part 8
— Иван, ты уже, полагаю, достаточно взрослый парень, поэтому я могу себе позволить... И благословить вашу свадьбу, — граф Валентин говорил серьезно, слегка нахмурив брови и чеша бороду
— Что? Какую свадьбу благословить? Отец? — а у Вани глаза на лоб полезли. Ему опять говорят о женитьбе...
— Ваш с Дарьей предстоящий брак конечно.
— Чего? Папа, ты же знаешь, что я не хочу. Я против! Я... Зачем мне сейчас женитьба?
— Не перечь отцу! Я лучше знаю, что тебе нужно. Сказал: свадьба, значит, свадьба! Завтра идешь делать Дашеньке предложение. Ослушаешься — я тебя повешу собственными руками!
— Но...
— Никаких но! Не спорь со старшими, юнец, — граф говорит строго и громко, а у Вани в глазах слезы скапливаются.
Он выбегает из кабинета чужого быстро и мчится к Серёже, что всё также сидит на лавке в хлеве, чуть успокоившись.
Но сердце у кудрявого снова ныть начинает, когда к нему Ваня прибегает, врываясь в объятья и в плечо куда-то всхлипывая громко.
— Иваш... Ну ты чего? Что случилось? — спрашивает Серёжа, отстраняя тело от себя и держа его за плечи.
— Свадьба, Серёж, свадьба. Я... Завтра должен сделать Кудановой предложение. Отец сказал: ежели не сделаю, не жить мне. Я не хочу, Сереж! Не хочу! — и его Сиятельство снова плачет слезами, кристально чистыми. А для Серёжи это тоже удар под дых новый. Второй за день. Такой же болезненный.
— Ничего, Вань... Справимся. Придумаем что-нибудь. Ты только не плачь, тебе не идут слезы, — целует сначала в макушку, по спине поглаживая. Затем в глаза смотрит, слезные дорожки большим пальцем стирая. Заставляя юного графа улыбнуться сквозь слезы и вновь в объятьях разомлеть.
В спасительных объятьях. Ведь каждому сейчас тяжело.
***
Ранним утром он приезжает к замку Кудановых. На коне белом, в красивой рубахе резной. Он сходит с коня, поклон родителям Дарьи даря и ближе к деве подходит, становясь на одно колено.
— Дарья, я очарован Вашей красотой. И думаю, что мы как никто друг другу подходим. За этим я сюда и прибыл. Сегодня я предлагаю Вам свою руку и сердце. Согласны ли вы… — слова даются с трудом, а на месте девушки он Серёжу представляет. "Почему же всё так" мысль в голове единственная, но она на слезы выводит, а это совсем не то, что нужно сейчас.
— Да! Я согласна! — дева улыбается ярко и в ладоши от счастья хлопает. Ивану тошно.
— Я очень рад. Дабы отпраздновать это событие, приглашаю вас к нам в замок сегодня на вечерний бал, моя будущая жена, — он выдавливает из себя улыбку и поскорее уезжает обратно. На душе стелится неприятное чувство. Хочется просто увидеть Серёжу.
***
Снова музыка льется из пианино. В большом зале аристократичные разговоры и люди. На медленном танце Ваня приглашает Дарью на танец. Та отвечает охотно.
У неё сегодня платье красивое, пышное, как и обычно. Но Ваня не впечатлен. Ваня снова кладёт руки на талию и кружит девушку в танце.
— Ты же понимаешь, что это не моё желание? Даш, ты же это понимаешь?
— Понимаю, Иван. Но, обещаю, я вас не огорчу. Да и как там говорится, стерпится— слюбится. Я же говорила, что ты будешь моим, — ехидничает, улыбаясь коварно, как Ване кажется.
— Но я даже близко не твой, — и Иван уходит прочь из концертного зала, как только медленный танец подходит к концу.
Ему нужен он. И пара минут времени.
***
— Серёжа! Вот ты где.
— Что-то стряслось?
— Да, думаю, этот бал нам стоит провести вместе, — и Ваня хватает чужую руку, уводя в свои покои.
Комнату тускло освещает лампочка и стоящая на столе свеча. Бессмертных заводит Сережу в покои, усаживая на кровать, а после запирает комнату на замок.
Он поворачивается обратно, подходя к кудрявому юноше, и притягивает его ближе. И смотрит. А после Ваня подаётся вперед, сминая прохладные уста своими горячими и посылая тысячи мелких разрядов по телу.
Серёжа тяжело выдыхает, когда Ваня аккуратно взбирается на его колени и продолжает целовать каждый миллиметр чужой кожи.
Пешков в конце концов падает на кровать, разбрасывая по атласному постельному белью светлые кудряшки. Он чувствует, как Ваня усаживается сверху, как на пробу проходится по чужому паху, как кладет его руки себе на талию и глазками по комнате бегает, лишь бы в карие глаза не смотреть и не смущаться.
Серёжа руками проникает под кафтан. Сердце его в грудной клетке колотится безобразно быстро, а руки по спине водят. Ваня снова по паху проезжается, трение создавая и ощущая твердость чужого тела. Он дышит сбивчиво от вожделения. Руками тянется к штанам своим, снимая. И почти сразу же оказывается снизу, под крепостным.
