Проблемы воспитания разновозрастных детей

Возможно, неровное блюдце и ржавые монеты действительно были полезны, и учитель каким-то образом предвидел эту сцену. Во всяком случае, он выглядел хорошо подготовленным.

С полузакрытыми глазами Мучунь чжэньжэнь поднялся на помост, полностью игнорируя тихую болтовню своих непослушных учеников.

— В качестве сегодняшнего утреннего занятия я хочу, чтобы вы вместе со мной прочитали священные писания «О спокойствии и безмятежности».

Священные писания «О спокойствии и безмятежности» сильно отличались от чудесных текстов «О спокойствии и безмятежности», о которых говорил Верховный достопочтенный Владыка Лао (1). Это был лишь бессвязный, повторяющийся монолог, который, по всей вероятности, составлял сам учитель. Большая его часть оказалась непонятна.

(1) 太上老君(tàishànglǎojūn) — даос. Верховный достопочтенный Владыка Лао (образ Лао Цзы в религиозном даосизме).

Вероятно, чтобы показать ясность и спокойствие максимально отчетливо, Мучунь чжэньжэнь при чтении растягивал каждый слог на два. Этот протяжный говор почти душил его, в результате чего после каждой последней фразы голос учителя вибрировал. И без того непонятные слова учителя звучали вычурно. Все это делало учителя похожим на безумную лаодань с поджатыми губами (2).

(2) 老旦 (lǎodàn) — лаодань, роль старухи или пожилой героини в китайской опере. Женские персонажи пекинской оперы именуются дань.

Очень скоро у Чэн Цяня сильно зазвенело в ушах, да так громко, что сердце ушло в пятки. Мальчик невольно забеспокоился, что учитель задохнется, если продолжит в том же духе.

В конце концов, Мучунь чжэньжэнь запыхался и замолчал. Он неторопливо отхлебнул из чашки, чтобы смочить горло, и Чэн Цянь поежился. Мальчик с нетерпением ждал высоких рассуждений наставника, но вместо этого снова услышал до тошноты протяжный голос Мучунь чжэньжэня.

— Хорошо, давайте прочтем еще раз, — затянул старик.

Чэн Цянь промолчал.

Вдруг кто-то бесцеремонно похлопал его по плечу. Кто бы мог подумать, что дашисюн возьмет на себя инициативу первым заговорить с ним?

— Эй, малыш, — сказал Янь Чжэнмин. — Подвинься в сторону и освободи мне место.

Дашисюн был самым драгоценным сокровищем клана Фуяо. Если он просил освободить место, Чэн Цянь не мог пойти против его воли.

Хватило одного лишь взгляда, чтобы стоявший поблизости слуга с радостью пододвинул молодому господину «кресло красавицы» (3). Янь Чжэнмин откинулся на спинку и нагло закрыл глаза, ничуть не стыдясь присутствия учителя, а затем и вовсе задремал под грохочущую «тишину» писаний.

(3) «Кресло красавицы»: своего рода традиционная китайская скамейка со спинкой, повторяющей изгиб талии красавицы. В подобных креслах путаны нередко принимали гостей в чайных домиках.

Понаблюдав некоторое время, Чэн Цянь обнаружил одно из достоинств монстра и по совместительству его дашисюна — он не храпел во сне.

Но, похоже, все присутствующие уже привыкли к такому поведению. Пока дашисюн бесстыдно дремал, второй шисюн сошелся с четвертым шиди, и даже сговорился с Чэн Цянем, беспрестанно подмигивая ему.

Из четырех учеников только Чэн Цянь с терпением относился к своему учителю. Его снисходительность и суровость всегда четко граничили между собой, но вместе с тем сочетали в себе верность и педантичность. Во всем этом хаосе именно он сидел неподвижно, как гора, и заканчивал «обычное утреннее чтение». Только благодаря ему урок окончательно не превратился в монолог. Чэн Цянь следил за своим учителем с начала и до конца утренних занятий.

