Братья. Глава III
Узкая выдолбленная в скале тропа всё дальше уводила троих всадников от осаждённой чудовищами крепости. Дорога, если её можно так назвать, была крутой и скользкой от снега. Каждый неаккуратный шаг мог закончиться путешествием к голодным волнам, шумно лижущим острые камни где-то далеко внизу. Ехали молча, ведьмак замыкал строй. Звонкое цокание подков о скальную тропу сменило чавкающее хлюпание грязи. Таящий от пожара снег ручьями бежал во все стороны, горящие кроны сгибались в предсмертных поклонах, облокачиваясь друг на друга, как забулдыги у стен корчмы. Ветер закручивал огненные вихри, уносящиеся к тёмному беззвёздному от дыма небу. Первым навстречу огню двинулся больший из братьев. Медальон ведьмака задрожал. Исполин обеими руками начал чертить знаки в воздухе, руки гиганта засияли голубоватым свечением, он сложил их словно в молитве и воздел ладони к небу. Свечение начало принимать материальную форму, быстро распространяясь, превратилось в купол, укрывший наездников. Жар от огня улетучился, дышать стало легче, а лошади, до этого нервно фырчащие, успокоились.
— Красавец, Младший, красавец. Теперь в погоню! — прогнусавил беспрерывно куривший, видимо, старший из братьев.
«Чародей?» Нет, Младший не был похож на магов, встречавшихся ведьмаку ранее, да и заклинаний он не произносил. «Они явно не простая солдатня» С этого момента Дарён решил пристально следить за своими новыми спутниками. Размытая дорога замедляла галоп лошадей, грязь летела во все стороны и, отражаясь от стенок купола, била в лицо. Огненные пейзажи сквозь мутные стены защитного поля слились в ало-оранжевую палитру невменяемого художника. Горящая эндриага ударилась о правую сторону магического свода, и была отброшена силовым барьером, оставив после себя легкую рябь на куполе в месте удара. Чары слегка заглушали внешние звуки пожарища. Всеобъемлющий треск горящего леса перемешивался с грохотом валящихся деревьев. Влага закипала в стволах и с громкими хлопками паром вырывалась наружу, разрывая кору. Дарёну вспомнился праздник фейерверков в Пальмисе, на котором он побывал лет десять, может тринадцать, назад. Они скакали всю ночь и всё утро, от силового поля то и дело отскакивали тела погибших в пожаре лесных обитателей.
Солнце уже успело подняться в зенит, когда троица преодолела охваченную огнем часть Драгунской пущи. Младший не снимал защитного поля ещё несколько вёрст, и только когда дым рассеялся, купол пропал. Дарён обернулся, Синие горы ломали своими изгибами горизонт. Стена огня оставалась где-то далеко позади, и под копытами лошадей вновь хрустел снег. Зачиналась метель. Ветер, до этого не проникавший сквозь чары Младшего, лез под одежду ведьмака, рвался под кожу.
— Нужно напоить и накормить лошадей — мы не сможем продолжать погоню, если загоним их до смерти. Тем, кого мы преследуем, скорее всего тоже пришлось спасаться от огня, и сомневаюсь, что с ними был магик, — Дарён не обращался к кому-то конкретно, просто сказал.
— Выдохся, ведьмак? — ответил Старший, ехавший по левую руку от Дарёна. — Через десять вёрст будет постоялый двор — там и передохнем, но на сон не рассчитывай — пожрем, погадим да в путь. Может, опрокинем чарку-другую, да и перекурим по-человечески, мутант, — он пришпорил гнедого жеребца и быстро сравнялся с братом, ехавшим всю дорогу в авангарде. Мелкий старший брат хлопнул по плечу родича и что-то показал ему жестами - громадина кивнула.
