Глава 14.
На недавно отстроенной заправке было пусто. Горела вывеска популярного бренда, фонари машины Еремеева. Мы приехали сюда минуту назад. Ему уже следовало бы выйти из машины, заправить бак, но он все сидел, сложив руки на руле и упрямо глядя вперед. Чего он ждет?
Я отстраненно вглядываюсь в ларек магазина, пытаюсь на чем-то сконцентрировать свое внимание, но у меня ничего не получается. Звучит только имя Богдана и его последний крик. А перед глазами ― падение. Замерзшие ступени, ледяные и шаткие перила... А потом его тело, которое лежит на холодной земле.
Ушла. Оставила. Предала.
Кто я после этого? Точно не друг.
Так еще и сейчас я сижу в одной машине с тем, кто сотворил все это, спровоцировал. Отчаянно обвиняю его в своей голове, выдумываю сотню оскорблений и обвинений, но в реальности же молчу, не в силах даже раскрыть губ.
Меня трясет все это время.
Он закинул меня в машину, как какой-то мешок, на полной мощности выехал со двора школы, оставляя после себя только свист машин. Преступник. Настоящий преступник.
― Тебе взять что-нибудь? ― Он первым подает голос. Я медленно, наверное, даже слишком медленно, поворачиваю голову в его сторону, окатывая это существом ведром презрения, какого он никогда не видел. И, ничего не ответив, отворачиваю голову обратно. Мой взгляд говорил сам за себя.
Послышался хлопок машины. Он вышел. Его худая спина скрылась из моего поля зрения. Закрываю глаза и наконец-то даю вволю слезам. Я не могла себе позволить плакать при нем. При ком угодно. Будь это Толик, сестра, отец... Но только не он.
Время шло постепенно к полуночи. Он исчез минут на двадцать, словно позволяя сделать мне передышку, но даже это не давало ему чести. Подонок. Я открыла дверь и свесила ноги. Дышать стало намного легче, но не переставали идти. Волнение. Страх. Неизвестность. Но Толик же позвонит нам, правда? Когда все это закончится, когда проблему решаться... Боже мой! Но почему же он до сих пор не звонит?
― Успокоилась? ― Слышу его надменный голос над собой. Мои пальцы трясутся в бесконечном такте. Я запускаю их в волосы, чтобы скрыть это, но, разумеется, Герман видит это. Он продолжать стоять надо мной, над моею душой, когда я просто не желаю его видеть. Хочется послать его к чертовой матери, но у меня не находится сил.
― Толик не звонил? ― Только и спрашиваю я.
― Нет.
Отчаянно всхлипываю.
Мне слишком страшно.
Все мои слезы похожи на подавленные вопли. Нет, я не должна при нем плакать, но я никак не могу успокоиться.
― Почему ты появился в нашей жизни? Зачем все это? ― Шепчу со слезами в голосе и наконец-то поднимаю на него взгляд. Он ничего не чувствовал. Даже сожаления не было в его выражении лица. Он делает вид, словно не понимает смысла моих слов, но я чувствую, чем Герман все ясно осознает. И если я сейчас не в себе, то он абсолютно трезв на голову.
На мои колени падает пачка сигарет.
― Затянись ― полегчает.
― Я не курю.
― А я не спрашивал, куришь ты или нет. ― Он давит, опускается на корточки передо мной, резко сжимая рукой коленку. Я даже не пытаюсь убрать его руку. Только смотрю сквозь сбившиеся русые локоны на его темные глаза. Завораживающе. Он и сам не сводит с меня глаз. ― Валерьянки у меня нет. Затягивайся.
― Нет, не буду. ― На мой ответ он вновь сжимает коленку. Я вскрикиваю от невыносимой боли.
― Все еще желаешь спорить?
― Только если после тебя. ― Выхватываю пачку, с трудом вытаскиваю сигарету, которую успеваю занятно помять, да настолько, что она уже не кажется притягательной. ― Так, что дальше... Нужен огонь, правда? Спички? Зажигалка? Что дальше?
― Давай сюда. ― Он осторожно берет мою ладонь, в которой я сжимала сигарету, в свою, поднося к ней зажигалку. ― Я зажгу. Не обожгись.
Проглатываю комок в горле, киваю. Жду его ухмылку, противные словечки о том, что я вновь подчиняюсь, но ничего этого не следует. И впервые за время, проведенное с ним, я чувствую что-то такое.. Слишком близкое, но и не родное. Такое важное, почти что интимное.
