включать свет — в полумраке было проще. Он провел ладонью по лицу, ощущая щетину, впившуюся в кожу. Две недели без бритья. Два с половиной года с тех пор, как она ушла.
Телефон жег ладонь. Он открыл мессенджер и начал набирать сообщение, но пальцы замерли над экраном. Вместо этого он создал групповой чат:
"У меня. Сейчас. Алкоголь, травка, что угодно. Только приезжайте."
Ответы посыпались мгновенно:
"Опа, Глебка ожил!"
"Через полчаса буду с бухлом"
"Тащу пару косяков, держись"
Глеб уронил телефон на диван и потянулся к старой пачке сигарет, валявшейся на тумбочке. Одна уцелевшая — смятая, почти разорванная. Он закурил, вдыхая дым так глубоко, что в глазах потемнело.
Первый гость пришел через сорок минут — Саня, его старый собутыльник, с ящиком пива и бутылкой дешевого виски.
— Ну ты и козлина, — хрипло рассмеялся Саня, оглядывая грязную квартиру. — Живешь как свинья.
Глеб лишь хмыкнул в ответ, принимая бутылку.
К полуночи квартира превратилась в филиал ада.
Музыка орала так, что дрожали стекла в окнах. Пол был усеян окурками, смятыми банками, пролитым алкоголем. В углу кухни два парня раскатывали косяк на глянцевой обложке журнала, их пальцы липли к бумаге. На балконе темнели силуэты пары — девушка сидела на перилах, ее ноги обвивали талию парня, а ее смех сливался с воем гитары из колонки.
Глеб стоял у стены, сжимая в руке теплую бутылку пива. Он не пил. Не курил. Просто наблюдал, как мир вокруг него рушится, и чувствовал... ничего.
— Глебка! — к нему подскочила блондинистая девчонка в обтягивающем платье, которое едва прикрывало бедра. Ее пальцы впились в его плечи. — Скучала!
Он взглянул на нее — накрашенные ресницы, блестящие от алкоголя глаза, жвачку во рту.
— Отвали, — прошипел он, отстраняясь.
Девушка фыркнула, но тут же прилипла к другому.
Глеб опустился на диван, стиснув телефон в руке. Экран был чист — ни сообщений, ни звонков. Особенно от одного номера.
Но потом...
Вибрация.Голосовое сообщение. От нее.
Его сердце остановилось.
Он нажал на воспроизведение, поднеся телефон к уху так близко, что холодный металл впился в кожу.
Сначала — шум. Потом...
"Поговори со мной, пожалуйста..."
Ее голос. Слезы. Настоящие, мокрые, прерывистые.
"Я вообще не могу пошевелиться... И все вокруг меня, мне плохо. Я ничего не вижу..."
Глеб вскочил, как ужаленный. Его пальцы дрожали, когда он начал набирать ответ:
"Русь. Где ты? Что случилось?"
Никакого ответа. Он позвонил. Гудки. Опять гудки.
— БЛЯТЬ!
Бутылка пива разбилась об стену, оставив после себя янтарные потеки.
Он рванул к выходу, на ходу натягивая коричневое пальто, которое когда-то называл "ее любимым".
Но путь ему преградила Анжела.
— Ну мы же только начали, посиди с нами, куда же ты?
Ее голос был сладким, как сироп, но Глеб видел только ее накрашенные губы, которые двигались слишком медленно.
— К Руслане! Ей плохо, и никто не смеет меня остановить!
Он попытался обойти ее, но Анжела схватила его за руку.
— Она справится. Останься.
Ее пальцы скользнули под его футболку, ногти впились в кожу.
— Нет! — он рванулся, но она прижалась к нему, цепко, как пиявка.
— Останься...
Ее губы коснулись его шеи. И что-то в нем сломалось.
Он резко стянул с себя водолазку. Анжела улыбнулась, медленно снимая платье.
— Ты такой горячий...
Глеб не выдержал. Он схватил ее за волосы, развернул и толкнул на кровать.
— Быстро.
Его движения были грубыми, резкими. Никакой нежности. Никаких поцелуев.
Он вошел в нее так, что она вскрикнула.
— Тише! — прошипел он, сжимая ее бедра.
Она стонала, но не от удовольствия. Он тоже.
Когда все закончилось, Глеб вскочил, как будто ее тело обожгло его.
— Глеб... — Анжела протянула к нему руку.
