Калифа
Я проснулась. Веки налились тяжестью, как будто даже сон был пыткой. Уже который день я нахожусь в этом аду — и конца ему не видно. Воздух в комнате был душным, пахло благовониями, шелком и чем-то чужим, липким — запахом чужой воли. Я села на кровати, прикрывшись простынёй, и услышала мягкие шаги.
— Калифа, — тихо позвала Нури. Она была здесь дольше меня. Тонкая, с тёмными глазами, всегда молчаливая, словно оставила голос за стенами этого дома. — Лучше не спорь сегодня с Халедом. Он злой. Утром кого-то высек.
Я сжала простыню в кулаках.
Халед.
Я слышала, как его называют — хозяин, покровитель, мужчина с весом и властью. Для меня же он был лишь напоминанием о том, кто меня сюда продал. Мой брат. Тот, кто должен был защищать, — отдал. За что? За деньги? Или просто потому, что я была слабым звеном?
— Он велел тебе быть готовой к вечеру, — добавила Нури ещё тише. — Я принесу воды. Хочешь, помогу с волосами?
Я кивнула, не сразу доверяя своему голосу. Он мог сорваться.
Сегодня... Сегодня я должна снова улыбаться, снова прятать страх под слоем благовоний и шелка. Но внутри меня, глубоко, росло что-то холодное и острое. Что-то, что однажды вырвется наружу.
Когда Нури вышла, оставив меня наедине с тишиной и своими мыслями, я закрыла глаза и тяжело вздохнула.
Амонет.
Моя смелая упрямая сестра с глазами, в которых всегда горел свет, даже в самые тёмные дни. Я вспоминала, как она держала мою руку, когда мы были детьми, как я пряталась за её спиной, когда брат кричал.
Теперь я здесь. А она — где-то там. На свободе.
Но я знала нашего брата.
Знала, как затаивает обиду, как не прощает ослушания. Он будет злиться. Срывать свою ярость на каждом, кто слабее. И если не может достать меня — он достанет её. Амонет.
Сердце болезненно сжалось.
Но больше страха перед братом, я боялась другого имени. Амир. Его голос был ядом, а руки — цепями.
Я вцепилась пальцами в край простыни.
Я не могла защитить себя. Но, богини, пусть она будет подальше от них. Подальше от того, кто улыбается, пока ломает.
Я встала с жесткой постели, натянула тонкую накидку на плечи и пошла по дому. Стены здесь будто пропитались страданиями, даже воздух казался тяжелым.
Проходя мимо дверей, я старалась не смотреть по сторонам — не видеть, не слышать. Просто идти.
— Эй, — раздался голос, хриплый, уверенный. — Калифа. Иди сюда.
Я обернулась. Халед сидел в кресле, раскинувшись, как хозяин мира. Он не говорил — приказывал. Жестом он подозвал меня, указывая на своё колено.
Я подошла, лицо застыло маской. Сердце сжалось, но я села, медленно, как дрессированная кошка. На колено, как он велел.
Он провёл ладонью по моей спине — медленно, будто смакуя каждый сантиметр, и наклонился к уху. Его дыхание было горячим, неприятным.
— Сегодня ты будешь хорошей девочкой, Калифа? — прошептал он, и его голос был почти ласковым. Почти.
Я лишь кивнула, сжав зубы. Улыбнулась — притворно, как он любил.
Но внутри я горела.
Его рука вдруг резко сомкнулась на моей шее. Я не успела даже вдохнуть — пальцы сдавили горло так сильно, что перед глазами потемнело. Я захрипела, глядя на него в упор, не показывая страха, хоть внутри всё сжалось в ледяной ком.
— Сегодня будут важные клиенты, — процедил Халед, склонившись ко мне. Его лицо было совсем близко, глаза горели злостью. — Не смей перечить им, Калифа. Ни слова. Ни взгляда. Ты поняла меня?
Я с трудом кивнула. Он смотрел мне в глаза ещё секунду, а затем... ударил.
Щека вспыхнула болью, голову мотнуло в сторону, волосы растрепались. Я не успела опомниться, как он скинул меня с колен, как ненужную тряпичную куклу.
— Нури! — резко окликнул он, и из тени вышла женщина в ярком покрывале, с густо подведёнными глазами. — Сделай так, чтобы её хотели все.
