Ревность.
***
— Ну что, хозяйка, принимай работу.
Спустя меньше часа наш инженер смог установить эту несчастливую полочку в гостиной. Не сказать, что она была куском какого-то бревна, она выглядела в виде квадрата, поделённого на четыре секции. В них Ломакина и собиралась размещать свои памятные вещи.
Радостно подойдя к помощнику, девушка любовалась своей покупкой.
— Боже, Вадик, спасибо большое! — искренне поблагодарила парня, рассматривая немного обновившийся интерьер, — У тебя правда золотые руки, — дотрагиваясь до пальцев Самойлова на стремянке, продолжила, — Осталось дело за малым.
Елизавета отошла в сторону и поодаль от дивана взяла небольшую коробку, в которой что-то издавало стеклянные звуки.
— Вот, Вадим, — открывая её, заинтриговала, — Поможешь расставить?
Старший заглянул вниз. Там были реальные фоторамки, статуэтки и даже какие-то значки. Он, кивнув, легонько улыбнулся, после чего забрал содержимое себе, желая разглядеть всё более тщательнее.
Первым на очереди, что он достал, оказался фарфоровый белый слонёнок, размером примерно с ладошку.
— Он у вас откуда? — спросил парень, желая его разместить на верхние позиции.
— Это слоник Боря. Его Глебин папа привёз из Берлина в детстве. Он для него был раньше настоящим талисманом, как сам Глебка мне рассказывал, — поясняла девица, решив тоже подключиться в расставлении раритета. — Каждый день перед школой целовал этого слонёнка в лоб, а только потом убегал на учёбу. Если слон был в хорошем настроении, то день должен был быть удачлив, ну а если нет, значит плохо уделил другу внимание.
— Надо же, — хмыкнув, отреагировал он, повертев фигурку по сторонам и поставив наконец-таки на место, — А это что?
В руке теперь оказалась сшитая бежевая балерина. Вместо привычных глаз на ней были пришиты зелёненькие пуговички, а волосы заменяли жёлтые нитки. Одна только юбочка красиво смотрелась на теле девочки из прозрачной розовой ткани.
Возможно кукла и походила на страшненькую, тем не менее было видно, что над ней очень старались.
— Ах, это... балерина Лиза, — на лице появилась робкая улыбка, — Не оценивай немного взлохмаченный вид, мне её Глеб подарил в десятом классе. Как-то раз он заменял у детей труды в один день, по чистой случайности, и заставил их сделать подруге куклу, то есть мне. Я в начальной школе просто фанатела от балерин, да и вообще от всех изящных танцев, Глебка захотел хоть в игрушке воплотить мою детскую мечту в жизнь.
Ломакина потянулась за ней. Самойлов трепетно её отдал, поправляя пришитые волосы из толстых ниточек.
Хозяйка на подругу смотрела любя и очень добродушно. Было видно, что эта уродливая, но памятная вещичка приносила неописуемые впечатления о прошлом. Что Лиза по ней скучала всё то время, пока она пылилась в тёмной невзрачной коробке. Это и умилило Вадима.
Дальше студент достал на удивление коричневую фоторамку, в которой были запечатлены люди. Справа находилась знакомая женщина, больно похожая на Ирину Владимировну чертами бровей и скул. Только та сидела с длинными чёрными волосами и в официальной белой блузке. Слева от неё находился мужчина крепкого телосложения. Был в брючном костюме и с малой лысиной на голове. А посерединке, между взрослыми, Вадика очаровало милое создание в виде Самойлова-младшего, которому на фото было около пяти лет, не больше. Мальчишка приветливо показывал в камеру ручку, видимо махая оператору. На нём была малюсенькая, как и сам владелец, футболочка с машинкой, шортики на подтяжках и смешные ботиночки. Головка всё также была кудрявой, только намного светлее, а под носиком виднелась привычная для старшего родинка, отличающая юношу от всех других ангелочков.
Вадима было не узнать. Он просто физически не мог отвлечь свой взгляд с данной фотографии. Этот ребёночек его притягивал скромной улыбкой и заставлял ещё немножечко растянуть их зрительный контакт.
— А это Глеб с родителями, — промолвила Лизка, заметив дикий интерес, — Там, кстати, и мои фотографии есть, можешь взглянуть.
