Игрушка Смерти

Тёмное помещение. Металлические решётки. Запахи запекшейся крови, гноящихся ран, плесени и сырости смешались в адскую удушающую смесь. Хочется сбежать, но вот он здесь — стоит прямо в центре этой комнаты, и просто ждёт.

— Ну же! Давай! Покажи мне, насколько я могу доверять тебе! — противный голос с шипящими нотками раздаётся прямо над ухомом и, кажется, от этого его только больше начинает мутить — Ты же не думал, что мы на слово поверим «золотому мальчику Дамблдора»? — невесомые прикосновения длинных костлявых пальцев ни на каплю не делают ситуацию лучше — Тебе бы всё равно однажды пришлось доказать чистоту своих намерений. Так почему бы не сделать это прямо сейчас?! — Поттер не видит ухмылку на лице Тёмного Лорда, но чувствует, как она проскальзывает меж его слов.

— Он наслаждается сложившейся ситуацией. Насколько же он безумен? Сумасшедший ублюдок! — мысленно проклинает его бывший «Герой», даже не заботясь о легилименции, которую без труда могут применить к нему, но тут же едва сдерживается, чтобы не вскрикнуть и не упасть в руки к этому самому монстру.

К их ногам бросают нечто, раньше бывшее человеком. Кажется, пытали его долго. Нет ни одного живого места. Единственное, что отчётливо выделяется — бледно рыжие волосы, покрытые слоем жира, грязи и всё той же подсохшей крови.

— Рон — на грани слышимости всё же выдыхает Поттер, глупо надеясь, что его догадка не верна. Однако обманывать себя бессмысленно, он уже знает к чему всё идёт.

— Как чудесно — где-то рядом, совсем как маленькая, хлопает в ладоши Беллатриса — какая прекрасная встреча! Тебе так не кажется? А? Потти? Разве ты не рад? Вы же союзники, лучшие друзья — она ещё больше растягивает безумную улыбку, которую Гарри хочет стереть с её лица.

— Действительно, БЫВШИЕ — подмечает он холодно — Вижу, вы узнали у него все, что могли, так зачем вам я?

— Добить. — Тёмный маг не просто отвечает на вопрос, он приказывает. И он ждёт, чтобы вынести вердикт: мгновенная смерть или полноправное вступление в ряды ПСов.

Поттер уже поставил на кон слишком много, свернул на эту кривую дорожку. Провалиться сейчас — непозволительная роскошь. Но одна ошибка, одно неверное движение, и весь план на эту чертову жизнь может осыпаться прахом. Он не хотел быть «злодеем», не хотел быть убийцей, не хотел быть на стороне монстров, от чьих рук погибло столько дорогих ему людей…

Информация всегда стоила дорого, и он слишком давно уяснил: тот, кто владеет ей, владеет миром. Он никогда не будет готов платить за неё, но всегда заплатит. Ведь тот мальчишка, который так слепо поверил в сказку и всё ещё считал, что его жизнь с появлением в ней магии тоже станет волшебной, погиб, разбившись о суровую реальность.

— Одна сохранённая жизнь, может стоить тысячи — Он не уточняет о чём говорит, а его и не спрашивают. Рука нервно дёргается, и из палочки вырывается зелёный луч Авады.

Рон был предателем, был фальшивым другом, приставленным Дамблдором, чтобы следить за ним и направлять на путь «истинный», но он никогда не хотел мстить за это, и уж точно не хотел лишать того жизни, но здесь и сейчас это никого не волнует.

Рон Уизли мёртв, а Гарри Поттер вновь просыпается в холодном поту.

Он не хочет думать, не хочет вспоминать, но искалеченное сознание продолжает из раза в раз подкидывать одни из самых травмирующих моментов. Кошмары, являющиеся воспроизведением его прошлых жизней, сами по себе ужасны, но именно эта линия, где он хотел изучить врага изнутри, и в результате использовать знания в следующих перерождениях, отличалась особой жестокостью.

Здесь не щадили никого: ни женщин, ни детей, ни союзников и уж точно ни самого «героя». Это был настоящий ад, пропитанный террором и диктатурой, который, в конечном счёте, привел к гибели всего магического мира Британии. И это не удивительно — ни одной здравой идеи чуть меньше, чем за 20 лет.

А чего он в принципе ожидал от безумца? Чуда? Или может просветления?

Да, черт возьми.

Том Реддл казался ему более менее адекватным и вменяемым, но не Волдеморт. Он был бездушен, жесток, и временами сам не осознавал своих действий. Может виноваты эти чёртовы крестражи… А может Гарри Поттер изначально был наивным идиотом, стремящимся найти что-то хорошее даже там, где этого нет…

— Хватит — на грани слышимости выплёвывает юноша в пустоту, прежде чем из-за двери раздаются раздражённые голоса Дурслей. — Пожалуйста, хватит… — Он зарывается в подушку и впервые хочет предать самого себя. Рука уже тянется к тумбочке, но он одёргивает её. Там нет палочки, там нет тумбочки, там нет ничего. Он вновь у Дурслей, ему снова десять.

Выходить из единственного укромного места совсем не хотелось, как и видеть насмехающегося над ним Дадли, чувствовать прожигающий взгляд Вернона и слышать вечно недовольный голос Петунии. Это было нормой по отношению к нему, но такое поведение лишь больше действовало на нервы и вызывало усталость.

Во всей этой круговерти, он радуется и тому, что хотя бы первую свою жизнь он прожил относительно нормально: в неведении и до самой старости; с любимой женой и чудесными детьми, с хорошей работой и в уютном доме. «Мечта, а не жизнь» — казалось ему тогда. Затем темнота, и карточный домик рухнул.