Щелчок. Появился огонек.
― Смотри, держишь зажигалку, а потом подносишь ее к концу сигареты. ― Практически шепотом говорит он, склоняясь ближе ко мне. Огонек освещал его лицо. И впервые я видела его без маски, без притворства. Он действительно учил меня курить. Что происходит? Почему я позволяю подобное? Но разум затмило быстро бьющееся сердце.
Мы стояли рядом, слишком близко, склонившись над огоньком и не замечая никого.
Он, следя за мной, проворно подносит зажигалку к сжатой сигарете, которая тут же разгорается.
― Видишь, это просто. А потом ты просто должна затянуться. ― Он не отпускает моей руку. Между большим и указательным пальцем сжата слегка дымящаяся сигарета, которую он преподносит к губам. Еще чуть-чуть, совсем малость, и его пухлые, обветренные губы коснутся моих острых костяшек пальцев. Он делает затяжку, выдыхает клубы смертоносного дыма. Я смотрю только на него, провожая взглядом дым в небо, где он и растворился. Герман так же поднимает глаза, наблюдая затуманенным взглядом за звездами.
― Ты убиваешь себя.
― Но, согласись, что это прекрасный способ самоубийства.
Вновь смотрит на меня.
― Твоя очередь.
Нет, я не хотела этого. Курение всегда казалось мне чем-то противным, уделом слабых людей.
― Я не хочу...
― Признайся, тебе же понравилось смотреть за тем, как я это делаю.
― Нет.
― Не ври себе.
Тяжело вздыхаю, опускаю голову, но его грубые пальцы тут же касаются моего подбородка, заставляя глядеть только на него одного.
― Одна затяжка. Позволь теперь мне поглядеть на тебя. ― Я мотаю головой, но на самом деле мне смертельно хочется это попробовать именно здесь и сейчас. Рядом с Еремеевым все противозаконное, аморальное, кажется таким чертовски привлекательным. ― Это как пить молочный коктейль через соломинку. Только не затягивайся с первого раза так глубоко, оставь все это на потом.
― На потом? ― Слишком наивный вопрос, но я не могу остановиться.
― Верно. ― Он осторожно преподносит сигарету к моим губам, которые я послушно приоткрываю, и следит за каждым неуверенным движеньем. Смеется ли он надо мной внутри себя? Наверное. Или же злорадствует, что одним только взглядом сумел меня подчинить. ― И теперь просто вдыхай это... Сразу же все отпустит.
Я делаю все так, как велит он. Не слишком глубоко, но и не вяло. Сигаретный дым жутко обжигает горло, но через несколько секунд тут же приносит головокружительную дрожь во всем теле, которое успокоилось спустя секунду. Никогда еще не было так спокойно и хорошо на душе. Он забирает сигарету.
― А теперь ровно выдыхай...
Но это было не все. Я могу поклясться, что ощутила вкус его губ через сигарету. Было в этом что-то космическое, почти что неуловимое, но чарующее. Он пах мятой, и я не могла себе признаться в том, что с этой секунды бесповоротно влюбилась в мяту.
Моя рука все еще сжимала наполовину выгоревшую сигарету. Однако это его не остановило. Он приблизил свое лицо еще ближе к моему, сделал третью затяжку, медленно выдыхая дым прямо на меня.
Его рука потянулась к моим волосам. Он хотел убрать сбившийся локон за ушко, но вместо этого просто стянул резинку с хвостика, заставляя мои волосы раскинуться по плечам.
Его нос коснулся моей шеи. Он вдохнул, а я задрожала еще больше, цепляя за его плечо.
― Ты пахнешь ванилью. ― Прошептал он, будто бы специально дразня меня тем, что его губы находились в миллиметре от моей кожи. ― Но, блять. Как же я ненавижу блондинок.
Звонок телефона является для меня громом среди ясного неба. Я мгновенно отскакиваю от него, чуть бы не врезают в дверь машины, медленно двигаясь вдоль капота.
Да, Мия, настало время очнуться, прийти в себя и понять, что ты только впервые курила. И, что ужаснее всего, ты допустила это сама. Позволив преступнику, человеку, желающему бед всему твоему маленькому окружению, научить тебя затягивается. Низко пала!