Самойлов листал дальше архив. Там были и фотографии Ломакиной в детстве, в юношестве, в одиннадцатом классе, на выпускном. Были старые рисунки и пару других игрушек. Всё это заставляло сердце биться по-иному, более ритмичнее и милосерднее. Теперь вид Лизаветы не казался вызывающим, а скорее домашним. Её внимание и забота о госте сейчас не воспринимались как совращения или соблазнения. Вадим переосмыслил своё видение в этой квартире и ему даже слегка стало стыдно за ранее сказанные в мыслях слова.
— Может чаю? — внезапно оклемался от раздумий парень, слезая со стремянки. — Я там купил тортик. Будешь? Заодно и расскажешь про детство немного. А то я вижу, у вас много невероятных историй.
— Почему бы и нет, — ухмыльнулась девушка, сиюминутно побежав на кухню.
***
На часах уже было девять часов. Довольно-таки поздновато для возвращения домой. Глебушка, волоча за собой гитару, нажимает кнопку лифта, чтоб подняться на свой этаж. Он желал щас лишь об одном, а именно о крепком сне. Ведь ходить весь день с инструментом — это настоящая тренировка для спины и коленей. Неторопливо зевая, юноша доходит до квартиры и ищет в кармане ключи.
— Только не говорите, что я их просрал... — не стесняясь в выражениях, испугался тот.
Но благо они нашлись в джинсах и переживать было незачем.
***
В это время Самойлов-старший и Лизавета сидели за барной стойкой, общаясь и вспоминая прошлое, параллельно этому попивая чай с красным бархатом.
Они нашли много общего. По крайней мере их связало определённо кое-что единое, то, что они оба из Екатеринбурга. Девушка там прожила до девятого класса, после чего переехала к кузине в ленобласть. А Вадик там находился аж до самого поступления в Питер. Сколько же мест они перечислили из родного города, сколько любимых кафе и парков, сколько магазинов и увлечений, находящихся там, что страшно перечесть. Однако было ясно точно, что земляки скрепились на этой почве.
Лиза вправду оказалось той, о которой изначально думал Вадя при первом знакомстве. Сегодняшнее появление его малясь... озадачило, тем не менее он больше не придавал этому значения. Она открылась настоящим другом и опорой, что можно было, не сомневаясь, положиться на неё. Вот только с любовью ей не везло, ну с кем не бывает. Студент её поддерживал, обещал, что та обязательно встретит свою половинку и не пожалеет о собственном выборе. Однако пока тот произносил напутствующие фразы, в голове хозяйки находился сам гость, не собираясь выходить из романтических уз.
— Не беспокойся, Лиз. Сдашь ты это интервью преподавателю. Если с чем-то помочь, то обращайся. Могу побыть допрашиваемым. — отозвался тот на учебные дедлайны, попивая из зелёной чашки напиток.
— Думаю, что девочек подключу в репортёрскую суматоху. Они всегда на подхвате, так что можешь не волноваться, — ответила дамочка, немного привстав со стула, — Будешь ещё кусочек?
— Ну думаю ещё один и поеду, — тихонько согласился.
Ломакина отрезала кусок красного бархата, вот только, когда перекладывала его на тарелку, случайно задела чашку соседа. Таким образом пролив на него содержимое. Спасибо, что уже не кипятка.
— Боже, Вадик! Прости-прости! — молниеносно стала извиняться за неаккуратность она, — Ты как? Не обжёгся? — подлетела к нему с вопросами.
— Да нет! Всё хорошо, честно! — успокаивал Вадя, — Ну пролилось на кофту, ничего страшного!
— Извини меня, пожалуйста, — всё продолжала виновато говорить, — Давай, я её на быструю стирку поставлю? Тридцать минут и будет как новенькая! А пока... можешь что-нибудь из моего гардероба одеть или из Глебкиного. У меня и у него много объёмных футболок и маек. — настаивала Ломакина.
Самойлов решил не припятствовать хозяйничеству девицы, поэтому лишь вздохнул, встал из-за стола и стал снимать одежду.
— Не переживай, я не смотрю. — промолвила Елизавета, повернувшись спиной, — Как снимешь, дай мне, я сразу в ванну пойду.
Парень без проблем освободил торс, передав легонько через плечо свою вещь. Та сдержала обещание и вообще не подглядела, послушно уходя к стиральной машине. Однако вскоре послышался шум возни в прихожей.