И Ваня кафтан снимает с себя всё-таки, постепенно кожу молочную оголяя. Позволяя взору Пешкова падать на веснушчатые плечи и просвечивающие вены.
— Какой же ты прекрасный!.. — он шепчет восторженно и с себя рубаху стягивает, оставаясь в панталонах одних.
— Прекрасней только ты, — отвечает, руку чужую в свою беря и вкладывая в нее стеклянный флакон с соком алоэ вера, который для процесса бы очень пригодился.
Ваня кладет ладонь на щеку с чуть отросшей щетиной и заставляет посмотреть в глаза. В большие зеленые глаза, что смотрят сейчас с безграничной нежностью, доверием и теплом. Что ему сейчас доверяют себя.
— Пусть мужеложство — это и грехопадение настоящее, но мне всё равно. Я ради тебя готов в любых грехах свою душу марать, даже не замаливая их после. Ты важнее чистоты души и праведности, — юноша говорит тихо, но в глаза всё ещё смотрит с той же самой нежностью, что все чувства, его, сейчас переполняющие, передают.
— Любить не грех, Вань. Ты сам ведь искушение в людском обличии. Самое желанное, самое правильное. И я в искушение это пал ещё в первый день, — Сережа отвечает ещё тише, целует руку и пряди русые, взмокшие назад зачесывает. Смотрит на него в ответ точно также.
— Падший в искушение, говоришь? — кивает, — мы оба падшие, Серёж. Оба. И я никогда об этом не пожалею, — и снова целует, сплетая языки, пока Сережа руками по телу водит, оставляя толпы мурашек.
А потом отстраняется головой на подушку пуховую падая и сжимая пальцы на ногах, чувствуя, как палец в одну фалангу входит.
Сережа плечи целует, чтобы от ощущений отвлечь, и дышит шумно. С ума сойти. Прелестный граф Иван, завидный жених, прямо сейчас, в разгар бала, отдается Серёже. Впервые для них обоих.
Он не замечает, как Ваня начинает дышать прерывисто, как внутри уже три пальца скользят, как зрачки глаз зеленых затуманиваются.
— Прошу тебя, — слетает с губ, и губы эти тут же накрывают. Сережа целует совсем медленно, осторожно. Он сминает губы и оттягивает прядки волос, сразу обратно их зачесывая.
— Наверное, мне лучше будет сделать так? — Иван в смущении становится на четвереньки и краснеет ещё больше, — только не говори ничего, — просит и мелко дрожит от желания. Он сильно обольщен.
А у Сережи внутренности скручивает от такой картины. Ваня перед ним сейчас такой открытый и уязвимый, такой податливый и .... Это чувство бы красками масляными запечатлеть, мазками аккуратными по цвету, полностью атмосферу передающими. И повесить это на гвоздик в музее.
Он пальцами подрагивающими оглаживает бедра. Ловит прозрачную каплю алоэ вера, стекающую, и высвобождает себя от одежды полностью.
Он входит плавно, чувствуя, как внутри сжимают, как Ваня утыкается лицом в подушку и стонет сдавленно, как колени его норовят разъехаться.
Осторожный толчок заставляет поддаться бедрами вперед и промычать в подушку.
— Я хочу тебя слышать, — говорит тихо, на самое ухо, прикусывая мочку, улыбаясь и делая ещё одно движение. Тихий стон слетает с губ, и этого достаточно, чтобы снова вовлечь их в поцелуй.
А дальше руки в легком треморе водят по телу. Они оглаживают бедра, выводят созвездия из веснушек, рисуют непонятные символы на спине. И любят.
Ваня любит в ответ и губы приоткрывает на каждый толчок отвечая. Он в негу проваливается, сам поддается вперед и губы искусанные кусает снова до крови. Чтобы другие их потом залечили.
— Немыслимо... — шепот на грани слышный и блеклые капли на животе впалом. Взмокшие волосы и дыхание тяжелое. Приятная нега.
***
Ваня ютится на чужом плече, обнимая. У Вани глаза сияют.
— Сереж, а мы пойдем гулять?
— Гулять? Пойдем, если моё величество хочет, — он улыбается, потихоньку с постели вставая и рубаху накидывая.
— Ну, я хочу, — у Вани щеки снова румянцем покрываются, но улыбка с лица не сходит.
И они идут гулять. Он вылазят через всё то же окно и идут по вечерней улице. Там стемнело давно, только фонари освещают редкие. А на улице ни души нет. Возле поместья Бессмертных все ещё кареты стоят и лошади с повозками. Музыка, веселье и разговоры. Сейчас двух юношей искать точно никто не будет.
Поэтому Ваня хватает за руку. Поэтому он улыбается ярко. Поэтому в глаза чужие смотрит он с теплотой необходимой. Поэтому снова принимает веточку сирени с чужих рук, вдыхая сладкий запах.
Куст сирени постепенно осыпается. Но это не значит, что Пешков перестанет дарить ему цветы. Он заслуживает и миллиарды других цветов тоже.
А Даша смотрит на это всё тихо, из-за забора выглядывая. Смотрит и бранится.
— Так вот ты, значит, чей, Ванечка. Ну ничего, скоро ты точно только моим станешь...
______________________________________
Кто-то в комментах спрашивал про порнушку вчера? Получите распишитесь)) лю