― Это Толик!! Бери трубку сейчас же! Что с Богданом? Как он? Богдан! Богдан! ― Еремеев скалиться, нервно двигая головой, будто бы его шея затекла, а после нажимает на звонок.
― Где тебя черти носят?! Ты оставил меня одну! Как это вообще понимать? Накурился травкой и свалил!! Еремеев, отвечай сейчас же! Трус и поганец! ― Стеша визжала в трубку.
― Это не Толик, ― говорю я, но, видимо слишком громко, что Стеша тут же слышит.
― Там что, Мия?! О черт! Просто прекрасно! Моя сестра свалила с тобой, бросив меня одну!! ― Она орет, сыплет злостью, Еремеев нервно смотрит на экран телефона, думая о чем-то своем. ― А знаешь что? Мия! ты же слышишь меня, Мия! Так вот знай: я расскажу отцу о всех твоих шлюшкиных похождениях, гребаная ты моя сестричка! Опустилась до того, что уводишь у меня парня, которого при мне ни раз называла подлецом! Отличного вам вечера! И да, Герман, не забудь предохраниться, ибо мало ли, вдруг она что-то подхватила от своего идеального Богданчика, ведь он тот еще...
Герман отключает звонок, с интересом смотря на меня.
Столько грязи я еще никогда не слышала.
Полностью сломленная, я мечтаю скорее уехать от этой чертовой заправки.
Герман делает шаг ко мне, но я тут же сторонюсь его. Тогда парень просто протягивает мне пачку сигарет.
― Держи.
Я принимаю сигареты, как какой-то символ, смысл которого так и не был разгадан.
Послышался вновь звук на его телефоне. Я ожидаю, что это снова звонит Стеша, чтобы вылить на меня новую порцию грязи. Однако это была смс-ка.
― Улица Сибирская, больница номер шесть.
Я понимаю все тут же.
― Едем немедленно.
***
Все равно на сон. Все равно на позднее время. Только бы быстрее, только бы скорее увидеть его. Я морально готовлюсь к любому исходу, стараясь не думать о самом ужасном. Еремеев вновь едет на максимальной скорости, но я рада этому сейчас.
Как только мы попадаем в больницу, я тут же натыкаюсь на Толика. И первое, что бросается в глаза ― это его разбитый нос и окровавленный подбородок.
― Что с ним? Немедленно отвечай! Что с Богданом?
Он делает несколько шагов назад, не ожидав такого напора.
― Успокойся, Принцесска! Вся с твоим бугаем хорошо. Отделался сотрясением и сломанным ребром. Сейчас спит.
― Как сотрясение? Как перелом? ― Отчаянно шепчу я, цепляясь за плечи Толика. ― И ты говоришь еще, что он легко отделался?! Да как ты смеешь!
― Ну-ну, оставь меня в покое. ― Он кивает, после чего крепкая рука тащит меня за талию назад. Чертов Еремеев!
― Я спокойна! ― Ложь. Я продолжаю верещать, вырываться из этих цепких объятий, что Толика только забавляет. Его рот кривится в неуместной улыбке, и я совсем не хочу понимать в чем же дело.
Это же мой друг. Что они ожидали? Я не могла быть равнодушной, не могла запросто успокоиться. Я переживаю за него. Богдан единственный, кто меня вообще понимает, не осуждает, принимает со всеми странными заскоками ботаника.
В этот самый момент Еремеев сотню раз закатил глаза, особенно на мои приступы волнения. Кто же мог знать, что для нег сломанное ребро и сотрясение ― действительно пустяк.
― Все, хватит. Я больше не буду... ― Устало произношу. Толик расслабляется. ― Богдана можно увидеть? Он приходил в себя?
― Ну, когда я вез его, он парочку раз бормотал что-то. Я ничего и не понял. Вроде звал кого-то.
Еремеев делает вид, словно его тошнит от подобных соплей. Он ― виновник всего, и неужели Герман не чувствует ни капли сожаления о своем поступке? Неужели он находит всю эту ситуацию забавной и смешно? Так не может быть. Человек по его вине лежит в больнице, а ему лишь бы поглумиться. Не сдержавшись от накатившей ярости, я вновь замахиваюсь на его с целью влепить пощечину, но он ловко перехватывает мою руку, заводя ее за спину. Я вскрикиваю.
― Мы, пожалуй, отойдем на парочку секунд. ― С сарказмом произносит он, тут же таща меня прямо по коридору.