Вадим тут же последовал открывать, так как дверь была закрыта изнутри на щеколду. Быстро подойдя к ней и включив тёплую лампочку, провернул, и дверца открылась.
Перед ним оказался Глебушка, который не сразу поднял на него глаза.
Заметив чужие ноги, светлые озёра устремились вверх, увидев фигуру очевидно не соседки, а кое-кого другого. Внимание его затронуло лицо друга, дальше шею, открытую грудь... сильные руки...
В сердце что-то откликнулось. Что-то смущённое и одновременно страстное. Аж искры стрельнули внизу живота, не понимая происходящего. Старший невозмутимо рассматривал вошедшего, внутри скрывая конфузность и неловкость... поводу того, что Глеб анализировал новенькое тельце. Тот находился в синем худи и такого цвета джинс. Однако выглядел он неряшливо, наверняка попав по дороге под дождь, ведь кудри были слегка влажными, прибывая в прежнем объёмном виде.
— З-здравстуй... — сделал паузу, — ещё раз... — робко донеслось из юноши.
— Привет!— радушно поприветствовал Самойлов, потянувшись снова за объятьями, чтобы не заострять на себе акцент.
Зрачки цеплялись за волнистые волосы, расположившиеся привлекательно на благородной античной ключице. Парнишка не знал, как должен был отреагировать на данный экспонат красоты. Щёки начинали машинально гореть пунцовым цветом, а кисти вздрагивать от того, что мужчина стал наклоняться. Почувствовав лёгкие нотки любимого парфюма, а именно того, которым Вадик пользуется практически на постоянной основе, парнишка окончательно растаял.
— К-какой он обворожительный... — само собой прозвучал комплимент. — Даже опасно дотронуться до него. Слишком... сказочный...
Но потом, внезапно вернулась Лиза, поразив студента ещё сильнее своей пижамой и приостановив планирующиеся ласки.
— Вот, Вадим, возьми. — сказала сзади Ломакина, а после напугалась приходом Глеба, — Ох, Глеб! Ты уже в-вернулся?.. — неуверенно произнеслось из её уст.
У парнишки чуть не случился инфаркт от открытых, хоть и не полностью, но частей тела Лизы. Она никогда так не наряжалась дома, боялась лишний раз в шортах пройти перед другом, а тут такое специфическое бельё.
— Он-ни... в-вместе?! — обомлел Глебушка, предположив дальнейший исход событий, смотря сначала на одну, а затем на второго, — Ну не м-может быть такого... или же может?..
В младшем начали бороться разные чувства. Первое очень стеснительное, будто бы зашёл в неподходящий момент. А другое до жути колкое, больное и почему-то удушающее. Он не мог дышать. Его дыхание запирало сознание. Невозможно было поверить в названную образовавшуюся пару. Словно это всё неправильно, нереалистично. Вадик мог так стоять с кем угодно и когда угодно, только не с ней и только не в эту минуту.
Мелкий сглотнул злобу, не понимая, что ему щас делать. Ведь, вдобавок, вспомнил, что та перед кафе говорила по телефону о визите кавалера, но никак не Вадика! Или же... это один и тот же человек?..
— Как видишь. — суховато дополнил пришедший, смотря исподлобья как на потенциального врага.
— Ты ведь не против, если он твою футболку возьмёт? — показывая серую вещь, спросила с осторожностью.
Парнишка мотнул одобрительно головой, отодвигая от себя рукой Вадима и быстро уходя прочь, в Лизину комнату, чтобы побыть наедине.
— Глебка! Ты чай будешь? Чайник ещё не остыл... — попытался остановить старший.
— П-простите. — обломал посиделку. — М-мне... — сдерживал горечь, — Мне нужно... побыть одним.
Юноша шустро убежал вместе с гитарой, стараясь уйти от неприятной до жути действительности.
Вадим сначала не словился, почему так смутил Глебушку. Но вспоминая свои первые впечатления о ней... он наконец-таки представил, что тот почувствовал на данный момент...
***
*Мачо — Земфира*
— Нет! Я ни за что не поверю в то, что они переспали! Как Лиза могла докатиться до такого?! А Вадик?.. Он же такой весь правильный! Почему оказался таким же животным, как и все остальные?..