Увидев, что Чэн Цянь не обращает на него никакого внимания, Ли Юнь закатил глаза и, явно задумав что-то, вытащил из рукава маленькую фарфоровую бутылочку. Он потряс ею перед Хань Юанем, прошептав:

— Знаешь, что это?

Стоило Хань Юань взять ее в руки и открыть, как из фарфорового горлышка вырвалась ужасная, умопомрачительная, вонь. Зловонное облако тут же окутало Хань Юаня. Даже сидевший позади Чэн Цянь не избежал его печальной участи.

— Это волшебная вода, она зовется «Золотая Жабья Жидкость». Я сам ее сделал, — самодовольно сказал Ли Юнь.

— В этой воде что, вымачивали жабьи лапки? — презрительно фыркнул Чэн Цянь, не отвлекаясь от чтения священных писаний, декламируемых учителем.

Хань Юань зажал пальцами нос и вернул так называемую «волшебную воду» Ли Юню. Изнывая от зловония, он спросил:

— Для чего она?

Ли Юнь ухмыльнулся, скомкал лежавший на столе лист бумаги и капнул на него несколько капель своей волшебной воды. Капли тут же впитались, в миг превратив скомканную бумагу в живую жабу.

В мире было великое множество зверей и птиц, и почему Ли Юнь выбирал для игр только жаб?

Чэн Цянь начал понимать, почему дашисюн смотрел на второго шисюна, как на дерьмо.

Ли Юнь поднял глаза и встретился взглядом с Чэн Цянем. Недобро усмехнувшись, он ткнул жабу кисточкой и сказал, указывая на Чэн Цяня:

— Иди к нему.

Жаба заквакала и прыжками направилась к мальчику. Но на полпути ее поймала тощая рука. Учитель незаметно приблизился к ученикам, и пойманная им жаба снова превратилась в обычный бумажный шарик.

— Снова твои фокусы, — Мучунь чжэньжэнь вздохнул, словно все еще цитировал священные писания. — Да у тебя талант, сяо Юнь.

Ли Юнь показал ему язык.

— Раз так, то теперь ты будешь читать священные писания для своих шиди, — произнес учитель.

Ли Юню не оставалось ничего другого, кроме как, подражая высокому голосу евнуха (4), продолжить декламировать писания «О спокойствии и безмятежности». Так продолжалось, по крайней мере, дюжину раз, пока учитель не смилостивился и не остановил его, положив конец бесконечным мучениям.

(4) Считалось, что в древнем Китае, когда мальчиков кастрировали, они становились похожими на девушек, у них менялся и голос (становился тоньше) и фигура.

— Я описаюсь, если он снова начнет читать, — с дрожью прошептал Хань Юань.

Чэн Цянь продолжил сидеть неподвижно, сделав вид, что не знаком с ним.

Проведя в покое больше часа, их учитель, наконец, просиял, сказав:

— Спокойное чтение должно сопровождаться активным движением. Все вы, следуйте за мной. О, Чэн Цянь, разбуди своего дашисюна.

Чэн Цянь не ожидал, что на него обрушится такое несчастье. Он повернулся и посмотрел на юношу в белом, затем собрался с духом, протянул руку и ткнул его пальцем в плечо с таким видом, словно дотронулся до пламени. «Это учитель попросил меня разбудить тебя, не вымещай на мне свой гнев», — взволнованно подумал Чэн Цянь.

Но дашисюн, похоже, спал так сладко, что даже не рассердился. Он открыл глаза и уставился на Чэн Цяня, после чего глубоко вздохнул и выполз из кресла. Вяло махнув рукой, Янь Чжэнмин сказал:

— Я понял... можешь идти первым.

Наполовину проснувшийся молодой господин Янь, по всей видимости, находился в лучшем расположении духа, чем прежде. Его красивые глаза затуманились, а персиковый взгляд (5), остановившийся на Чэн Цяне, смягчился.

(5) Глаза, по форме напоминающие лепестки цветов персика.