«Язык жестов? Становится всё интереснее и интереснее...» У Дарёна было необычное представление об интересном, его манили всевозможные авантюры, хоть он и старался по возможности обходить их стороной. Так старался, что нырял в них с головой, а выныривая, долго отмывался от крови. Хорошо, что чаще всего это была не его кровь. Снегопад усилился, когда лес неожиданно кончился. Яркое солнце заставило сузиться кошачьи зрачки ведьмака. В ста шагах виднелась покосившаяся на левый бок старая корчма, возле неё стояли привязанные на коновязь две каштановых с белыми пятнами в яблоках лошади и четыре гнедых, как у Старшего. Из трубы на соломенной крыше струился дым, из-за дома вышел мужик, на ходу подвязывающий портки. Незнакомец махнул рукой приближающимся всадникам и зашел обратно в корчму.
— Добротные кони, — подметил Старший, уставившись на пятнистых. — Давненько не видал такой масти в наших краях.
Троица спешилась, сильный запах разлагающихся трупов ударил по чуткому обонянию Дарёна.
— Тут смердит трупами.
Братья переглянулись:
— Ну, значит, сейчас засмердит ещё сильнее. Младший, постой на стрёме, а мы с ведьмином пойдём поздороваемся с обитателями. Если кто выйдет раньше нас - сломай ноги.
У входной двери стояло заснеженное старое чучело медведя, на деревянной табличке, висевшей на шее могучего зверя, было выжжено название «Медвежий угол». В корчме было душно и тепло, пахло так, как пахнет во всех корчмах зимой, когда не отворяют ни окон, ни дверей: кошками, мышами, потом, жиром, пивом, самогоном и сохнущей одеждой. В дальнем углу сидела компания из пяти человек, одетых не по погоде в лёгкие кожаные доспехи. Постояльцы громко смеялись, играя в карты, что-то выкрикивая друг другу на всеобщем языке северных королевств. За стойкой стоял лысый корчмарь, натирающий замызганной тряпкой большой мясницкий нож. На запястье лысого красовался янтарный браслет, окантованный серебром, в левом ухе покачивалась серьга в виде кольца с черепом. Все взгляды уставились на вошедших. Корчмарь отложил тряпку и облокотился на стойку.
— Доброго дня, милсдари, — сказал Старший, нарочито растягивая слова. Он сбросил капюшон плаща и громко обстучал сапоги от снега. Только сейчас Дарён смог нормально увидеть лицо своего спутника. Рыжие жирные волосы были зализаны назад, от правого уха до края рта шел зарубцевавшийся шрам. Длинный крючковатый нос был копией ястребиного носа государева наместника Илариона.
— Здорово, — буркнул корчмарь, обернувшись на сидящих. Те же, промолчав, продолжили создавать впечатление оживленной игры, но уже в тишине. Ведьмак огляделся — больше в корчме никого не было.
— Дерите меня черти, какой у тебя здоровенный нож, ещё и цацки такие нарядные, мне нравится, братец, — Старший вразвалку подплыл к стойке. — У меня тоже есть нож, но его подточить не помешало бы, не найдётся чем? — Старший медленно достал маленький нож из левого кармана, поигрался им меж большим и средним пальцами. Корчмарь, точнее тот, кто выдавал себя за корчмаря, расплылся в улыбке, сверкая парой золотых зубов. Старший оскалил жёлтые зубы, склонил голову на бок, как бы разглядывая корчмаря с другого ракурса, и резко всадил нож в свободную кисть лысого, рванул его другую руку на себя и быстрым движением сломал ее в локте. Кости захрустели в открытом переломе, корчмарь завопил. Старший подхватил мясницкий нож, выпавший из разжавшихся пальцев более не рабочей руки, и метнул его в голову одному из вскочивших из-за стола мужиков. Глаза несчастного нелепо сбились в кучу, удивлённым взглядом провожая торчащую из области переносицы рукоять тесака. Он слегка качнулся и рухнул назад на товарищей. Дарён оперся на дверь и решил просто понаблюдать, оценить способности своего компаньона.
