Друзья. Взрослая магия

Министерство магии в этот день напоминало переполненный котел с бурлящим зельем - коридоры кишели волшебниками, пергаменты с важными указаниями летали по воздуху, а где-то вдалеке раздавалось характерное "поп!" - очередной чиновник спешил на совещание, используя аппарирование. По стенам скользили тени сов, доставлявших срочные сообщения, а из-под дверей кабинетов доносились обрывки разговоров о новых поправках к Уставу о разумном использовании магии.

Гермиона шла по коридору Отдела магического правопорядка, автоматически отвечая на приветствия коллег, но её мысли витали далеко от рабочих дел. В руках она сжимала папку с документами так крепко, что уголки пергаментов начали сворачиваться сами собой.

Скорпиус.

Мальчик не был похож на Драко. В его взгляде не было привычного малфойского высокомерия, того ледяного блеска, который заставлял первокурсников Хогвартса шарахаться в сторону. Его голубые глаза были... теплее. Мягче.

Материнскими?

Гермиона сжала папку ещё сильнее, и один из документов с негодованием вырвался наружу, улетая к потолку.

"Вернись!" - мысленно приказала она, но пергамент лишь задорно закружился под потолком, явно наслаждаясь своей свободой.

Кто же его мать? Почему её нет рядом?

Эти вопросы преследовали её уже пару дней, с того самого момента, как она увидела Скорпиуса в доме Драко. Она даже (совершенно случайно!) проверила архивы Министерства - никаких записей о браке или разводе.

"Тебе не следовало зацикливаться на этом," - строго сказала себе Гермиона, ловя улетевший документ заклинанием Акцио. "В конце концов, что меняет то, что у Драко есть ребёнок? Вы с ним - ничего. Просто одна пьяная ночь. Одна... очень горячая, очень неловкая, очень..."

— Эй, Гермиона!

Она вздрогнула так сильно, что случайно превратила пойманный пергамент в стаю бумажных журавликов, которые тут же разлетелись в разные стороны. Гарри стоял в дверях своего кабинета, ухмыляясь во весь рот.

— Ты как в трансе, — заметил он, ловко ловя один из журавликов и возвращая ему первоначальный вид. — Всё в порядке? Или опять Малфой довёл тебя до такого состояния?

— Что? Нет! — Гермиона почувствовала, как её щёки вспыхнули, будто её ударили заклятием. — Просто... рабочие вопросы. — Она поспешно собрала остальные документы и подошла к нему, стараясь выглядеть максимально непринуждённо. — А у тебя что-то срочное?

Гарри закатил глаза и отступил в кабинет, жестом приглашая её войти.

— Ну, если не считать того, что Джинни снова подала иск на квартиру в Лондоне... — он вздохнул и провёл рукой по своим вечно взъерошенным волосам, от чего они стали выглядеть ещё более неистовыми. — Говорит, что раз мы купили её вместе, то она имеет право на половину. Хотя я её полностью выплачивал после развода.

— Опять? — Гермиона нахмурилась, машинально поправляя мантию. — Но вы же уже всё уладили.

— Джинни считает иначе, — Гарри пожал плечами, но Гермиона заметила, что в его глазах появилась какая-то новая лёгкость, которой раньше не было. — Ладно, хватит о грустном. Как твои дела?

— Обычно. Работа, бумаги... — Она замялась, глядя, как один из бумажных журавликов, которого она не успела поймать, устроился на люстре и явно собирался там жить.

— Скучно, — Гарри усмехнулся, и в его улыбке появилось что-то подозрительное. — Может, тебе тоже стоит завести кого-то, чтобы разбавить рутину?

— Что? — Гермиона почувствовала, как её уши снова начали нагреваться.

— Шучу. Хотя... - Он загадочно ухмыльнулся и достал из ящика стола коробку с шоколадными лягушками. — Я вот, кажется, нашёл способ не сойти с ума от одиночества.

Гермиона прищурилась, изучая его лицо.

— Это что, намёк?

— Может быть. — Гарри бросил ей шоколадную лягушку, которая тут же попыталась сбежать, но угодила прямо в её чашку с чаем. 

В голове тут же всплыло десяток имён, но ни одно не казалось достаточно вероятным.

— Ты невыносим.

— Зато тебе теперь есть о чём подумать. — Он рассмеялся, но вдруг его взгляд стал серьёзнее. — Кстати, ты тогда пропала после бара. Всё нормально?

Гермиона почувствовала, как кровь снова приливает к щекам.

— Да, просто... устала. Пошла домой.

— О-о-о, "пошла домой"? — Гарри поднял бровь. — Одна или...?