Но он уже одевался.
— Исчезни.
И вышел, хлопнув дверью.
Машина рванула с места, подминая под себя асфальт. Глеб не помнил, как оказался за рулем. Он просто мчался к ней. К Руслане. К своей последней надежде.
***
Глеб резко затормозил у въезда на парковку, шины визгнули по асфальту. Его пальцы вцепились в руль так сильно, что костяшки побелели. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться из груди. Он даже не заглушил двигатель — просто выпрыгнул из машины, оставив дверь распахнутой. Холодный ветер бил в лицо, смешиваясь с запахом бензина и городской пыли.
"Где она? Что с ней?" — одна мысль пульсировала в голове, заглушая все остальные.
Он набрал номер Серафима. Тот ответил почти мгновенно.
— Где она?! Ты с ней?! — Глеб почти кричал, голос сорвался на хрип. Он представлял худшее: бледное лицо, пустые глаза, дрожащие руки...
— Со мной. В больнице. Ее проверят и отпустят, — ответил Серафим, но в его обычно спокойном голосе чувствовалось напряжение, будто он сдерживал эмоции.
Глеб закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в коленях.
— Можно я приеду?.. — он уже знал, что получит отказ, но не мог не спросить.
— Оставайся в машине. Я уже подъезжаю. У нее переночуешь, а сама она приедет под ночь.
— Не оставляй ее одну! — Глеб крикнул в трубку, но связь уже прервалась.
Через десять минут к его машине подкатил черная Тайота. Серафим вышел, медленно захлопнул дверь и направился к Глебу. Его движения были точными, выверенными, но в глазах читалась усталость.
— Что с ней? Что вообще произошло? — Глеб шагнул вперед, голос дрожал.
Серафим не ответил. Вместо этого он схватил его за руку и потащил к подъезду.
— Паническая атака. Я не дал ей принять дозу.
Глеб замер. В ушах зазвенело.
— Дозу чего, Серафим?!
— Мефедрона. То, на что она тебя когда-то подсадила.
Глеб почувствовал, как земля уходит из-под ног. Она снова начала? Или... никогда не бросала?
Серафим усмехнулся, но в его глазах не было веселья.
— Кстати, Анжела жаловалась, что ты с ней грубо обошелся. Не стыдно?
— Она не отпустила меня к ней...
— Идиотка, — бросил Серафим, открывая дверь в квартиру.
Воздух внутри был пропитан ее запахом — яблочный шампунь, сандаловые духи, что-то сладкое, ванильное. Глеб замер на пороге, вдыхая этот аромат, словно пытаясь впитать ее присутствие через легкие.
В прихожей валялись ее кроссовки, на вешалке висела знакомая джинсовая куртка. Собака — крупная овчарка по кличке Герта — тут же подбежала к Серафиму, виляя хвостом и тычась мордой в ладонь.
— Голодная, да? — Серафим бросил ей кусок мяса из холодильника, затем направился на кухню.
Глеб медленно прошел в ее комнату.
Комната была такой, какой он ее помнил, только теперь в другом помещении: мягкий плед на кровати, гирлянды на стене, книги в беспорядке на полке. Но на полу лежала его кофта — серая зипка с черепом и розами на спине.
Он поднял ее. Ткань все еще пахла им, но теперь была пропитана и ее духами.
"Она спала в ней?"
Боль сжала горло. Он прижал кофту к лицу, закрыв глаза. Потом взгляд упал на стул. Там лежала чужая кожаная куртка.
Руслана.
Глеб сжал кулаки. В дверь постучали.
— Переоденься, — Серафим бросил ему белую футболку и черные штаны.
***
Комната была погружена в полумрак, лишь слабый свет из-под штор падал на серые стены, отражаясь в зеркале на туалетном столике. Воздух был густой, пропитанный ароматом яблочного шампуня и едва уловимым запахом ее духов — сандала с нотками ванили. Глеб сидел на краю кровати, его пальцы сжимали край матраса так сильно, что суставы побелели. Перед ним стоял Серафим, скрестив руки на груди, его серые глаза изучали друга с холодной, почти хирургической точностью.
— Ты понимаешь, что ничего не изменится, да? — голос Серафима был тихим, но каждое слово било точно в цель.
Глеб поднял взгляд, его карие глаза, обычно такие яркие, теперь казались потухшими.
— Я могу исправиться.