― Бро, помни, что здесь больница, люди... ― Осторожно вставляет Толик уже ставшие привычкой слова.
― Тем лучше для нее. Если сломаю что-нибудь ― тут же вправят. ― Искренне хохочет он.
Сломаю? Вправят? Он вновь пытается запугать меня. И, если быть честной, у него это получается.
Через несколько секунд я оказываюсь больно прижатой к стене.
― Прекрати!
Он цепляется за мои плечи, вдавливаясь их в стену. От жуткой боли я чуть бы не кричу, приподнимаюсь на носочках, лишь бы убавить эти страдания.
― Хватит.
Еремеев даже не слышит меня, внимательно разглядывает мое лицо. Ему нравится, что я мучаюсь. Ему нравится, что мне сейчас больно. Но еще больше нравится ему то, что все эти муки причиняет именно он.
― Какого черта ты собиралась ударить меня? ― Прошептал он, подтягивая меня наверх. Обувь больше не касалась пола.
Он был близко. Безумно близко. Я чувствовала его дыхание на своих губах. Видела радужку глаз. Таких холодных, остервенелых глаз.
― Ты провоцируешь меня. ― Жалко пищу, пытаясь унять силу его рук. Еще чуть-чуть и он точно сломает мою грудную клетку. Мой ответ ему не понравился, боль резко усилилась. Больше терпеть я не могла. ― Мне больно!! Остановись, пожалуйста! Хватит!
― Солдат должен терпеть!! ― Орет он в мне лицо, заставляя меня застыть на месте. Ровно несколько секунд я не чувствовала ничего. Ровно несколько секунд был полнейший ступор, а после единственная мысль: "Так же говорит только мой отец... Откуда?.." Но я не успеваю ответить на собственный вопрос, так как Германа кто-то толкает. Я тут же рухнула на пол, ноющая боль в ключицах и плечах не давала покоя. ― Какого хрена?
― Она девушка, блять! Хватит, бро! ― Оттаскивает его Толик подальше от меня. Пытаясь отдышаться, я совсем не замечаю перепалки между ними. Еремеев делает упрямый шаг в мою сторону, но Толик закрывает меня. ― Очнись!! Это же Мия! Это вовсе не она!
― Ладно! ― Прокричал он, поднимая свои руки в знак отступления. ― Ладно... Все! Ухожу...
Он скрылся за поворотом. Толик тяжело вздохнул, проводил его взглядом, после чего тут же кинулся ко мне.
― Мия, ты же умная девочка, да? ― Мягко начал он, пытаясь приобнять меня за плечи, но я с визгом оттолкнула его. Кожу особенно жгло на тех местах, где касался Еремеев. ― Ты умнее всех девушек, которых я знал. И ты же не будешь писать на него заявление, верно? ― Резко поднимаю голову. Да как он смеет прямо сейчас прикрывать своего дружка, когда тот чуть бы не убил меня на этом же месте. ― Не бесись! Пойми меня правильно! То, что произошло с Богданом ― просто несчастный случай. Ему не стоило так рваться к тебе. Сам виноват. Поняла меня? И сделай так, чтобы у Богдана не было желания появиться даже на пороге полиции. Иначе...
― Иначе что? Он убьет меня? ― Со страхом гляжу туда, где скрылся Еремеев.
― Возможно. ― Честно отвечает Толик.
Киваю. Толик кивает мне в ответ. Мы явно поняли друг друга без лишних слов.
― Кто сломал тебе нос? ― Перевожу тему, только бы не не думать о Еремееве.
― А!.. Неприятелей у нас достаточно! ― Отнекивается он.
Толик помог мне осторожно встать. Было понятно, что он ведет меня к палате Богдана.
― В этом нет ничего удивительно. ― Усмехаюсь я. ― Он же... Он же не придет сюда больше?
― Не думаю. Герман сейчас на улице, остывает... Он как бомба замедленного действия. Лучше не поднимать на него руку... ― Предупреждает Толик. Он правда как старший брат. Беспокоится. Пытается уберечь от чего-то. Словно знает чуть больше меня. Удивительно, ведь Толик хороший, а связался со злом, Германом. ― Он за этой дверью. Нам, разумеется, запретили сюда заходить, но я договорился. До двух часов ночи у тебя время есть. Не пугайся сильно.