Глебушка закрылся, поставил в угол чехол с гитарой и выключил свет, оставаясь в полной темноте. Жили они на третьем этаже, поэтому освещение от машин и фонарей хорошо отображалось в окнах. Помещение делало обстановку печальнее и давящее. Все эти розовенькие плюшевые мишки, украшения, бантики, заколки казались в темноте поникшими, тёмными и неживыми... Им дико не хватало яркости, но включить её снова юноша не осмеливался. Она только мешала и так горящей голове соображать.
Открыв форточку, младший по привычке наслаждался воздухом. Его резала внутри омрачённая ревность, обида, желание. Он не осознавал, что с ним происходит. В нём бушевали все чувства, начиная с грусти и заканчивая ненавистью... Вот только... к кому? И почему? Тот не мог сформулировать. Словно это понятие варьируется на подкорке мозга, на эмоциональном спектре, а как сказать и донести... оставалось трудной задачей для него.
— Почему... почему я ревную его? — задавался он мучительными вопросами поставив руки в ширь на подоконник, немного перевесив корпус вперёд. — С чего бы? Ревность же — это недоверие.... Однако я всё время был уверен в нём. Что позволило вдруг усомниться? Да и вообще она возникает в любовном плане, очень редко в дружеском...
Умные и отчасти философские мышления к толковому выводу не приводили. Исключительно к осознанию того, что Глеб пуще прежнего бесился от усугубления ситуации. Он был по-настоящему искренен с Вадимом, доверял ему пусть и стыдливые, но секреты, делился о планах на будущее... И представить то, что общается с Вадиком кто-то идентичный... безумно угнетало. Не может быть такого! Вот, что твердило его внутреннее убеждение.
Вообще... парень не знал, что такое любовь и как она проявляется. Ведь... симпатии как таковой у него в романтичной жизни ни разу не было... так что и сравнивать было попросту не с чем. Он уже задумывался об этом раннее, на первых этапах дружбы с Вадиком... после беседы с Лизой. Вот только сейчас от тех же мыслей становилось всё хуже. Парень словно схватил эту ниточку, которую все люди и называют «любовью», лишь сомневался: «А точно ли она? Может я опять спутал? Дотронулся до противоположной и ненужной? Может она вообще не та... и надо бы, по-хорошему, отрезать её?» Пример с Ломакиной подтвердил... что у некоторых личностей любовь проявляется как спичка и разгорается окончательно в постели... И что из этого правильный выбор? Неизвестно.
Опять-таки... если подступать с иной стороны, Глебка вовсе не злился на Лизавету, хоть она и пробудила в нём уйму неточностей. Он на самом деле ожидал от девушки всё, что душе угодно. Проще сказать то, что та не вытворяла за свою, ещё не пройденную до конца, юность, чем сделанное...
Парень ругать не собирался за сделанное. Ведь Вадим был по природе обаятелен собой, что даже Котов к нему всех ревновал, не то чтоб... тайные поклонницы... Это вообще отдельная тема.
Импульсивность и порывность настигла Самойлова, и он, не сдержавшись, пустил слезу, сжимая пальцы в кулак. Ему хотелось рыдать, не из-за предательства, а в целом... выпустить накопившиеся неполадки наружу. Младшего раздражало всё: что он в глазах других абориген, хотя ничего запретного и плохого в чую-либо сторону не делал... что для матери его судьба давным-давно решена и невеста найдена... что ему угрожают просто за существование рядом с другом... и теперь плюсом сегодняшний случай.
Вспоминая про мать, мелкий усомнился.
— А если... он переспал с Лизой осмысленно? Так как обещал мне разобраться с мамой... и таким образом показать ей, что Ломакина теперь занята?!
В дверь еле слышно постучали. Шмыгая, Глеб негромко крикнул:
— Открыто.
В комнату зашёл одетый Вадя, с кружечкой чая и с тарелкой сладкого. Он чуть ли не выронил посуду, узрев, как студент протирает, заплаканные по звуку, глаза... от моральной безысходности, находясь к Вадику спиной.
— Что я пропустил... — испуганно проговорил.