— Гарри!

— Ладно, ладно, не кипятись. — Он поднял руки в защитном жесте, но ухмылка не исчезла.

В этот момент из-за его спины раздался голос:

— Поттер, у тебя есть отчёт по последнему делу?

Гермиона замерла.

Из кабинета вышел Драко Малфой, держа в руках папку. Увидев её, он едва заметно замедлился, но тут же взял себя в руки.

— Привет, Грейнджер.

— Привет, — Она кивнула, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.

Гарри, похоже, ничего не заметил.

— Вот, держи. — Он протянул Драко ещё одну папку. — Всё проверено.

— Отлично. — Драко взял документы и, бросив на Гермиону короткий взгляд, развернулся к своему кабинету.

Гарри повернулся к ней, явно довольный собой.

— Ну что, догадалась, кто моя загадочная особа?

Гермиона резко перевела взгляд на него. Её мысли спутались. 

— Что?

— Брось, — быстро сказал Гарри, но в его глазах читалось лукавство. — Кстати... Малфой стал гораздо терпимее с тех пор, как мы работаем вместе.

Гермиона закатила глаза, делая вид что тема Малфоя ей совсем неинтересна. 

— Просто подумай — если даже я могу с кем-то встречаться, то уж ты-то точно не должна сидеть в одиночестве.

Она хотела ответить, но тут её окликнули из другого конца коридора.

— Грейнджер! У нас срочное совещание!

— Иду! — Она бросила Гарри последний взгляд. — Этот разговор окончен.

— О, я не уверен. — Он ухмыльнулся.

Гермиона ушла, но чувствовала на себе чей-то взгляд.

Она обернулась.

Драко стоял в дверях своего кабинета и смотрел на неё.

И в этот момент её осенило.

"Ты её знаешь".

Неужели...

Но нет, Гарри не мог... Не мог же он...

Ей нужно было срочно разобраться в этой загадке. Неужели новая девушка Гарри - бывшая Малфоя и мать его ребенка?

Но сначала — пережить совещание. И перестать думать о Малфоях. 

***

Дом семейства Патил-Лонгботтомов стоял на окраине небольшой волшебной деревушки, вдали от шумных дорог, но достаточно близко к Хогвартсу, чтобы Невилл мог в любой момент сбегать проверить свои теплицы. Это был не огромный особняк, а уютный двухэтажный дом с каменными стенами, увитыми плющом, и деревянными ставнями, которые сами собой открывались навстречу солнцу.

Крыша была покрыта тёмно-зелёной черепицей, а над дверью висел медный колокольчик в форме мандрагоры – подарок от учеников Невилла. Если к нему прикоснуться, он издавал не звон, а... лёгкий писк, будто маленькое растение только что проснулось.

Гермиона зашла в уютный дом с коробкой свежих круассанов и бутылкой игристого (на всякий случай). Едва переступив порог, она едва не споткнулась о разбросанные игрушки и мчавшегося ей навстречу пятилетнего Арчибальда — старшего из тройни Падмы.

— Тётя Ми! — Арчибальд вцепился в ногу Гермионе с силой, достойной молодого грабли-захвата (это такое растение, которое цепляется за всё подряд — Невилл вывел его специально для игр). Его огромные карие глаза, точь-в-точь как у Падмы, смотрели на неё с мольбой. — Мама сегодня злая!

Из кухни, словно из глубины пещеры разгневанной горгоны, донесся голос Падмы:

— Я не злая, я усталая, — пауза, — хотя если вы сейчас же не прекратите, стану и той, и другой.

Гермиона, мастерски балансируя с пакетом круассанов в одной руке и сумочкой в другой (в которой, кстати, тихо позвякивали три пузырька с успокоительным зельем), осторожно отлепила от себя маленького "прилипалу" и переступила порог кухни. Картина, открывшаяся её глазам, заслуживала места в музее современного искусства под названием "Материнство — это ад, но с хорошим кофе".

Падма сидела за столом, похожая на прекрасную, но слегка потрёпанную статуэтку богини родительского долготерпения. Одной рукой она подпирала голову, которая, судя по всему, весила сейчас как минимум как шар для боулинга, а другой пыталась налить себе кофе из волшебного кофейника, который сегодня почему-то решил вести себя как непослушный гиппогриф — жидкость вытекала то струйкой, то фонтаном, а то и вовсе пыталась убежать обратно в носик.

На полу разворачивалось эпическое сражение. Двое маленьких детей устроили "битву волшебных палочек", в роли которых выступали две деревянные ложки. Причём ложки явно были зачарованы — они оставляли за собой искрящиеся следы и периодически издавали звуки, похожие на миниатюрные взрывы.