Я осталась на полу, не двигаясь, губы дрожали, но я всё ещё не плакала. Не позволяла себе. Я не отдам им своей слезы.
Нури подошла ко мне, её шаги были мягкими, но наполненными некой жестокой уверенностью. Она стояла рядом, смотрела на меня с высоты своего положения, и я могла почувствовать, как её взгляд тяжёл и властен.
— Вижу, ты не привыкла к этому, — произнесла она тихо, но я чувствовала, что её слова были как приговор. — Но ты быстро научишься. Здесь нет места слабым.
Я пыталась сдержать дрожь, стоя на коленях, но с каждым её словом было всё сложнее держать себя в руках. Она коснулась моего подбородка, заставляя меня поднять глаза на неё.
— Не переживай, — прошептала Нури, будто успокаивая. — Ты будешь хорошей девочкой. Ты станешь тем, что они хотят видеть. И если ты будешь достаточно послушной... они будут с тобой осторожнее.
Она пристально посмотрела на меня, и я почувствовала её холодный интерес. Всё это было игрой. Но в этой игре я была просто пешкой, не способной выбраться.
Она отошла на шаг назад, и я почувствовала, как страх постепенно проникает в каждую клеточку моего тела. Я знала, что сегодня я буду одна в этом доме, среди этих людей, и они захотят больше, чем просто слова. И я не могла позволить себе отказаться.
Нури взглянула на меня снова, и её губы изогнулись в едва заметной усмешке.
— Помни, — её голос был тихим, но с каким-то тяжелым подтекстом. — Они приходят не за тобой. Ты — просто игра.
Я всё больше ощущала, как моя жизнь выскальзывает из рук, а пространство вокруг меня сжимается. Сколько ещё я смогу выдержать в этом аду? И что мне делать, чтобы защитить себя от того, что будет дальше?
Вечером ,Нури привела меня в комнату, и я почувствовала, как воздух тут становился тяжёлым, как будто все вокруг словно сжимаются. В углу стояли трое мужчин .
Среди них была новенькая, её глаза были полны ужаса, а руки дрожали так сильно, что она едва могла держать подол своего платья. Я понимала её страх, потому что сама когда-то чувствовала то же самое. Она подошла ко мне и представилась, её голос был едва слышным, как шёпот ветра.
— Меня зовут Зара, — сказала она, её губы с трудом шевелились. — Мой отец продал меня... он сказал, что я буду служить здесь. Я не могу вернуться.
Я кивнула, пытаясь хоть как-то успокоить её. В её глазах был отчаянный взгляд, и я знала, что она больше не имеет силы бороться с этим. Её мир был разрушен, как и мой.
Зара нервно оглянулась на мужчин, стоящих в углу, и я почувствовала, как её страх усиливается. Она была так молода, и в её глазах не было ничего, кроме боли и потери надежды. Мне было её безумно жаль.
Нури, тем временем, подошла к нам с загадочной улыбкой, наблюдая за нашими реакциями. Она взяла меня за руку и подтолкнула в центр комнаты, заставляя стоять перед клиентами.
—Неферет Амон .Рамсес Хапи. И Абирам Сет.
—А ты , Зара , идешь со мной , для тебя другой клиент.
Мужчины сидели, а их глаза были полны чего-то мрачного и холодного. Я знала, что они не видят в нас людей — для них мы были просто объектами. Игрушками для утехи. И это было страшно. Но в этом доме это была норма.
Один из мужчин подозвал меня жестом и усадил к себе на колени. Я почувствовала его дыхание на своей шее, и его рука скользнула по моей талии, сжимая меня, как будто я была его собственностью. Я попыталась не думать о том, что чувствую, а просто оставалась неподвижной, вонзая взгляд в пустоту перед собой.
Второй клиент, сидящий рядом, наклонился и провёл рукой по моей спине. Его прикосновения были странно холодными, и я пыталась не вздрогнуть. Его пальцы скользили по моей коже, оставляя ощущение грязной наэлектризованной тени, как будто он мог забрать все тепло из моего тела.
Третий мужчина встал напротив, рассматривая меня, словно предмет, которым он хотел бы поиграть. Его взгляд был оценивающим, как если бы он искал какой-то изъян, который мог бы использовать в своих интересах.
— Молоденькая, — произнёс он, не отрывая взгляда. — Но это только добавляет тебе прелести.
