17
Я действительно настроена решительно и не собираюсь отступать, падать в обморок или каким-то другим способом показывать, что я не готова.
Наконец, пояс его штанов оказывается достаточно расслабленным для того, чтобы я могла запустить туда руку, либо начала раздевать его, стягивая одежду с его крепких, состоящих из одних только мышц, ягодиц. Я ещё не понимаю, как будет удобнее и комфортнее.
И, конечно, все равно горю, хоть и стараюсь себя убедить, что ничего такого не совершаю.
Я все равно нещадно и очень сильно сгораю со стыда.
В темноте не видно, уговариваю я себя раз за разом, чтобы не покраснеть ещё сильнее. В темноте не видно, не видно, не видно...
Его... орган так сильно напряжен, хоть Егор сказал, что очень пьян, видно на это не влияет. И мне, несмотря на выпитый мною алкоголь, немного боязно увидеть его снова, да ещё так близко от своего лица.
Но я должна.
Мне... придется взять его в рот, а дальше... двигаться губами по нему? Трогать его одновременно с этим? Как именно? О боже, как парням вообще может такое нравиться...
Но делать нечего, я сама захотела, и... сосредотачиваюсь исключительно на его, хорошо видно, насколько сильно возбуждённом, пахе.
Последний раз выдохнув, словно перед прыжком, я запускаю руку ему в штаны, скользя пальцами по его плоскому рельефному животу, и...
Вдруг чувствую на своём запястье крепкий, горячий захват.
Замираю лишь на секунду и тут же хочу продолжить движение, но рука в кольце его пальцев не сдвигается ниже ни на сантиметр.
— Егор, — бормочу я и вскидываю на него глаза.
Он всё ещё прожигает меня горящим, каким-то болезненно лихорадочным взглядом.
— Егор...
— Не хочу сейчас, — произносят его губы, а рука стискивает моё запястье ещё сильнее, причиняя ноющую пульсирующую боль.
— Но...
Может я и не слишком опытная в этих вопросах, точнее, совсем не опытная, но я же вижу, как у него напряжен. Этого никакой одеждой никак ему не скрыть.
— Сядь рядом со мной и обними меня, — говорит Егор, а я не знаю, радоваться мне его просьбе или, наоборот, опасаться ее.
Но, в любом случае, конечно, решаю не спорить.
— Раз ты так хочешь...
Неловко поднимаюсь с колен, едва осознавая, насколько они у меня сейчас дрожат, одновременно с этим потираю запястье, которое он, почти сразу, едва начинаю свой подъем, отпускает. Сажусь.
Решаю, что недостаточно близко, а потому чуть сдвигаюсь, чтобы сделаться ещё чуть ближе к нему. Соприкосаюсь с его ногой своим бедром и коленом.
Егор делает последний глоток и отставляет опустевшую бутылку куда-то на пол. Снова откидывается на диване. Запрокидывает голову назад и полностью закрывает глаза. Шнурок на его штанах всё ещё расслаблен, а сами они сидят низко на бедрах. Мне видно края его фирменных боксеров.
И он не собирается ничего с этим делать.
— Обними, — просит он одними губами, но не меняя прозы и не открывая глаз.
Я поддаюсь к нему и неловко обнимаю.
Сердце колотится очень сильно, во рту пересыхает, руки плохо слушаются меня.
— Я пьяный, пиздец, — говорит он, а я молчу, оглушенная новым витком нашей с ним близости.
Он горячий. Он напряжённый и расслабленный одновременно. Он притягательный и очень хорошо пахнет. Немного непривычно из-за ноток табака и спиртного, от этого он кажется взрослее и недоступнее. Меня это ещё сильнее притягивает, и я прижимаюсь к нему крепче.
Мне настолько нравится его обнимать, что сердцебиение становится неконтролируемым. Голова кружится ещё активнее и ощутимее. Я сильнее поддаюсь к нему и прислоняюсь щекой к его груди. Слушаю биение сердца.
