Глава 5: Умей идти на жертвы
За эти два дня подготовки я услышала очень многое об особняке Фарнезе. О нем ходит неприлично много слухов. Каждый торговец, глашатай или просто сплетник слышал о нем и сам становился разносчиком домыслов. Стоило мне подойти к прохожему с легкомысленным вопросом: «А что там говорят о...», как на меня тут же обрушивался шквал чужих страхов, фантазий и рассуждений. В таком обилии информации очень трудно отыскать золото.
Особняк находится в трех часах езды на поезде от Таранто и является центром всех самых ужасающих и кровожадных домыслов в регионе.
Семья Фарнезе — это целые поколения крупнейших феодалов всего Королевства. Теперь понятно, почему даже к выбору горничной они подходят с такой строгостью. Неудивительно, что в семейном гнезде таится много темных тайн и ведутся серьезные деловые переговоры.
Кто-то говорит, что в особняке Фарнезе каждые выходные проходят жертвоприношения, а другие считают, что их семейка — простые извращенцы. Но мне, если честно, без разницы, едят они баранину или человечину и чем занимаются в воскресенья.
Главное, что у меня будет крыша над головой, своя кровать и еда по расписанию, а еще я смогу скрыться от надоедливых жандармов. И ради этого я готова рискнуть. Если что — просто сбегу оттуда. Не будут же меня силой держать.
Может, для кого-то такие риски слишком страшны и неоправданны. Но для ребенка, выросшего в Цитадели, для девочки, учившейся у проституток и шпионок, такая перспектива совершенно безобидна. А где сейчас вообще безопасно? Как будто в городе нет сумасшедших или чокнутых.
Так, солнечным утром воскресенья я вышла из поезда на конечной остановке и, поправив сумку на плече, двинулась по указателю вперед. Мне предстояло пройти десять километров пешком.
Волосы непривычно развевались от легкого дуновения ветерка, и шею продувало. Я подняла руку и зажала в ней через чур короткую прядь волос.
«Чертова Розалинда», — думаю, вышагивая по пыльной длинной дороге среди бесконечных сосновых боров. — «Не могла отрастить себе волосы?»
Я обожала свои волосы. Они были моей гордостью. Длинные и густые, они ярко блестели на солнце и отливали шоколадом. Я обожала распускать их и ощущать приятную тяжесть, чувствовать мягкие кончики своей поясницей.
Хотя в основном я забирала волосы в косу, чтобы не мешались. Тогда из них выглядывала мамина заколка.
Но с новой личностью пришли и новые обязательства. В паспорте Розалинды была ее фотография. И изображенная девушка была совершенно не похожа на меня. Но, раз цвет кожи и форму губ я изменить не могу, пришлось действовать по-другому. Ее короткие непослушные волосы стали моими.
Щурюсь от палящего солнца. Подол голубого платья покрылся легким слоем пыли. Сумка с вещами, которыми я обзавелась на деньги Розалинды, оттягивает плечо. Пытаюсь отрепетировать свою речь.
— Добрый день, синьора. Меня зовут Розалинда Бруно. Мне двадцать три года.
Морщусь недовольно. Поверят ли они этой лжи? Порой люди с трудом могут дать мне мои восемнадцать, что уж говорить о двадцати трех.
— Я из Монтемезолы. Уехала оттуда семь лет назад вместе с мужем. Последние три года работала в ресторане «Вита». Есть сын, в деревне остались родители. Хочу помочь им закрыть долги, поэтому...
Сердце защемило. Как же я ненавижу притворяться кем-то другим, но только это и делаю. Вся моя жизнь — одна сплошная ложь. Я, кажется, уже и забыла, каково это — быть Мартиной Инганнаморте, восемнадцатилетней девушкой, обычной сиротой.
Но я еще никогда не заходила так далеко. Если раньше чужие личины и придуманные образы накладывались на меня на несколько часов, а с заходом солнца спадали, то сейчас мне предстояло притворяться кем-то как минимум месяц, если не больше. Это немного пугает.
«Сто семьдесят лир в месяц», — напоминаю себе. От этого камень на душе становится чуть легче.