Лицо его разгладилось, и юноша спросил:

— О, еще кое-что. Как тебя зовут?

— ...Чэн Цянь.

— О, — Янь Чжэнмин равнодушно кивнул. По сравнению с его нескрываемым отвращением к Ли Юню и тем, как он вел себя с Хань Юанем, стремясь закрыться от него, отношение к Чэн Цяню можно было считать достаточно вежливым.

После этого «о» Янь Чжэнмин больше не обращал на него внимание. Он прикрыл зевок рукой и сидел неподвижно, ожидая, пока его служанка Юэ-эр расчешет ему волосы.

Однажды Чэн Цянь заподозрил, не был ли его изнеженный дашисюн на самом деле духом павлина с разноцветным оперением. Но, увидев подобную картину, он отбросил все предположения — в таком случае, даже настоящий павлин неизбежно стал бы голозадым двуногим монстром.

У дашисюна были густые волосы. Это доказывало, что он, возможно, являлся каким-то совершенно немыслимым зверем.

Во дворе к ним подошел слуга и обеими руками передал Мучуню деревянный меч.

Чэн Цянь и Хань Юань сразу воодушевились. Они росли, слушая истории, в которых бессмертные путешествовали по небу на летающем оружии. Несмотря на то, что Чэн Цянь пал жертвой священных книг, он все еще оставался маленьким мальчиком. В его сердце, хотя он этого и не признавал, жила тоска по легендарным силам, призывающим ветер и дождь.

Деревянный клинок источал всю тяжесть веков. Создание пилюли бессмертия, священные писания, способность вспомнить свои предыдущие воплощения, предсказание судьбы по звездам и даже создание амулетов... В мире мальчиков ничто из этого не могло сравниться по привлекательности с мечом.

Что такое Небесное Бедствие и Вознесение, если даже великолепный подвиг — взобраться на облака и оседлать туман, уступил место легендам, где пронзительно холодное лезвие могло дугой пронестись по четырнадцати областям.

Мучунь чжэньжэнь пошевелил хилыми руками, потряс ногами и медленно вышел на середину двора. Он был тощ, как увешанный одеждой шест.

Полный ожиданий Хань Юань тут же озвучил то, что Чэн Цянь постеснялся спросить:

— Учитель, ты собираешься научить нас пользоваться мечом? Когда мы сможем получить оружие?

Мучунь усмехнулся:

— Не волнуйся, для тебя у меня тоже есть деревянный меч.

С этими словами он замахал руками и сделал нетвердый шаг вперед. Приступив к демонстрации каждого движения и позы, старик одновременно бормотал:

— Стиль деревянного меча Фуяо. Укрепляй здоровье, направляй Ци, стимулируй кровообращение и живи, чтобы достичь бессмертия!

Чэн Цянь и в этот раз промолчал.

«Сияющий клинок» только что в дребезги расколол его мечту об управлении силами природы.

«Изысканная» техника владения мечом, тем временем, привлекла внимание маленького воробья. Птичка опустилась на ближайшую к Мучунь чжэньжэню ветку и принялась наблюдать.

Это определенно был самый тихий бой во всем мире. Меч оказался слишком слаб, чтобы хоть немного потревожить воздух. Даже улитка могла взобраться на верхушку дерева, пока он носился вокруг.

В сочетании с загадочными речами учителя про укрепление здоровья, эффект был поистине впечатляющим.

Шагнув вперед, Мучунь повернулся, наклонился и вытянул руку с оружием в сторону. Потом, пошатываясь, подошел к ветке.

Сидевший на ней воробышек оказался дерзким малым! Он смотрел на приближающийся меч широко открытыми, похожими на черные бобы, глазами.

— Маленькая птичка, не путайся под ногами, или мой клинок убьет тебя!

Но не успел учитель закончить фразу, как воробышек, услышав «свирепое» предупреждение, не спеша поднял ногу и шагнул вперед, прямо на «острое лезвие», со спокойным видом наблюдая за тем, как образ грозного оружия развеялся, подобно миражу.