— Теперь скажи, что любишь меня, — просит Егор, и я откликаюсь, не раздумывая ни секунды.
— Я люблю тебя, — говорю я, стараясь справиться с жаром, что ударяет в районе солнечного сплетения и начинает заполнять всю грудную клетку.
— Не очень расслышал, повтори.
— Люблю, — повторяю смелее, всё ещё не уверенная, что правильно его понимаю.
Я с удовольствием, но... зачем ему мои дурацкие признания, в то время, как его тело желает совершенно другого? Да и сам он говорил прямым текстом, что другое...
— Ещё... хочу... повтори ещё...
Я тянусь к нему всем телом и приближаю губы к его уху.
— Я люблю тебя, Егор, и мне кажется, что буду любить всегда, — говорю ему самую чистую правду.
Думаю, расстопить его так чуть-чуть, но он вдруг отталкивает меня и тихо смеётся. Все так же не открывая глаз и не меняя своей расслабленной полулежащей позы.
— Круто, мне нравится. Надеюсь, твой муж не будет против, что ты сначала изменила ему с другим. А потом буквально вешаешься на шею и готова сосать член и глотать сперму чужого мужика.
— Я не замужем, — тут же вспыхиваю я, в одно мгновение слетая с небес на землю и даже отстраняясь от него.
Но все же нахожу в себе силы пояснить.
— Я... уехала с той свадьбы сразу же после тебя и больше никогда, ни разу за эти месяцы не виделись с Володей. Нас развели даже без нашего присутствия.
А в голове бьётся только... он не знал, не знал, не знал...
Как минимум, его брат мог бы ему рассказать. Ведь именно его юристы проводили необходимую процедуру. Но... не сказал... отчего-то не посчитал нужным...
— Я думала, ты знаешь...
— Не интересовался, — прилетает от Егора и больно ударяет меня под дых. — Как-то пофиг уже было. Да и сейчас... наскучило... Не хочешь свалить отсюда?
Я вспыхиваю и подскакиваю на диване.
Егор открывает глаза, но не я его сейчас интересую. Он тянется за диванной подушкой. Берет ее, кидает в изголовье, а потом ложится, вытягиваясь на диване во весь рост.
— Вали давай обратно в комнату, Бельчонок, и ложись, наконец, спать, — говорит он.
Закрывает глаза и вот уже он... он... отворачивается от меня.
— Но... — произношу беспомощно, всего лишь одними губами.
Стою над ним, не зная, что мне предпринять...
— Можно...
Вдох, выдох.
— Егор, можно я... с тобой полежу, — вдруг приходит решение и моё сердце выпрыгивает, когда он, хоть ничего не отвечает, но чуть сдвигается при этом к стене.
Я быстро ложусь и лежу так, обмерев и не двигаясь, несколько долгих, тянущихся мучительно, секунд.
А потом... я поворачиваюсь к нему и в каком-то необъяснимом порыве обхватываю его за плечи. Утыкаюсь носом между его лопаток.
И я...
— Егор, мне очень жаль, что я тогда... — начинаю шептать я, но слова застревает в горле невысказанными.
Егор вдруг разворачивается и меня, я даже моргнуть не успеваю, как меня перекидывает через него. Секунда , и я отказываюсь лежащей на спине, зажатая между ним и спинкой дивана, а его рука опускается на мою талию.
— Заткнись и спи, если не хочешь, чтобы я тебя придушил, — цедит Егор и я замираю, как мышка, теперь уж точно, абсолютно точно от охватившего всю меня страха ни жива, ни мертва.
Егор же, наоборот, кажется, что расслабляется. Закрывает глаза и начинает медленно размеренно дышать.
Я лежу и тоже дышу. Дышу, дышу, дышу...
Пока сама не проваливаюсь в тягучий, беспокойный, но одновременно с этим отчего-то умиротворяющий, тревожный, но вместе с тем расслабляющий, глубокий и без сновидений, сон.
* * *
— Специально для тех, кто не следит за временем, фотосессия начинается ровно через час.