Через час моя скорость заметно поубавилась. Указатель на деревянной табличке, глядя вперед, заявлял, что половина пути уже пройдена.
Я устало выдохнула и стерла со лба проступившую испарину. Июльское солнце нещадно палило землю и тех несчастных, которым не повезло оказаться под его прицелом. Каждый раз, когда из соснового бора вырывался легкий ветерок и будоражил мое вспотевшее тело, я вздрагивала и чувствовала облегчение.
Но все-таки я люблю лето. Его бесконечные солнечные дни, распускающуюся зелень провинций, лавандовые поля, огромные благоухающие сады с цветами жасмина, вербены и каштанами. Летом и без того чудесная Италия превращается в настоящий рай, полный жизни, ароматов и тепла.
Я люблю затейливое журчание водоемов, блеск озерной глади, отражающийся в бесконечных каналах Таранто закат. Люблю мягкий настил зеленой травы, щекочущей босые ноги, разноцветную густую листву деревьев, сладкий запах магнолий. Словом, именно летом наступает пик жизни, и я как никогда сильно осознаю, насколько она прекрасна.
Через полчаса на границе с горизонтом, затерявшиеся среди бесконечных лесов и полей, показались черные шпили, резко контрастирующие с яркой беспечностью природы. Я всмотрелась вдаль, не отрывая глаз от особняка Фарнезе, который становился все больше с каждым сделанным мною шагом.
Словно черное бельмо, особняк возвышался меж густой кроной деревьев и скрывал за собой голубое небо. Он выглядел так, словно очутился здесь случайно. Темный и хмурый, особняк неприветливо глядел на меня в ответ.
Вскоре я оказалась перед железными коваными воротами. Они возвышались на несколько метров вверх, угрожающе сверкая острыми пиками. Золотые вычурные вставки блестели на полуденном солнце, затейливые узоры складывались в картину.
За забором оказалась будка смотрителя. Мужчина средних лет, поглаживая колючие короткие усы, вышел из своего укрытия и внимательно рассмотрел меня.
Под его пристальным взглядом я съежилась. Было что-то пугающее в этих холодных безэмоциональных глазках, спрятанных под широкими густыми бровями.
На худощавом теле мужчины был синий костюм, какой обычно носят привратники. На руках — серые от грязи перчатки, а во рту — тонкий окурок.
— Здравствуйте, синьор, — поборов смущение, первой начинаю разговор.
— Добрый день, — учтиво отвечает он. — По какому поводу пожаловали?
— Я горничная, пришла на собеседование.
— Кхм, — мужчина то ли задумался, то ли закашлялся. Он почесал морщинистый подбородок. — У вас есть приглашение?
Я запустила руку в карман сумки и выудила оттуда сложенное втрое письмо. Оно успело замяться и потерять свой презентабельный вид, какой полагается иметь всему, что принадлежит семье Фарнезе.
Смотритель подошел к воротам и забрал у меня бумажку. Внимательно вчитавшись в ее содержание, он некоторое время что-то бубнил себе под нос. Потом перевел взгляд прищуренных глаз на меня.
— А документы?
Я, чуть помедлив, достала из сумки паспорт и сунула его в руки сторожу.
— Розалинда Бруно... — проговорил он задумчиво. — На фото вы симпатичнее.
— Беременность сказалась, — вспыхнув, ответила я.
«Чертова Розалинда!»
— Ясно...
Мужчина отдал мне бумажки и взялся за железные ставни. Ворота с протяжным скрипом-криком отворились, запуская меня внутрь территории Фарнезе.
— Добро пожаловать, мадемуазель, — на французский лад и растягивая гласные проговорил сторож.
— Грацие, — приподняв подол, манерно опускаюсь в реверансе и захожу внутрь.
Наконец, я очутилась в месте, наполненном слухами и домыслами, загадками и тайнами. Примерив на себе чужой образ, я обрекла себя на самую крупную ложь в своей жизни и поставила на кон все. Но приз в случае победы слишком велик. И ради него я готова рискнуть.