Он протянул руку и провёл ею по моей шее, едва касаясь кожи. Я почувствовала холод его пальцев, и внутри у меня всё сжалось. Он медленно наклонился ко мне, почти вплотную, и его дыхание стало горячим на моём лице.
Вдруг он понюхал мои волосы, вдыхая их запах, и я почувствовала, как его губы прикасались к моей шее. Его дыхание было тяжёлым, а взгляд полон какого-то странного интереса. Мне хотелось отстраниться, но я знала, что не могу — не имела права.
— Твои волосы пахнут как пустыня , — сказал он, почти шепотом. — Такой аромат... Нежный и сладкий, как у молодой девушки, которая ещё не знает, что с ней сделают.
Его слова пробивали меня, как нож, а я могла лишь молчать, находясь перед ним, сжимая кулаки, пытаясь удержать себя в руках.
Всё происходило слишком быстро, слишком резко, и я не успевала реагировать. Один из мужчин, тот, который казался главой, сделал шаг вперёд, его голос был хриплым и уверенным.
— Раздевайся, — его слова не оставляли места для отказа. —Слушайся Рамсеса.
Он резко схватил меня за руку, его хватка была холодной и беспощадной. В одно мгновение он рывком повалил меня на пол, и я едва успела почувствовать твердую поверхность под собой.
Боль пронзила тело.
Он резко задрал моё платье, и в этот момент глаза наполнились слезами — горячими, обжигающими. Я больше не могла сдерживать рыдания, губы дрожали, и, едва слышно, сорвалось с них.
— Пожалуйста,не надо ...
Пара резких движений и он раздвинул мне ноги, и через несколько мгновений вспыхнула ужасная, отвратительная боль прямо внутри.
Рамсес сильнее прижал меня к полу.
Он входил в меня, туго наматывая мои волосы на кулак, словно держал меня на привязи.
Мое тело болезненно билось о холодный мрамор. Слезы безудержно катились по щекам, а пальцы сжимали кулаки до белизны — я изо всех сил пыталась унять пульсирующую боль, что раздирала меня изнутри.
Когда он закончил, мне не дали даже подняться. Абирам тяжёлым телом рухнул сверху, повторяя каждое действие Рамсеса, словно тень, нависшая надо мной. Я чувствовала, как внутри всё сжимается, а боль становится невыносимой.
Грубой хваткой он сжимал мою шею так сильно, что я начинала задыхаться. Когда я была на грани потери сознания, он отпускал, лишь чтобы тут же начать снова. Его грубые, резкие движения рвали меня изнутри, и я ощущала жгучую, острую боль, которая словно прожигала каждую клетку моего тела..
Когда он приблизился к концу, резким рывком поставил меня на колени. Тогда они втроём полностью владели моим телом — беззащитным и сломленным. Я чувствовала, как каждая часть меня теряет контроль, погружаясь в бездну боли и унижения.
В разных позах.
С ударами.
С грубостью.
Кто-то спереди, кто-то сзади — они владели каждым сантиметром моего тела.
Платье было разорвано вдоль швов, ткань пропиталась кровью. Кровь текла из носа, оставляя темные следы на щеках, а колени были покрыты жестокими ссадинами, высохшими в корки темной крови.
Тело усеивали болезненные синяки, каждый из которых рассказывал свою историю — истории жестоких ударов, оставивших незаживающие следы.
Это мучение длилось всю ночь — я едва могла дышать, а крики давно иссякли на губах, превратившись в молчаливое страдание.
Я лежала на холодном полу, чувствуя, как кровь медленно стекала по подбородку из разбитого носа. В голове гудело, тело ныло от усталости и унижения. Я закрыла глаза, пытаясь на мгновение уйти от реальности, но стены этого дома сжимались вокруг меня, словно неумолимая ловушка.
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял Халед. Его шаги были тяжёлыми, и с каждым из них меня словно вжимало глубже в пол. Он подошёл, грубо схватил меня за руку и поставил на ноги.
— Умница, — процедил он, словно я была вещью, которая выполнила свою функцию. — Они остались довольны. Продолжай в том же духе.
Я не отвечала. Просто смотрела сквозь него, в пустоту. Он сжал мою челюсть, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Помни, — его голос стал холодным, как сталь, — если будут жалобы... я отдам тебя в личное владение самому свирепому клиенту. И поверь, там ты пожалеешь, что не осталась здесь.