Бодрый голос Марты Сергеевны острым ножом врезается в мой мозг заставляет вздрогнуть и разлепить веки в недоумении.
И ужаснуться от понимания, что мы с Егором полураздетые лежим в обнимку на одном из общественных диванов, возле которого валяются пустые бутылки из-под коньяка.
Слава богам, Марты Сергеевны здесь нет, хоть ее голос прозвучал очень и очень близко.
Заглядывала? Увидела? А потом приняла решение не афишировать этот момент и быстро ретировалась в холл?
О боже, боже, боже...
Я чувствую, как заливаюсь краской жгучего неумного стыда.
В отличие от меня, Егор продолжает крепко спать, все ещё обнимая меня за талию и уткнувшись носом в моё оголенное, из-за съехавшего вниз ворота футболки, и покрытое мурашками плечо.
И ещё... наши бедра практически соприкасались, я тоже обнимала его. Моя ладонь в момент пробуждения, и это совершенно определенно, лежала на его заднице.
И Марта Сергеевна, если она, конечно, заходила, увидела всю картину целиком. Что мы напились, и... и...
— Егор, фотосессия через час, — бормочу я, пытаясь его разбудить.
Не получается, он лишь крепче притягивает меня к себе.
— Егор, пожалуйста.
Ахаю, когда его ладонь начинает сползать по моему животу ниже, юркает под шортики с трусиками и накрывает мою промежность.
— Егор, Егор...
Он открывает глаза, и они оказываются прямо напротив моих.
Я замираю, не дыша.
— А, это ты, — говорит он.
Тут же убирает руку, а потом отстраняется, отталкивается от дивана и садится, повернувшись ко мне спиной. Ведёт плечами, ерошит свои непослушные светлые волосы.
— Фотосессия через час, — говорю я и тут же выпаливаю то, что очень меня беспокоит. — И Марта Сергеевна, кажется, видела нас.
— Да пофиг, — отзывается Егор и тут же поднимается с дивана. Начинает, наконец, поправлять свои штаны. — Видела и видела. У нее самой есть взрослый сын, так что я думаю, она в курсе, что парням иногда нужно трахаться для здоровья.
— Но я...
— Что такое, Бельчонок? А, переживаешь, что она может подумать о тебе? Ну, мне кажется, этот вопрос не должен волновать тебя с того момента, как ты согласилась стать моей личной персональной шлюхой.
— Я не... — задыхаюсь, тоже вскакивая. — Всё не так. Не так, совсем не так...
— А как?
Я молчу и отворачиваюсь.
Он подходит ко мне со спины, прижимается и крепко сжимает ладонями мои плечи.
— Согласилась. Именно с такой формулировкой, какую я озвучил. И я, как ты тоже в курсе, принял твое предложение. Дай мне свой номер и после работы я скину тебе, когда и где хочу тебя трахать.
Я закусываю губу, чтобы не расплакаться.
— Или передумала и мне подыскать на эту роль кого-то другого?
Голос ровный. Мне кажется, ему без разницы, что я сейчас скажу. Действительно, реально глубоко все равно на мой ответ.
Утром, на свежую голову все видится в несколько ином свете, чем ощущалось ночью, когда он, будучи сильно пьян, просил повторять раз за разом, что я его люблю. Особенно после того, как спросонья он перепутал меня с какой-то другой девушкой. И все же, все же, все же...
Я отрицательно мотаю головой.
— Н...нет, не передумала.
— Хорошо, — медленно тянет Егор и начинает легонько массировать мои плечи.
Это было бы очень приятно, если бы не ужасный разговор, создающий с этими касаниями сильный и ощутимый диссонанс.
И все же невольно прикрываю глаза, а с моих губ срывается тихий стон удовольствия. Позволяю себе расслабиться хоть немного и представить, что мы настоящая влюблённая пара. Как раньше, как когда-то...
— Номер я сменила, — бормочу я на рваном чувственном выдохе. — Я... тебе сейчас его скажу.