Хань Юань покатился со смеху. Даже Чэн Цянь нашел произошедшее смешным. Боевые искусства, демонстрируемые артистами по деревням и селам, и те не были настолько смешными, как этот деревянный клинок. Но Чэн Цянь не расхохотался, так как обнаружил, что его шисюны не смеялись. С дашисюном все было понятно: ему расчесывали волосы, и согнуться пополам от смеха было бы крайне затруднительно. Но вот второй шисюн, прославившийся любовью к жабам, похоже, находил в этом представлении определенную пользу.

Ли Юнь, который обычно не мог сидеть на месте, будто у него был гвоздь в заднице, не смеялся. На его хитром лице застыло крайне заинтересованное выражение. Он не сводил с учителя глаз, даже если его движения напоминали ритуальные пляски.

Учитель продемонстрировал своим ученикам первый стиль владения деревянным мечом Фуяо, закончив представление на одной ноге, застыв в петушиной стойке (6). Он раскинул руки и вытянув шею, будто стремился заглянуть за горизонт, после чего опустился на землю и неуверенно сказал:

— Это первый стиль владения деревянным мечом Фуяо, «Полет птицы Пэн»!

(6) 金鸡独立 (jīn jī dú lì) спорт. петушиная стойка на одной ноге (прием в кит. борьбе).

К сожалению, учитель скорее напоминал кукарекающего петуха, нежели расправляющую крылья великую птицу Пэн.

Хань Юань прикрыл рот ладонью, от едва сдерживаемого смеха его лицо покраснело.

В этот раз учитель не стал потакать мальчику. Он ударил Хань Юаня мечом по голове, и движение это было куда более изящным, чем все остальные до этого.

— Что я тебе говорил? Сосредоточься! Не будь таким легкомысленным! — отчитывал мальчишку Мучунь чжэньжэнь. — Над чем ты смеешься, а? Глупец! Будешь переписывать писания «О спокойствии и безмятежности» пять раз! За один вечер! Чтобы они были у меня завтра же.

Так как Хань Юань не умел читать, он был избавлен от переписывания правил на некоторое время. Услышав о наказании, Хань Юань немедленно прибегнул к своему последнему средству, призванному спасти его от неминуемой смерти:

— Учитель, но я еще не умею читать! — выпалил он.

— Тогда списывай у Ли Юня!

Ли Юнь сделал шаг вперед и Мучунь чжэньжэнь обратился к нему:

— Возьмешь своих шиди, чтобы потренировать первый стиль. Руководство по второму я выдам позже.

«Говорят, прошло больше года с тех пор, как Ли Юня приняли в клан, но он все еще не добрался до второго стиля. Неужели он целый год тренировался кукарекать как петух?», — подумал Чэн Цянь.

Пока он раздумывал, Ли Юнь уже встал в стойку. С непроницаемым лицом он взял деревянный меч и, не скрывая юношеской самоуверенности, аккуратно шагнул вперед. Их полумертвый учитель не шел ни в какое сравнение с жизнерадостным юнцом. Имя «Ли Юнь» означало зеленый бамбук, и его поза также напоминала изящный стебель. Меч со свистом рассекал воздух, а сильные удары каждый раз поднимали яростный ветер.

Это был дух молодости. Непобедимый дух!

Маленький воробей, до того сохранявший невозмутимость, ударился в панику. Он взмахнул крыльями и взмыл в небо.

Не успели Чэн Цянь и Хань Юань прийти в себя, как второй шисюн громко крикнул, сохраняя суровое выражение лица:

— Укрепляй здоровье, направляй Ци и стимулируй кровообращение! Живи, чтобы достичь бессмертия!

...Юный мечник мгновенно превратился в продавца пилюль.

Однако Ли Юнь не чувствовал ни капли стыда. Закончив фразу, он обернулся и скорчил рожу своим ошеломленным шиди.