Он отпустил меня, как тряпичную куклу. Я упала и закрыла лицо руками. Сердце стучало глухо, как в темнице. Но внутри, глубоко под слоем страха и боли, я чувствовала — я не сломалась. Ещё нет.
На следующий день, когда я вышла в общую комнату, воздух был пропитан каким-то тяжелым молчанием, словно все ещё переваривали произошедшее. Я огляделась, и увидела Зару. Она стояла у окна, но когда заметила меня, подошла. В её глазах было что-то неопределенное, как будто она пыталась скрыть свои эмоции. Она остановилась рядом и, не выждав, пока я заговорю, спросила:
— Как ты?
Я махнула рукой, как бы сбрасывая с себя этот вопрос, и с усмешкой ответила:
— Не важно. Лучше расскажи, как ты. Почему твой отец продал тебя сюда?
Зара глубоко вздохнула, как будто собираясь с силами, и взгляд её потускнел, будто тянуло в темные глубины прошлого. Она осторожно села на край стола, оперлась локтями о колени, а её голос, когда она заговорила, был хриплым и сдержанным, как если бы каждое слово было частью боли, которую она носила слишком долго.
— Моя мама... она была хорошей женщиной, доброй и мягкой. Она была моей защитой, она... держала меня, когда мир казался слишком жестоким. Но мой отец, он был другим. Он был страшным. Ты бы видела, как он смотрел на нас с сестрой... его взгляд был полон презрения, как будто мы были лишь игрушками для его удовольствия. Он никогда не любил нас. Он никогда не любил никого, кроме себя.
Зара замолчала, ее губы дрожали, и она сжала пальцы в кулак, как будто пытаясь удержать слёзы, которые вот-вот рванут наружу.
— Когда моя мама заболела, отец не помогал. Он даже не пытался. Он был слишком занят своими делами, чтобы замечать, что творится в нашем доме. Мы с сестрой ухаживали за ней, пытались сделать всё, что могли, но... она умерла. Просто так. Без всякой помощи, без любви. Мама была хорошей, но она ушла, и всё, что осталось, — это отец и его жестокость.
Зара стиснула зубы и продолжила, почти не зная, как она это выдерживает, но слова всё равно выходили из неё:
— И потом была моя сестра, Лия... Она была моей лучшей подругой. Мы с ней были почти одно целое. Но когда отец узнал, что она собирается сбежать с одним парнем, он устроил такой кошмар... Он забрал её, запер в подвале, избивал, пока она не умерла . Я не могла ничего сделать, я была слишком мала и слишком боюсь его. И в тот момент я поняла... я поняла, что для него мы — ничто. Мы — его собственность, и если он захочет нас уничтожить, никто не остановит его.
Зара подняла голову, её глаза были полны горечи и боли.
— И вот так, в один момент, отец решил, что продаст меня. Он продал меня. Продал, как товар, как свою собственность. А я не могла сопротивляться. Я была слишком сломлена, чтобы бороться. Он сказал, что я должна быть благодарна за эту «возможность»... и вот я здесь.
Зара замолчала, её взгляд стал пустым, а тело дрожало, но она продолжала сдерживать слёзы.
— А ты почему здесь? — спросила она тихо, не решаясь поднять голос.
Я вздохнула и, стараясь не выдать трясущиеся руки, начала говорить. Каждое слово было тяжёлым, как камень, но я знала, что не могу молчать. Мой брат... Это всё он.
— Мой брат... — начала я, голос едва различимый, — он продал меня. Отправил сюда. Он думал, что так избавится от меня, чтобы я больше не мешала ему.
Я замолчала, не зная, что ещё добавить. Слова тяжело выходили из уст, а внутри меня всё сжималось. Мой брат стал чужим, человеком, который готов был отдать меня в руки этим монстрам, чтобы только избавиться от меня.
Я почувствовала, как грудь сжалась, когда заговорила о том, что беспокоило меня больше всего.
— У меня есть старшая сестра, — начала я, взглянув на Зару, чтобы она поняла, что для меня это важнее всего остального. — Амонет.
Зара внимательно слушала, её лицо стало мягким, она не перебивала, но я видела, что её глаза полны сочувствия. Я продолжила, чувствуя, как слова тяжело выходят.