* * *
А когда я, вместе с другими девчонками, стою уже накрашенная и переодетая и жду своего, уже второго по счёту, второго выхода перед камерой мне приходит от него смс.
«Я выбираю место, ты — позу».
И тут же новое.
«Здесь, среди скал, когда все разойдутся».
Я вздрагиваю, но не успеваю найти глазами Егора, как приходит новое смс.
«?».
Боже, он ждёт мой ответ, думает, что стану отвечать.
Я достаю зеркальце и проверяю, чтобы щёки у меня не покраснели. Да, слой макияжа приличный, но они так сильно горят. И это ещё Марта Сергеевна делает вид, что не она разбудила нас с утра и не допустила, чтобы мы с Егором опаздали и сорвали съёмку. Ведёт себя абсолютно естественно и непринуждённо, ровно так, как и всегда.
«?» прилетает очередное, но я не знаю, что на него отвечать.
Судорожно шарю взглядом по лицам, пока, наконец, не встречаюсь глазами с ним.
И таким нестерпимым жаром с ног до головы окатывает, так невозможно удушающе прожигает всю меня насквозь.
— Валя, твой выход, — дёргает меня за плечо кто-то из девчонок. — Ты что, уснула что-ли?
— А... да... да... — поспешно отвечаю я.
Срываюсь и чуть ли не бегом бросаюсь к нашей сегодняшней локации, красиво разбросанным вдоль побережья огромным черным валунам.
И каждую секунду, пока проходит съемка, я ощущаю на себе чуть насмешливый безжалостный взгляд зелёных глаз.
Я понимаю, совершенно отчётливо, что, в отличие от вчерашней ночи, сегодня никаких поблажек для меня он не сделает.
— Егор, я... хочу лицом, — выпаливаю я и, наоборот, сильнее сжимаю ягодицы. — Пожалуйста, лицом...
Хочу, чтобы он видел, понимал, что он со мной, а не просто... с кем-то из очередных своих легкодоступных девушек.
Но я опаздала. Он... он уже вошёл, и теперь нанизывает меня на себя.
— Поздно, Бельчонок, — говорит он, выскальзывая из меня и снова входя в меня до упора.
Смазка, выделившаяся, благодаря его ласкам, позволяет ему делать это легко и беспрепятственно.
— В следующий раз, озвучивай чуть раньше. В идеале, сразу же, когда я у тебя спрашиваю.
И всё же он перестает двигаться и насаживать.
— Тебе больно?
Он замирает во мне и ждёт моего ответа.
Я же...
Мало что уже соображаю.
Он там, там, там... Его ладони на моей талии, но сейчас начинают скользить по моей, прогнутой для него, обнаженной спине. Сейчас он не двигается и ждёт.
Но он... он-всё-ещё-находится-во-мне.
Он во мне...
Его член раздвинул складки и вошёл глубоко, он внутри меня. Снова внутри меня...
И всё же я в не настолько сильном шоке, в каком прибывала в первую нашу близость, когда совсем не могла расслабиться от стыда, поэтому я стараюсь сконцентрироваться на своих ощущениях.
— Нет, — говорю я, взволнованная приятным, я бы сказала, что очень приятным, хоть и таким непривычным чувством наполненности. — Мне... не больно.
— Хорошо.
Он возвращает ладони на мою талию, крепко сжимает и снова начинает неторопливо двигаться во мне.
Меня вдруг охватывает необъяснимое, но очень острое, буквально пронзающее всю насквозь, чувство удовольствия. Такое мощное, кажущееся сродни эйфории.
О боже!
С каждой секундой эта эйфория нарастает, нарастает и нарастает.
А уж когда его пальцы снова ложатся на мой клитор...
— О боже, Егор, о боже, боже, боже...
Если бы я могла впиться в поверхность камня ногтями и расцарапать ее, я бы это сделала.
Мне кажется, я никогда ещё не испытывала столь яркого чувственного удовольствия.