— Она тебе верила. Сколько раз? Три? Четыре? — Серафим прошелся по комнате, его черные ботинки глухо стучали по полу. Он остановился у окна, раздвинул шторы, и свет ударил в лицо Глебу, заставив его зажмуриться.
— Я не вернусь к этому. Клянусь.
— Клятвы — это просто слова, Глеб. Ты знаешь, что она сейчас чувствует? Она боится. Боится, что в один момент ты снова сорвешься, и она опять будет ночами искать тебя по притонам.
Глеб сглотнул. В горле стоял ком, и он не мог выдавить ни звука. Его руки дрожали, и он судорожно сжал их в кулаки, пытаясь скрыть слабость.
— Я не прошу прощения. Я прошу шанса.
Серафим повернулся к нему, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то — то ли жалость, то ли усталость.
— Ты знаешь, что она до сих пор хранит твои вещи? — он кивнул в сторону шкафа. — Даже эту дурацкую кофту с черепами, которую ты забыл у нее два года назад.
Глеб посмотрел на зипку, лежащую рядом. Он поднял ее, прижал к лицу, вдыхая запах — смесь ее духов и чего-то неуловимо своего, того, что осталось от него в той уже старой квартире.
— Она носила ее?
— Нет. Но и не выбросила.
Тишина.
Где-то за стеной залаяла собака, потом раздался смех — наверное, соседи. Но в этой комнате время будто застыло.
— Руслан с ней сейчас," — наконец сказал Серафим. — Он не допустит, чтобы она снова упала в эту яму. А ты... Ты для нее теперь риск.
Глеб резко встал, его тело напряглось, словно перед прыжком.
— Я не риск. Я ее люблю!
— Любовь — это не просто чувство, Глеб. Это выбор. Каждый день. А ты... Ты всегда выбирал легкий путь.
Глеб замер. Эти слова ударили больнее, чем крик. Потому что они были правдой.
— Я могу измениться.
— Докажи. Но не ей. Сначала себе.
За дверью послышались шаги. Голоса. Они оба замерли.
— Они приехали, — прошептал Серафим.
Глеб почувствовал, как сердце бешено заколотилось. Сейчас она войдет. И он увидит ее глаза — те самые, в которых когда-то тонул.
Но Серафим преградил ему путь.
— Не сейчас. Дай ей время.
Глеб хотел возразить, но дверь уже открылась.
Она вошла, и воздух в комнате словно зарядился электричеством.
Руслана была бледной, ее обычно яркие губы теперь казались бесцветными. На ней была черная водолазка и джинсы, волосы собраны в небрежный хвост — как будто она даже не смотрела в зеркало перед выходом.
Ее глаза встретились с Глебом, и в них мелькнуло что-то — то ли боль, то ли надежда.
— Привет, — прошептал он.
Она не ответила. Прошла мимо, села на кровать, ее пальцы нервно теребили край одеяла.
— Ты... как?
— Живая, — ее голос был хриплым, будто она много плакала.
Глеб сделал шаг вперед, но Серафим схватил его за плечо.
— Не надо.
Руслана подняла глаза.
— Оставьте нас.
Серафим и Руслан переглянулись, затем медленно вышли, закрыв за собой дверь.
Тишина.
— Ты знаешь, почему я не выбросила твои вещи? — она наконец заговорила.
Глеб покачал головой.
— Потому что я все еще ждала. Даже когда говорила себе, что все кончено.
Он почувствовал, как по щеке скатывается слеза.
— Я вернусь. Я исправлюсь.
Она посмотрела на него, и в ее глазах была такая глубокая печаль, что ему захотелось исчезнуть.
— Я верю. Но не сейчас.
Она встала, прошла мимо, ее пальцы едва коснулись его руки — легкое, мимолетное прикосновение.
— Когда?
— Помнишь тот местный бар? Приди туда в любое время и день, если я буду тоже там, я дам шанс все изменить, снова.
И она вышла, оставив его одного в комнате, где все еще пахло ее духами. Глеб упал на кровать, его тело содрогалось от рыданий. Он знал, что это не конец. Но и не начало. Просто... пауза.
И теперь все зависело только от него.
В гостиной Руслан и Серафим молча наблюдали, как она опускается на диван, закрывая лицо руками.
— Я хочу все вернуть... — ее голос прервался.
Серафим обнял ее.
— Все будет хорошо.