— Той ночью, когда я спасла Амонет, я думала, что мы выберемся. Я не могла позволить ему — Амиру, — тронуть её. Я вытащила её из его рук, когда он пытался... — я замолчала, пытаясь сдержать эмоции, — он был таким жестоким, он не остановился бы. Я тогда думала, что всё будет хорошо, что мы уйдём. Но, как оказалось, он сказал брату, что я хотела сбежать. И из-за этого он меня продал. Всё, что я пыталась сделать, повернулось против меня.
Мои руки сжались в кулаки, и я почувствовала, как тяжело мне дышать. Я попыталась взять себя в руки, но слова вырывались слишком быстро, как будто они уже долго копились внутри.
— Я так волнуюсь за Амонет, — прошептала я, чуть смягчив голос. — Но я знаю, что ей очень плохо, и что Амир не отпустит её, как и меня... Если я не могу помочь ей, я не знаю, что будет.
Зара молча встала и подошла ко мне, обвив своими руками мои плечи. Я почувствовала её тепло и поддержку, и в этот момент, несмотря на все страдания, что мы переживали, мне стало немного легче. Я не ожидала этого, но её прикосновение было таким же искренним, как и её взгляд.
— Ты не одна, — прошептала она, как будто понимая, что мне нужно было услышать эти слова. — Мы все здесь переживаем что-то страшное, но это не делает нас слабыми.
Я почувствовала, как её руки крепче сжали меня, и в какой-то момент всё, что я пережила, вырвалось наружу. Слезы, которые я давно сдерживала, наконец прорвались. Я не могла остановиться, пока её слова звучали в моей голове. Мы обе понимали, что наши истории разрушают нас изнутри, что наши прошлые жизни — это не просто боль, а тяжёлый груз, который мы не можем сбросить.
Прошла еще одна неделя. Семь дней, семь длинных, вязких, словно мед, вечеров в этом аду. Я не считала больше, какой сегодня день. Здесь всё теряло счёт — время, надежды, имена. Я научилась улыбаться, когда нужно, и молчать, когда слёзы душат горло.
В ту ночь я проснулась от жажды. Горло пересохло, и я вышла в коридор — едва слышный шелест шагов босиком по прохладному камню. Всё было тихо... до тех пор, пока я не услышала.
Плач.
Сдавленный, тоненький. Потом — всхлипы. Потом — голос:
— Пожалуйста... пожалуйста, не надо...
Я вздрогнула. Звук доносился с конца коридора. Я не раздумывала — побежала туда. Тихо, почти бесшумно. Сердце колотилось, как бешеное.
И тут я его увидела.
Халед.
Он стоял, нависнув над девушкой, такой хрупкой, будто дуновение ветра могло сломать её. Её колени дрожали, она прислонялась к стене, цепляясь за неё руками. Лицо в слезах, глаза распухшие от страха.
— Прошу... отпустите... я сделаю всё, только не трогайте меня... — всхлипывала она, умоляюще глядя на него.
А он...
Он медленно опустил руку, схватил её за горло и сжал.
— Ты... — процедил он сквозь зубы, наклоняясь ближе, — никогда отсюда не уйдёшь.
Девушка захрипела. Её руки беспомощно вцепились в его запястье. Я замерла в темноте, дыхание пряталось где-то под рёбрами.
Халед... монстр, в человеческом обличье.
А я стояла — и знала, что если сейчас вмешаюсь, он переломает меня пополам.
Но и молчать было невозможно.
Я не выдержала.
— Оставь её! — вырвалось у меня, прежде чем я успела испугаться.
Я подбежала, вцепилась обеими руками в его руку, сжимавшую её горло.
— Халед, пожалуйста, отпусти! Она ничего не сделала! — умоляла я, чувствуя, как моё тело дрожит, но не отпуская.
Он повернул голову. Его глаза были тёмными, как ночь перед бурей. И в эту же секунду я поняла — зря.
— Заткнись, тварь! — прорычал он, и вдруг...
Удар.
Всё, что я почувствовала — резкий всплеск боли. Его кулак со всей силы врезался мне в лицо. Мир вокруг качнулся, словно меня подхватила волна и швырнула об камни. Я упала на пол, ударившись виском о край стены.
Металлический привкус во рту. Кровь.
Пульсирующая боль в скуле.
Где-то вдали — всхлип девушки. Шаги.
Но я уже не слышала, что он говорит.