— Убейте эту мразь! — заорал пригвождённый псевдокорчмарь на нордлингском. Обессилев, он упал на колени за стойку так, что осталось видно лишь руку, пробитую ножом, и слышно громкую, полную надежды на возмездие, ругань. Старший молниеносно достал из-под плаща кинжал и карманный самострел, метким выстрелом поразил в глаз второго, отложил арбалет на стойку и вооружился вторым кинжалом. Наточенные лезвия полуметровых кинжалов «хуэве» сверкали в тусклом свете свечей. Название «хуэве» пошло от формы гарды в виде двух массивных шариков, и простые солдаты его называют «кинжалом с яйцами». Старший развел руки в стороны и лёгкой поступью хищника двинулся на противников. Лезвия походили на клыки, и голодная пасть вот-вот должна была захлопнуться. Горячие головы наёмников быстро охладели, ведь меньше чем за десять секунд две головы были пробиты, а третья орала от боли где-то за барной стойкой. Наконец, самый здоровый из оставшейся тройки решил, что три всё же больше одного, и с криком бросился на лыбящегося незнакомца. Старший пнул табурет под ноги бугая, тот перескочил, на лету обрушивая свой меч на Старшего. Из-за прыжка удар получился неточным, Старший легко парировал его кинжалом в левой руке, а правым ткнул нападавшего в висок. Оставшиеся наёмники бросили мечи, подняли руки и умоляюще забормотали на нордлингском, пятясь от Старшего к стене. Одним прыжком рыжий оказался возле вопрошающих и хладнокровно вонзил в их сердца клинки, снизу, прямо под ребра.
— Я вас не понимаю, — медленно с ехидной усмешкой прошипел Старший.
Пол корчмы постепенно заливался тёмной кровью убитых. Лысый уже не вопил, а тихо похлипывал, шмыгая носом.
— Подъём, лысая башка. Ведьмин, присаживайся, опасность миновала, — рыжий кинжалом указал на один из высоких стульев у стойки, оттолкнул повисшего с пронзённым виском нордлинга с другого стула и уселся на него. Старший дёрнул пригвождённую кисть. Корчмарь заорал.
— Я сказал подъём, лысый, — чуть повысив голос, повторил Старший.
Дарён не сразу принял приглашение присесть. Сперва он обошёл стойку и взял с висевшей на стене полки деревянную кружку, резко продул посуду от пыли. Снял капюшон и подошёл к одному из стоявших у стойки бочонков, сбил крышку. Приятный хлебный аромат слегка разбавил здешние запахи смерти. Кружка зашкрябала по дну бочонка. Ведьмак зачерпнул себе полную кружку пива, выпил залпом, зачерпнул ещё и только потом сел на предложенный Старшим стул.
— Я бы тоже пива хлебнул, ведьмин, — рыжие брови Старшего поднялись, гадостная улыбка, похоже, никогда не сползала с его изуродованной физиономии. Черные глаза Старшего, блестящие от эйфории боя и жажды убийства, впились в ведьмака.
— Чувствуй себя как дома, — ответил Дарён, отхлёбывая тёплого хмельного напитка. Улыбка Старшего растянулась ещё шире.
— Слушай сюда, лысый. Сейчас я воспользуюсь твоим гостеприимством, как мне посоветовал мой добрый друг ведьмин, — шипел Старший не отводя взгляда от ведьмака, — И если ты не поднимешь свою хныкающую жопу, то ты об этом сильно пожалеешь. Можешь попросить подтвердить мои слова своих дружков, хе-хе-хе.
Старший шлёпнул по рукояти ножа, торчавшего из окровавленной руки лысого - лезвие завибрировало, покачиваясь из стороны в сторону. Лысый заскрипел зубами и застонал. Старший поднялся и пошёл к двери, позвал караулившего на улице Младшего. Заметённому снегом гиганту пришлось согнуться, чтобы пройти в дверь. Ветер завыл, загоняя снежинки и свежий воздух в корчму. Кружки зашкрябали по дну бочонка. Лысый наёмник медленно поднимался на ноги, сломанная рука висела словно тряпичная, лучевая кость торчала из кожи. Рыжий утёр пролившееся мимо рта пиво и уселся за стойку.
— О! Так ты по-нашенски не только «здорово» знаешь - здорово! Хе-хе, а то я уж подумал, зря перед твоей нордлингской мордой воздух сотрясаю, — Старший осушил кружку и швырнул её в лысого, тот дёрнулся, забыв о ноже в руке, и вновь заскулил от боли. Старший расхохотался.