— Привет, — Гермиона осторожно поставила круассаны на единственный свободный угол стола, стараясь не задеть "защитный круг" из разлитого молока и рассыпанных хлопьев, которые, кстати, медленно ползли друг к другу, образуя какие-то руны. — Похоже, я вовремя.

Падма подняла на неё взгляд, в котором смешались благодарность и мольба о скорейшей смерти.

— Ты ангел, — она потянулась к бутылке с розоватой жидкостью, которая стояла рядом с сахарницей.  — Открываем сейчас же.

Гермиона подняла бровь, разглядывая бутылку с подозрительно искрящимся содержимым.

— Уже... в девять утра?

— После ночи, которую я пережила, это считается лекарством, — Падма мрачно налила два фужера, один из которых тут же превратился в хрустального единорога, но продолжать держать жидкость. — Причём по рецепту мадам Помфри.

Гермиона осторожно присела на стул (который вежливо пододвинулся под неё, но при этом недовольно хрустнул — видимо, тоже устал) и взяла предложенный фужер-единорога.

— Что-то случилось?

Падма сделала глубокий глоток, закрыла глаза, и когда открыла их снова, в них читалась вся скорбь женщин их рода, начиная с прапрабабушки, которая, по семейным преданиям, однажды превратила своего мужа в кактус на месяц за то, что он забыл их годовщину.

— Невилл не ночевал дома.

Гермиона замерла с бокалом на полпути ко рту. Рядом на полу младшие дети как раз устроили особенно мощный "заклинательный взрыв", в результате которого обе ложки-палочки превратились в маленьких змей и тут же заползли под холодильник.

— ...Ой.

— Мама сказала плохое слово! — прокричал средний трехлетний сын, поднимая с пола единственную уцелевшую ложку, которая теперь нервно дрожала.

— Какое? Дом? — удивилась Гермиона, отвлекаясь от новости, которая определённо заслуживала более детального обсуждения и, возможно, ещё одного бокала волшебного "лекарства".

— Ночь, — серьёзно пояснил мальчик. — У нас нельзя говорить «ночь», только «тёмное время».

— Э...Понятно, — Гермиона кивнула с видом эксперта по детским табу.

— В общем, — Падма отхлебнула шампанского, оставив на бокале след помады цвета "Ярость феникса", — Мой любимый муж вчера пропал после работы. Не ответил на сову. — Она показала пальцем на окно, где сидела обиженная сова, демонстративно повернувшаяся к ним спиной. — И явился сегодня утром  в той же одежде. И пахнущий... чем-то между эльфийской травой и хомячьей клеткой.

Гермиона приподняла бровь, попутно пытаясь спасти чашку кофе от младшего сына Падмы, который явно считал, что в неё нужно добавить "чего-то блестящего" из своей коллекции.

— И... что он сказал?

— Что «задержался с коллегами», — Падма закатила глаза так выразительно, что они на мгновение стали похожи на лунные камни. — Коллегами, Гермиона. Невилл... у которого единственный друг на работе — это фикус в углу кабинета!

— Ну... может, правда задержался? — Гермиона осторожно предложила, одновременно отбирая у малыша пузырёк с блёстками, которые почему-то начали шевелиться.

— В ботанической оранжерее? В два часа ночи?

— Может, у них там... э... эксперименты? — попыталась шутить Гермиона, представляя, как Невилл и его "коллеги"-растения проводят полуночный симпозиум.

— Если следующий ребёнок Невилла окажется растением, — Падма хлопнула ладонью по столу, отчего все ложки на столе дружно подпрыгнули и выстроились в ряд, как испуганные первокурсники перед Снейпом. — Я его сама пересажу в горшок. И поставлю на балкон. Зимой.

В этот момент Арчибальд, до этого молча ковырявшийся в коробке с круассанами (и умудрившийся изваляться в шоколаде так, что стал похож на маленького шоколадного тролля), вдруг поднял голову:

— Папа сказал, что был у дяди Дина.

Тишина повисла настолько густая, что даже шампанское в бокалах перестало пузыриться. Падма и Гермиона переглянулись, будто только что услышали, что профессор Помона Спраут выиграла конкурс "Мисс Вселенная".

— Дин Томас? — уточнила Гермиона, мысленно перебирая все известные ей причины, по которым Невилл мог проводить ночь с Дином.

— Ага! — Арчибальд радостно закивал, рассыпая вокруг себя крошки. — Они ели вкусные кексы.