Старший поставил еду и отряхнулся, прибывая, мягко говоря, в полном шоке. Подойдя почти что вплотную, еле касаясь носом волос Глебки, он убедился в своём наблюдении и был этим ранен, а именно слезами парнишки. Проскользнув руками к телу и обвив живот страдальца, Вадим почувствовал значительную дрожь, которая сопровождалась невольным всхлипом.
Мелкий окаменел. Он, ощутив, того самого... едва ли не отправился на тот свет. Потому что готов был провалиться под плинтус от собственного стыда и неподобающего вида.
Когда студент обернулся лицом, Вадя встревожился. И так сам по себе младшенький был Белоснежкой, а вечером при таком-то свете... ещё хлеще. Блестящие глазки пленили Вадима, как и та фотография в гостиной. Он мог смотреть на них вечно, но только в случае того, если на них были слёзы радости, а не наоборот.
Наконец очухавшись от вопросительно поворота Глебки, Вадик спросил:
— Глебушка, что произошло? Почему плачешь?.. — как от мамочки донеслось.
От плача и заикания, тот не смог произнести и короткого предложения. Он просто сделал шажок, опустил голову, расположив её рядом с шеей старшего, после чего затих, закрыв глаза.
— Ну чего ты?.. Малыш, расскажи всё, как было. — дотронувшись рукой до макушки и притягивая к себе, сердечно поинтересовался, чтоб услышать суть.
От замены своего имени на малыш, Глеб точно готов был падать в обморок. Никто его так не называл, даже мама, та исключительно Глебка.
— От-тветь... ч-честно... — сглатывая вновь, прошептал младший, — Т-ты п-переспал с ней ради того, чтобы от м-меня мать отстала?..
— Что? Кого? С кем я спал? С матерью? — не допёр Вадим.
— Н-нет... С Лизой... — стыдливо пояснил. — Ты переспал, чтобы решить вопрос с мамой? Зачем! Это не стоило того, Вадь! Это просто детский сад, ничего более! Для чего было жертвовать собой?.. — вырвалось из него.
— Погоди... что я сделал? — спустя вечность дошло до Вадима, — ДА Я НЕ СПАЛ С ЛИЗОЙ!!! — ошеломился мигом покрасневший и смутившийся.
— Д-да, к-конечно! П-почему тогда ты полуголый ходишь п-по дому, а она к-как шлюха!?
— Глеб.
— Если у вас б-было ч-что-то, то так и скажите!
— Глеб, послушай...
— Если вы пара, я не буду вам мешать!
— Глеб, мы не-
— Я приму вас любыми!
Вадим закрыл двумя пальцами рот младшему, а в дальнейшем, не сдержавшись, поцеловал его бережно в лоб мягкими губами. Затем застыл на пару секунд, заполучив желанную тишину для ответа, и медленно отдалился, оставив несколько сантиметров между ними.
Все предыдущие тревоги в голове... в тотчас же стихли, превратившись из мрачной бури моря в голубой и спокойный штиль. Беглые глазки спрашивающе взглянули на собеседника, отражая чуть детскую натуру восприятия. Пусть даже... это и было ради того, чтобы угомонить жар юноши, тем не менее на языке было:
— Он п-поцеловал меня?..
Такой жест был со всех сторон неоднозначным... Что хотел этим сказать Вадим? Что стремится донести? А может... это был единственный ответ на раздражённые и эмоциональные допросы?
Вадик понимал, что по-другому не успокоит мелкого, и что самый правильный и надёжный выход — это тот, который он воспроизвёл. Потому что насильно затыкать криками или яростью было бы не этично. А зная подавленное состояние парня, всё обернулось бы в не лучшую сторону. А так... Самойлову даже понравился такой приём, как, собственно, и принимающему.
— Ещё раз повторяю, я ни с кем не спал в твоё отсутствие, успокойся. Она просто пролила случайно чай. Вот и весь секрет! А по поводу шлюхи, таких подробностей не знаю. Подумал... может каждый день так ходит дома, вот и не спросил...
Глебка почувствовал себя полнейшим имбецилом и идиотом. Было очень позорно за мышления по поводу раскрепощённого поведения Вадика...
— Так ты... из-за чего ревёшь? Скажи мне... просто доверься, — также находясь на короткой дистанции, не отставал старший.
— Я... — как котёнок начал издавать звуки, очень тихо и слабо, — Я просто... не хочу, чтобы она разбивала тебе сердце! — неожиданно произнёс.