Судорожно киваю и захожу в полутемную палату. Невесомый свет освещал лицо Богдана. Его грудь незаметно поднималась и опускалась. Голова перевязана, а на лбу красуется жуткая ссадина. Рядом, на столике, лежит пакет с его вещами и телефон. На нем явно сотня пропущенных звонков от матери. Что же ей сказать? Или проще написать смс-ку?
"Я правда не хотела, чтобы все так вышло. Правда", ― мысленно молюсь, сидя на табуретке. Мое время уходит, а я так и не сообщила его родителям. Любое движение теперь причиняло мне боль. Казалось, будто бы кожу содрали, окунули в яд, от которого я медленно умирала.
― Я обязательно приду к тебе завтра. Больше не брошу. Клянусь. Ведь мы же все еще друзья, правда?
Выходя из палаты, я не заметила Толика. Идти было все тяжелее. Нет, больше не стерплю. Нахожу пустую женскую комнату, подхожу к зеркалу и с ужасом стягиваю с себя верхнюю одежду. Приподнимаю футболку и с отвращением желаю отвернуться от собственного тела. Он изуродовал его. Полностью. Плечи покрылись бурыми синяками, ключицы были будто бы содраны. Некрасиво. Жалко. Меня будто бы очень долго били. Насиловали. Не жалея. Ни думая о последствиях.
― Монстр. ― Выдыхаю я.
― Абсолютно согласен. ― Отвечает его голос в тишине.
И почему я уже не удивляюсь? Почему я ожидала его появление?
Он медленно подходит ко мне. Лунный свет падает на половину его лица. Герман останавливается за моей спиной. Я вижу его отражение в зеркале. В его руках снова сигарета. Тут же собираюсь обратно опустить футболку, как он не позволяет мне это сделать.
― Не оборачивайся. ― Мягко приказывает он.
Я дергаюсь. Не могу отвести взгляда от зеркала. Его нос касается моей шеи, проводит дорожку, опускаясь к плечам. Я готовлюсь к новой боли, затаив дыхание, закрываю глаза. Но нет. Ничего не произошло. Только его губы осторожно раскрылись и поцеловали истерзанную кожу. Я судорожно выдыхаю. Нет. Нет. Пусть он прекратит эту пытку. Пусть остановится прямо сейчас. Иначе... Иначе мое сердце разорвется от переполняющих чувств. Я поклялась себе ненавидеть этого человека, а сейчас он целует места синяков, которые сам же поставил.
Еще один поцелуй. Кожа горит еще сильнее. Поцелуй... Другой... Целая бесконечная дорожка, приносящая внутренний огонь и трепет. А на месте синяков стали появляться луговые цветы.
В зеркале. Я вижу все в зеркале. И я не могу понять, почему все это так прекрасно.
Ноги становятся мягкими, они уже не держат меня. Герман ощущает это, ловко прижимая меня спиной к его груди. Вновь. И я позволяю это сделать.
Он доходит до моей щеки. Мне хочется повернуться к нему лицом. Меня всю трясет, но я хочу это сделать. Я хочу, чтобы его губы коснулись моих. Пусть завтра произойдет все что угодно. Пусть он будет продолжать встречаться со Стешей... Только бы он поцеловал меня, здесь и сейчас...
― Мне жутко хочется сделать с тобой абсолютно все. ― Признается он. ― И сейчас ты смотришь на меня так, словно сама не против. Но завтра... Завтра ты вновь будешь смотреть на меня как на преступника.
― Нет, не буду... ― Отчаянно шепчу я.
Он робко улыбается. Качает головой, выставляя меня маленькой девочкой, которая ничего еще не понимает.
― Будешь. И ты поступишь правильно, Мия, потому что я и есть самый настоящий преступник.
Не отвечаю ему. Больше в силах.
― Это последний раз, обещаю.
Его губы опускаются на мои плечи. Да, он точно не врет. Это в последний раз. Я судорожно вдыхаю его мятный аромат с примесью дыма сигарет. Хочу его запомнить именно таким. Открытым. Без маски. Настоящим.
Робкий поцелуй.
Последний.
Герман отходит от меня. Делает шаг, еще один, еще дальше...
― Помни, что я преступник.
Дверь закрылась.
Цветы, что были созданы его поцелуями, тут же завяли от холода сердца.
***
Устраиваем мини-чатик прямо в коментах. Мой к вам вопрос: какая из моих книг на этом сайте вызывает у вас больший интерес?