Я вижу тебя,чувствую под кожей-пробирая до костей.
Дело не в том,как ты будешь побеждать войну,важно лишь то,что ты ее победишь. Кровью. Слезами. Смертью. Ты будешь молить о смерти так—как я молила стоя на коленях однажды. Ты навсегда запомнишь этот миг. Я не прощу.
Ложь. Жалкая ложь,Грейнджер.
Он снова был в её мире.
Но теперь — не как тень, не как маска. А как ученик, будто ни в чём не бывало.
С мантией. С книгами. С привычной слизеринской сдержанностью.
Он ел за столом. Читал на пергаменте. Молча кивал преподавателям.
Он был — одним из них.
Ложь, обёрнутая в мрамор. Чудовище в школьной форме.
Гермиона узнала его в тот же миг. Не глазами — внутренним огнём, который вскипел под рёбрами, когда она увидела, как он держит чашку обеими руками, чуть согнув пальцы — точно так же, как в ту ночь, когда он прижимал её к земле.
Она едва не вырвала своё имя из груди, когда их взгляды встретились в библиотеке.
Он смотрел на неё долго, спокойно.
А потом — улыбнулся.
Медленно. Беззвучно. Уверенно.
Ты здесь. Среди нас. Как будто имеешь на это право. Я надеюсь,что ты сдохнешь при первой же возможности.
Но я помню. Я помню каждую ноту в твоём голосе, каждый изгиб руки, каждую морщину на костяшках твоих пальцев. Я знала тебя в темноте. Я вижу тебя и в свете.
⸻
С тех пор она следила.
Не из слабости — из долга. Из чёрного, сгоревшего остатка справедливости, который всё ещё бился у неё внутри.
Она записывала его маршруты на клочке пергамента, хранимом в двойном дне её сумки.
• Вторник. 7:45. Выходит из подземелий. Идёт к теплицам.
• Среда. После завтрака — час в библиотеке. Не берёт книг. Просто сидит.
• Пятница. 19:00. Исчезает из общежития. Где был — неизвестно.
Он не просто жив. Он чувствует себя здесь уверенно. Как будто выиграл. Как будто победил меня.
Каждую ночь она молила забыть.
Иногда — на коленях, в ванне, под струями холодного душа.
Иногда — среди книг, вдавливая пальцы в страницы.
Сотри. Удали. Вырежи. Я не хочу это помнить. Не хочу видеть это в себе. Не хочу чувствовать тебя больше в себе.
Не хочу быть той, с кем это сделали. Я хочу быть той, кто убьёт его.
Но память — как слизняк, оставляющий за собой липкий след.
Она возвращалась к ней по запаху. По звуку. По прикосновению ветра.
Они говорят, что Гермиона Грейнджер вернулась. Что она снова лучшая на курсе. Снова умная, снова решительная.
Но никто не видит, как она держит палочку и не дрожит.
Как учит тёмные разделы заклинаний, не для оценки — а для момента, когда он снова приблизится. Он не сломает меня вновь. Я сделаю это быстрее.
Глядя на него в библиотеке и записывая пометки о его действиях-в голове всплывает вопрос: «Зачем я слежу за тобой?»
«Я следую за ним, чтобы найти слабость.
Чтобы знать, когда ударить. Куда воткнуть заклятие, чтобы не было шанса выжить.
Я хочу знать его маршруты, повадки, привычки.
Я хочу быть той, кто расплетёт его в клочья.» — так она говорила себе. Снова и снова.
Каждый раз, когда шагала за ним по коридору.
Каждый раз, когда записывала время.
Иногда — в тишине спальни — она ловила себя на том, что перебирает в памяти не момент унижения, не силу, не ярость...
А его холодные руки на бедрах.
Его темный взгляд.
И это вызывало больше отвращения, чем сам акт.
Не к нему — к себе.
И, может быть, где-то в этом подспудном слежении...
Она хотела, чтобы он снова заговорил с ней.
Снова подошёл. Снова назвал ее чем то мерзким,его любимым: — Грязнокровка.
Снова взял её за горло — и либо задушил, либо отпустил.
Она знала,что эти мысли—лишь плод больной фантазии,который сбивает ее с нужного маршрута. Мести.
И она пожалела,пожалела об попытке исправить этот черствый мир жестокости и насилия.
Он не говорил. Не угрожал. Это не его методы.
Он просто начал быть рядом. Там, где быть не должен.
В библиотеке он вдруг оказался на соседнем стуле.
На уроках — его котёл стоял ближе.
В коридоре — он «случайно» шёл медленнее, позволяя ей догонять.
Как будто хотел, чтобы она была рядом.
Как будто она — его выбор.
На третий вечер ее слежки,он оставил в библиотеке книгу.
Не просто книгу — "Теория тактической магии. Том II", из раздела, к которому у Гермионы был интерес, которого она не озвучивала.
Он знал. Он выбрал её специально.
Внутри был лист пергамента.
На нём чернилами выведено:
«Тебе ведь хочется знать, кто я без маски?»
