Кровавая ночь
Стражи вошли в руины, факелы в их руках трещали, бросая огонь на древние камни. Их было двадцать, тяжёлые шлемы блестели, мечи и копья звенели в руках. Они пришли за мной. Мои ученики — Бел-шар, женщина-ведьма, солдат и купец — дрожали. Они шептали:— Нас предали... мы погибнем...Но я поднял руку, и голос Нихилуса прорезал ночь сквозь мои уста:«Nolite timere. Haec nox erit initium. Sanguis eorum fiet sigillum vestrum.»(Не бойтесь. Эта ночь станет началом. Их кровь станет вашим печатанием.)
Стражи увидели нас и закричали:— Во имя великой Иштар! Сдавайтесь, отступники! Они двинулись внутрь, окружая нас. Я шагнул вперёд, и печать волка на груди вспыхнула, будто чёрное пламя. Я взял меч. И он сказал:«Gladius non solum ferrum est. Est os tuum, est furor tuus.»(Меч — не просто железо. Это твоя кость, твоя ярость.)Первый удар был быстрым. Я пронзил горло воина, и тьма, что текла во мне, хлынула в его рану. Кровь не просто вытекала — она горела чёрным светом. Остальные закричали. Солдат из моего культа, ещё дрожащий, поднял копьё и вонзил его в бок врага. Женщина подняла руки — и её голос стал визгом ветра, факелы у стражей погасли. Мы остались в темноте. Только я видел ясно — глаза мои сияли красным пламенем. Я двигался, как зверь. Лезвие резало плоть, кости трещали. Один за другим они падали, и каждый их крик был молитвой моему владыке.
Бел-шар упал, но не от страха. Он схватил воина и перегрыз ему горло, как дикий пес. Его лицо залило кровью, и он кричал:— Я свободен! Я свободен! Когда последний страж был повержен, мы стояли среди трупов. Их кровь текла по песку, образуя потоки, впитываясь в землю. Я поднял руки и закричал:«Anḥma vocjo! Blōþus fluitat! Abyssus aperitur!»(Я призываю души! Кровь течёт! Бездна открывается!)Тьма сгустилась над нами, и из неё вырвался вой. Волчий вой. Все упали ниц, кроме меня.«Vidisti? Nunc es lupus eorum. Duces in noctem.»(Ты видишь? Теперь ты их волк. Веди их в ночь.)С того дня наш культ уже не был тайным кружком рабов и изгоев. Мы стали братством крови. Мы стали силой, которая убивала и оставляла за собой только пепел и страх.
Слух о «чёрных волках», что вырезали целый отряд стражи, разнёсся по городу. Жрецы дрожали, но пока молчали. Они не знали, кто мы такие, но знали — это рождалось что-то древнее, что-то страшнее их богов. И в ту ночь, когда мы умывались кровью врагов, Нихилус сказал мне:«Hoc initium est. Multae urbes cadent. Multa saecula transibunt. Et semper eris tu, et ego in te.»(Это только начало. Многие города падут. Много веков пройдёт. И всегда будешь ты, и я в тебе.)И я понял: Моя душа больше не принадлежала мне.