Руслан кивнул, но в его глазах читалось сомнение.
А в комнате Глеб сжимал в руках ту самую зипку, понимая, что шанс может быть только один.
И он не имеет права его упустить.
***
Дом Глеба напоминал поле после битвы. Пустые бутылки валялись на полу, пепел от сигарет рассыпан по стеклянному столу, а в воздухе витал густой запах алкоголя, табака и чего-то еще — чего-то резкого, химического, будто кто-то недавно затушил здесь косяк. Громкая музыка глухо билась о стены, но уже без прежней мощи — кто-то убавил звук, но трек все еще бубнил из колонок, создавая жутковатый фон для всего происходящего.
На балконе, задернутом полупрозрачными шторами, двигались две тени. Смех, шепот, затем глухие стоны. Одна из девушек прижалась лбом к холодному стеклу, ее пальцы впились в раму, а за спиной, тяжело дыша, двигался парень в расстегнутой рубашке. Они не скрывались, им было все равно — вечеринка, вседозволенность, безумие.
Анжела сидела на диване, ее длинные ноги были брошены на стол, а в руках она вертела бокал с остатками вина. Ее ярко-красные губы растянулись в недовольной гримасе, когда она обратилась к парню рядом — Яше, который мрачно слушал ее, скрестив руки на груди.
— Ну и что? Пусть бежит к своей ненормальной бывшей, все равно она его уже сто раз послала! — ее голос был резким, с хрипотцой от выкуренных сигарет.
Яша медленно поднял на нее взгляд. Его карие глаза, обычно спокойные, теперь горели холодным огнем.
— Анжел, а сам он где? — его голос был тихим, но в нем чувствовалась сталь.
Она фыркнула, откинув волосы за плечо.
— Я же сказала — хотел уехать. Я его остановила.
Яша резко встал, его движения были резкими, словно он едва сдерживался.
— Ты что, вообще ебанутая?! — его голос грохнул, как выстрел, и даже парочка на балконе на секунду замерла. — Он страдает по ней уже второй год, а ты его останавливаешь?! Ты просто... шлюха, ясно?!
Анжела вскочила, ее лицо исказилось от ярости.
— Ой, да заткнись! Ты вообще кто такой, чтобы мне указывать?!
— Я тот, кто сейчас вышвырнет тебя отсюда к чертовой матери!
Он шагнул к ней, и она инстинктивно отпрянула. В его взгляде было что-то опасное — то, что заставило ее на секунду заткнуться.
Но ненадолго.
— Он сам не поехал! Сам решил остаться!
— Потому что ты ему мозги вынесла своими истериками!
Остальные гости замерли, наблюдая за ссорой. Кто-то хихикал, кто-то перешептывался, но большинство просто пялились, как на спектакле.
Яша резко развернулся и громко хлопнул в ладоши.
— Всем спасибо, вечеринка окончена. Валите отсюда.
Недовольный ропот, но никто не спорил. Все знали — когда Яша злился, лучше не перечить.
Через полчаса дом опустел.
Яша стоял посреди гостиной, его черные волосы были растрепаны, а белая футболка запачкана чем-то темным — то ли вином, то ли кровью (он даже не помнил, как разбил бокал). Он вздохнул, взял мусорный пакет и начал собирать оставленные бутылки, окурки, смятые пачки от чипсов.
Пол был липким от пролитых напитков, и он, скрипя зубами, прошелся тряпкой, стараясь не думать о том, сколько времени уйдет на то, чтобы привести все в порядок.
Где-то хлопнула дверь — наверное, последние гости ушли через черный ход.
Телефон в кармане завибрировал.
Яша достал его, прочитал сообщение от Глеба:
"Сегодня не приеду, буду утром. Проследи, чтобы они там хату не разнесли."
Он усмехнулся. Слишком поздно.
Набрал ответ:
"Я их выгнал. Сорвался на Анжелу... Она не имела права тебя останавливать."
Пауза. Затем пришло короткое:
"Спасибо..."
Яша вздохнул, поднялся на второй этаж.
Комната Глеба была единственным местом, куда не заходили гости — дверь была заперта. Он открыл ее, включил свет.
Простота. Порядок. Ничего лишнего.
Он плюхнулся на кровать, закрыл глаза.
Завтра Глеб вернется.
И им придется поговорить.
Но не сейчас.
Сейчас — только тишина.