«Полночь. Запретный кабинет. Без палочек.»
Ошибка.
Кабинет был тёмным. Он стоял у окна, спиной к ней.
Без мантии. Без маски. Без ничего, кроме этой намеренной уязвимости.
— Ты пришла, — тихо.
— Я пришла, чтобы понять, зачем ты здесь, — резко.
— Ты следишь за мной каждую ночь.
— Чтобы знать, как и когда тебя уничтожить.
— Конечно. Но ведь ты всё равно пришла.
Он подошёл ближе.
Она не отступила. Не подняла палочку — она ведь согласилась без неё, не так ли?
Он смотрел на неё. Глубоко. Долго. Как будто смотрел сквозь неё. Смотрел под кожу,обнажая ее кости. А это хуже,чем обнажить интимные места.
— Удивительно, Гермиона, — прошептал он, — ты хочешь убить меня... и при этом стоишь так близко, что я чувствую твоё сердце. Твое дыхание.
Он притянул. Она позволила.
Он играл. Она включилась.
И теперь — она попалась.
Он взял её за подбородок. Пальцы холодные, уверенные.
Всё тело Гермионы сжалось, напряглось — но не от страха. От ненависти к самой себе.
«Ты слабая. Ты хотела, чтобы он подошёл.
Хотела. Хотела. Хотела.»
И он наклонился.
Не поцеловал.
Прошептал.
— Вот и всё. Теперь ты — часть моей игры.
Ты пришла сама.
Ты оставила палочку.
Ты позволила.
Хотела играть? Будем. Лишь по моим правилам.
И он ушёл. Молча. Унизительно. Оставляя открытую рану, с которой просачивается теплая кровь. Которая жжет.
Не коснулся внутренностей. Не ударил. Не навредил.
Но унизил её точнее, чем любое заклятие.
Она пришла, думая, что контролирует.
А он просто держал нити.
И теперь — она одна из них.
Один узел. Один узелок в его паутине.
Она ошиблась. И заплатит за это.
Она знала. Он все еще тот-которого она запомнила в ту ночь в темным коридорах Хогвартса. Как глупо было поверить ему,так просто отдать контроль.
Но в глубине души-она хотела. Хотела его игры. Хотела его контроля. Хотела его влечения к себе.
Это не про любовь. Не про жизнерадостность. Не про романтику— про темные желания. Про ненависть и тошноту к себе. Не хватило адреналина в жизни? Получай,милая.
————-
Они говорили в тишине.
— Иногда мне кажется, — прошептала Гермиона, — что всё не закончилось.
Что мы проиграли. Только не на поле боя. А... здесь. Внутри.
Гарри сжал её руку.
— Я тоже так думаю. Иногда. Но ты — сильная, Гермиона. Ты держишь нас всех.
Она улыбнулась слабо.
Но в глубине — клокотало другое. Она хотела сказать, что именно её гложет.
О маске. О лесу. О нём.
Но не смогла. Слова — застревали в горле, как раскаленные угли.
Она только добавила, почти шёпотом:
— Некоторые вещи... не должны были остаться живыми.
Секунда — и дверь чуть скрипнула.
Они обернулись, но никого не увидели.
Он слушал. Слушал всё.
На следующий день пошли слухи.
— Грейнджер сказала, что кто-то из нас не должен был выжить. —
— Что это значит? Что она хочет добить кого-то? —
— Ты видел, как она смотрит на слизеринцев? Будто они грязь. —
Рон был насторожен.
— Гермиона, ты кому это говорила?
— Никому. Только... Гарри. Но я не это имела в виду!
Гарри растерян.
— Я никому не рассказывал. Клянусь.
Но семя посеяно.
И доверие — как фарфор.
Один трещина — и уже не починить.
Нотт. Сукин сын!
А Нотт — рядом. Всё ближе. Всё мягче.
Он подходит на перемене, будто случайно.
Смотрит спокойно. Говорит тихо.
— Ты что-то сказала не тому уху?
— Это ты. Это ты передал мои слова.
— Я? — Он улыбается. — Я просто стоял за дверью. Кто виноват, что стены тонкие?
«Ты — змея. Ты стравливаешь нас, чтобы я осталась одна.»
Он будто читает её мысли.
— Когда ты останешься одна, ты увидишь мир таким, какой он есть. Без их иллюзий.
Без Гарри. Без Рона. Только ты.
И я.
Сомнения терзали — как яд.
Теперь Гарри смотрит иначе.
Рон уходит, когда она входит в комнату.
Джинни молчит, когда она говорит.
И Теодор улыбается всё чаще.
«Он не наказывает меня за ту ночь. Он ломает меня иначе.
Он делает так, чтобы я сама себя убила.
Через одиночество. Через недоверие. Через ту Гермиону, которой никто не верит.»
⸻
И всё же... что-то внутри неё не умирает.
Что-то, что всё ещё готово встать.
Но она не знает — чтобы отомстить, или чтобы встать рядом с ним.