— Какие ещё кексы?! — Падма впилась взглядом в сына, и её глаза вспыхнули таким опасным блеском, что даже волшебные блёстки в воздухе замерли.

— С зелёным вареньем. — Мальчик улыбнулся, демонстрируя зубы, выкрашенные шоколадом в подобие вампирской улыбки.

Падма медленно закрыла лицо руками, а её новое кольцо (подарок Невилла на последнюю годовщину) вдруг ожило и начало метаться по пальцу, как испуганная ящерица.

— ...Это была марихуана, да? — её голос прозвучал так мрачно, что даже кофейник съёжился. — Мой муж торчал с Дином Томасом.

Гермиона, пытаясь спасти ситуацию, неуклюже пошутила:

— Ну... могло быть и хуже.

— ХУЖЕ?! — Падма уставилась на неё, и её взгляд мог бы испепелить даже дементора.

— Мог быть Драко Малфой, — брякнула Гермиона и тут же пожалела, когда её собственные щёки вспыхнули ярче, чем Падма в день, когда узнала, что беременна третьим.

Падма фыркнула, и через секунду они обе уже смеялись так, что из глаз брызнули слёзы, а шампанское в бокалах начало пузыриться с тройной силой, выпуская в воздух розовых пони, которые тут же растворились с тихим "поп!".

— Ладно, допустим, он правда был у Дина, — Падма выдохнула, вытирая слёзы. — Но почему он не предупредил?

— Потому что он Невилл, — философски заметила Гермиона. — Он, скорее всего, просто забыл, что жена — не кактус, и ей нужно сообщать, если он не приходит ночевать.

— Мама, а что такое «торчал»? — спросил трёхлетний мальчик, внезапно проявивший интерес к взрослому разговору.

Гермиона и Падма переглянулись в панике.

— Это когда папа застрял у дяди Дина, — быстро сказала Гермиона, одновременно пытаясь незаметно стереть с лица ребёнка шоколад, который почему-то теперь был везде.

— А что такое мари... мариу...

— Новые круассаны! — Падма резко перевела тему, сунув детям по выпечке, которая тут же ожила и начала убегать, заставляя детей гоняться за ней по кухне.

— Ура! — дети тут же забыли о вопросах и бросились в погоню, оставив после себя след из крошек и смеха.

— Видишь? — Гермиона улыбнулась, наблюдая, как Арчибальд пытается поймать свой круассан с криком "СТООООП, ВКУСНЯШКА!". — Всё не так страшно.

— Может, и так, — Падма вздохнула, но уголки её губ дрогнули. — Но если он вдруг завёл любовницу, я его закопаю в той же оранжерее. И удобрений не дам.

— Справедливо, — кивнула Гермиона, попутно спасая свою сумочку от среднего сына, который явно решил, что там спрятаны ещё вкусняшки.

— Мама, а что такое «любовница»? — спросил опять мальчик, но уже с полным ртом (и, кажется, с куском круассана в носу).

Падма, не моргнув глазом, выдала:

— Это когда папа очень любит свои растения.

— Ага! — Арчибальд важно поднял палец, покрытый джемом. — Он их гладит. И поёт им песни! Вчера я слышал!

— ...Вот и всё, теперь мои дети будут думать, что их отец изменяет мне с кактусом, — Падма опустила голову на стол.

Гермиона рассмеялась и долила ей шампанского. 

— Главное — не волнуйся. Невилл не способен на измену.

— Потому что он Невилл?

— Потому что он боится тебя.

Падма наконец улыбнулась.

— Ладно, ладно... Но если он вдруг притащит домой тот самый «кекс с зелёным вареньем»...

— Тогда я лично помогу тебе его закопать, — Гермиона торжественно подняла бокал. — И принесу лопату.

— Договорились.

Дети, тем временем, уже облепили Гермиону, требуя «волшебных фокусов» (то есть простых заклинаний, которые заставляли ложки летать). Одна из ложек, кстати, только что устроилась на люстре и явно не собиралась спускаться.

И хотя в доме царил хаос (где-то на полу мирно спал перекормленный круассаном плюшевый гиппогриф, а из раковины доносилось бульканье, похожее на песню), Гермиона подумала, что это идеальное утро. Особенно когда в дверях появился сам Невилл — перепачканный землёй, с цветком за ухом и виноватой улыбкой, которая говорила: "Я принёс тебе новое растение, дорогая!"

Падма только вздохнула и налила ему стакан лимонада. Ведь какой смысл злиться, когда твой муж — это Невилл Лонгботтом, чья любовь к растениям иногда граничит с безумием, но делает его тем, кого ты любишь?