Он перерождался столько раз, и каждый новый круг, казалось, был хуже предыдущего. Его могло забросить в самое пекло войны или в один из самых спокойных дней Хогвартса. Смерть оказалась настолько любезна, что не забыла и о прошлом, в котором ещё не существовало ни Гарри Поттера, ни его родителей, ни проблемы в лице Волдеморта. После таких весёлых скачек он смог запомнить себя и младенцем, и юношей, и стариком.

Парень тряхнул головой, отбрасывая прочь мрачные мысли и прохудившееся одеяло. На место сумбурных картинок пришло жуткое воспоминание, теперь же ставшее сном. И к сожалению или к счастью оно было не худшим.

Гарри на автомате прошёл на кухню, и не услышал ни единой подколки со стороны кузена. Зажёг плиту, приготовил завтрак, накрыл на стол, и только сейчас осознал, что что-то не так. Все, кто были в столовой, смотрели на него иначе. В обычно надменные и презирающие взгляды просочился едва заметный страх, источник которого Поттер так и не смог определить. Гарри не использовал магию, не говорил и даже не слушал их. Так что, чёрт возьми, он сделал не так?

Вдаваться в эту историю ему совсем не хотелось. Он лишь мельком окинул родственников уставшим взглядом и пожелал приятного аппетита прежде, чем ушёл выполнять остальные обязанности по дому. Ещё одна порция, которую он, скорее по привычке, приготовил для себя, так и осталась одиноко стоят на плите. Здесь ведь никому нет дела, будет он есть или нет.

Однако Дурсли одновременно выдохнули и приступили к завтраку лишь тогда, когда мальчишка перешёл к саду. Это был совсем не тот ребёнок, которого бесцеремонно подкинули им под дверь и который жил с ними почти 11 лет. Казалось, перед ними кукла с совершенно пустыми глазами. В них не было ни страха, ни волнения, ни даже ненависти или отвращения, которыми он бывало награждал их, сам того не осознавая. А все движения его словно были отточены не пятью годами работы по дому, а десятками.

— Я закончил — послышалось буквально через пол часа. Петуния даже не заметила, как он подошёл, но почувствовала, как по коже пробежали мурашки, от тона, который не выражал ничего. — Могу ли я попросить вас кое о чём?

Женщина кивнула, готовая согласиться на всё, лишь бы побыстрее избавиться от, казалось, нависшей над ней угрозы. Она не могла понять, в какой момент этот ребёнок стал пугать её больше, чем обычно, но находиться с ним в одной комнате становилось невыносимо.

— Я хотел бы сегодня прогуляться по Лондону, а для этого мне нужны деньги. Не могли бы вы одолжить немного? — Гарри не собирался скрывать, что он гораздо старше, чем выглядит, по крайней мере, перед этой семьёй. Он всегда был здесь лишь изгоем общества, ненормальным ребёнком. Так зачем распинаться? Пусть уж лучше поставят ещё одну галочку в списке о его ненормальности, чем он будет снова прилагать бесполезные усилия, чтобы опровергнуть это.

Хотя, если подумать, то их отношение к нему не так уж и необоснованно.

Раз — ребёнок, которого просто спихнули на их плечи тогда, когда в доме уже был один младенец.

Два — это ребёнок Лили — сестры Петунии; женщины, которая никогда бы не бросила своё чадо, если бы только не случилось что-то действительно серьёзное.

Три — помимо того, что ребёнок — это напоминание об умершей сестре, так он ещё и волшебник. Логично опасаться того, что в мгновение ока может уничтожить не только себя, но и всё, что его окружает. Удивительно уже то, что эти люди не избавились от него, как только обнаружили на пороге дома. Стоит ли потом отблагодарить их за это?

Он смотрел на тётю и видел, как Петуния старается унять дрожь пальцев, пока тянется к бумажнику, пока достаёт пару купюр и протягивает их своему никчёмному племяннику. Гарри хочет пролезть к ней в голову и узнать, что же побудило их оставить волшебного ребёнка у себя, а в последствии использовать, как бесплатную рабочую силу, но не решается. Легилименция слишком сложная вещь, а он боится повредить сознание этой женщины. Пока маг не будет уверен, что сейчас владеет этим видом магии на том же уровне, что и в прошлых жизнях, он ни за что не использует её.

— Будь дома к шести. — доносится до его слуха, вырывая из не самых приятных мыслей. — Я не хочу, чтобы Вернон узнал об этом. — Женщина поднимается со своего места, брезгливо оглядывая свою ношу. — и… подожди здесь.

Петуния скрывается на втором этаже. Там, кажется, что-то со скрипом открывается, падает на пол. А Гарри просто пытается понять, что происходит, когда тётя вновь спускается к нему и протягивает сложенные ровной стопкой вещи.

— Я покупала их для Дадли, но, кажется, ошиблась в размерах. Сама не понимаю, как такое произошло.

Парень приходит в себя только спустя пару секунд, и уже вслед уходящей женщине кидает спешное — Спасибо. Он впервые получает что-то от Петунии. Без криков, без взрыва эмоций. Действительно ли это тот мир, в котором он прожил не одну сотню лет?

Спустя ещё пару минут пребывания в прострации, Гарри переводит взгляд на стопку в руках: простая белая футболка, синие джинсы и фланелевая зелёная рубашка. Одежда оказалась новой, совершенно не потрёпанной, и, что особенно странно, подходящей ему по размеру.

— Неужели этот мир слетел с катушек вместе со мной? — всё ещё не веря в происходящие, спрашивает парень у пустоты и, переодевшись, покидает дом.