Я просто лежала. Слёзы текли сами собой. От боли. От бессилия. От ярости.
Он схватил меня за волосы с такой яростью, что я вскрикнула.
— Нет! Пожалуйста... отпусти! — я пыталась ухватиться за его запястье, царапалась, сопротивлялась, но он был слишком силён.
— Заткнись! — прорычал Халед и потащил меня по коридору, будто я была мешком.
Мои босые ноги скользили по холодному полу, плечо ударилось о стену, губы дрожали не от страха — от ужаса.
— Халед... пожалуйста, не надо, прости... — я шептала, задыхаясь. — Я больше не буду...
Но он даже не смотрел на меня. Вёл, как дикого зверя.
Он распахнул скрипучую дверь в самую дальнюю комнату. Там было темно и холодно, стены голые, в углу — пыльная старая циновка. Я даже не успела понять, где я, как он с силой швырнул меня внутрь.
— Никто. В этом доме. Не смеет мне перечить, — процедил он, хватая верёвку.
— Нет, пожалуйста! — закричала я, когда он начал привязывать мои запястья к деревянной перекладине на стене. — Я больше не буду! Я молчу, слышишь? Пожалуйста!
Но он не слышал. Или не хотел.
Он завязал последний узел, убедился, что я не смогу выбраться.
Он опустился рядом с хищной, почти ленивой ухмылкой, в которой сквозила жестокость. Тень от огня плясала на его лице, подчеркивая острые скулы и холод в глазах. Пальцы коснулись моего лица — медленно, словно он изучал меня. Затем — по шее, легко, почти ласково, но в этом касании было что-то хищное, предупреждающее.
— Может, тебе нравится, когда тебя бьют? — прошептал он с издёвкой, наклонившись ближе, чтобы я чувствовала его дыхание. — А, тварь ?
Я отвернулась, пытаясь спрятать в темноту отвращение, страх — всё, что скопилось внутри. Но он не терпел молчания. Его рука резко сомкнулась на моей шее, пальцы крепко впились в кожу. Он притянул меня к себе, заставляя встретиться с его взглядом — холодным, жестоким.
— Молчишь? — голос был низким, обволакивающим, с ноткой звериного удовольствия. — Ну, значит, будешь наказана.
Он улыбнулся, будто уже предвкушая, как именно это случится.
После этих слов он склонился ещё ближе, его тело нависло надо мной, тёплое, чужое, угрожающе близкое. Я чувствовала, как напряглась каждая мышца, но он только сильнее сжал пальцы на моей шее, удерживая контроль. Его губы почти коснулись моего уха, и голос зазвучал шепотом — бархатным, но полным стали.
— Халед не принимает отказы, — прошептал он с ледяным спокойствием, в котором сквозила угроза.
С этими словами он грубо раздвинул мне ноги рывком и сорвал с меня бельё.
— Пожалуйста... не надо! — выкрикнула я, голос сорвался, с хрипотцой, дрожащий, пропитанный отчаянием.
Но он не слушал. Грубо и резко вошёл до конца, не оставляя ни капли пощады.
Горячие слёзы скатывались по щекам — бессильные и тихие. Я больше не кричала. Закрыв глаза, словно в темноте могла спрятаться от всей этой боли и ужаса, я лишь позволила губам дрожать, а дыханию сбиться. Я перестала сопротивляться — это было бесполезно.
Я плакала. Терпела.
Каждая секунда тянулась вечностью, каждая его близость была словно удар — резкий и болезненный.
Его движения были грубыми и бесчувственными. В них не было ни капли нежности — только власть и сила. Боль пронзала всё тело, острая и резкая, как лезвие, разливаясь по каждому нерву, будто я горела изнутри.
Он сжимал мою шею, и, ухмыляясь, ускорял темп.
Я закусила губу, моля богов лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось..
Когда он закончил, его дыхание стало ровным, словно ничего и не случилось. Он встал, не замечая моих слёз и дрожащего тела. С чувством завершённости вытер руки и не спешил уходить. Его взгляд был холоден, как лёд.
— Останешься тут до завтра, — сказал он, голос спокойный, без малейшего намёка на сочувствие. — Утром тебя заберет Нури, а вечером у тебя клиенты.
Он обернулся, не давая мне времени на ответ, и вышел, оставив меня в комнате, где только тьма и боль были моими спутниками.