— Я вам всё расскажу, господин, нам приказали... — лысый забубнил с сильным акцентом, но ему не дали закончить.
— Конечно, расскажешь, братец, но я тебя ещё даже спрашивать не стал. Я тебе ещё и пальца не отрезал, глаза не выдавил, а ты уже запеть как соловей вздумал, дятлом застучал. Ах ты, овечье сердце, за это я, пожалуй, отрежу два!
Все движения Старшего были отточенными и молниеносными: из глубины плаща он достал охотничий нож и подъёмом лезвия отсёк средний и указательный пальцы корчмаря, прямо по суставам средних фаланг. Крики лысого вновь заполнили помещение, он трясся в конвульсиях, брызжа слюной, кричал проклятия на родном языке, страшно пучил глаза. Его щёки надувались и сдувались, как жабры выброшенной на лёд рыбы. Рыжий садист залился поганым смехом.
— Ну ладно, говори что хотел, мы торопимся, — отхлёбывая из второй кружки, позволил Старший.
— Нам приказали встретить людей с важным грузом и сопроводить на корабль, — хватая воздух и глотая слова продолжил корчмарь. — Мы ждали два дня, на третий из горящего леса примчалась четвёрка конных. Их атаман знал нужный пароль, забрал с собой половину людей и свежих коней, приказал разделаться с теми, кто следующим приедет со стороны горящего леса, если такие будут! — покалеченный наёмник прикладывал немалые усилия, чтобы унять дрожь, стучал зубами.
— Кто вы такие? Откуда? — Старший внимательно слушал, поигрывая охотничьим ножом возле уцелевших пальцев лысого.
— Наёмники. Из Редании.
— Из Редании? — с наигранным удивлением переспросил Старший.
— Да, господин, из Редании! — с ужасом в голосе повторил наёмник, не сводивший глаз с лезвия у своей руки.
— Что за груз вы должны были встретить?
— Не знаю, господин, клянусь Богом, не знаю! — жалобно завыл искалеченный.
— Верю, пёс, не скули. Кто отдавал приказы?
— Капитан Эванли!
— Кто такой?
— Я точно не знаю, господин, но вроде как он какой-то шпик. Умоляю, господин...
— Где должны забрать груз? — Старший разглядывал янтарный браслет, заляпанный кровью, он приподнял его кончиком ножа на дрожащей руке, покрутил.
— Корабль должен отплыть завтра на рассвете, если команда успела его привести в порядок. По пути сюда мы попали в сильную бурю — курва, пообломала нам мачты.
— Откуда и куда поплывёте? — рыжий снял янтарный браслет, протёр замызганной тряпкой со стойки и надел на руку.
— Из Чеита в Новиград, — пот и слёзы застилали глаза наёмника, он побледнел, и его вырвало под стойку. Старший рванул на себя рукоять ножа в руке, выдернул серьгу из уха лысого, кровь брызнула и потекла тонкой струйкой на плечо реданца.
— Даже не думай отключаться, паскуда. Как выглядели люди, приехавшие из Драгунской пущи?
— Откуда, господин? — заорал и ещё больше задрожал лысый.
— Из горящего леса, ты, безмозглый нордлингский мусор.
— Да никак не выглядели, они ночью приехали, укутанные в плащи, как вы, лиц не видать! Атаман их из наших был - с севера! Меч за спиной, как у этого! — Лысый кивнул на ведьмака — Клянусь, господин! Пощадите! Я всё, что знал, сказал! Умоляю! — грубый голос лысого бугая звучал так высоко и по-девичьи, и если бы Дарён не слышал его воочию, то никогда бы не поверил, что этот реданский детина может издавать подобные звуки. Ведьмак допил пиво и встал за добавкой. Кружка зашкрябала по дну бочонка.
— Пощады... — полушепотом процедил лысый.
— Пощады? Я не ослышался? Ты, заячье гузно, смеешь просить пощады? А пощадили вы корчмаря с его семьей? — глаза наёмника расширились в ужасе, на штанах проступило большое мокрое пятно. Запахло мочой. — Чтобы ты знал, червь, я был знаком с этими добрыми людьми — их семья владела этой корчмой три поколения, а теперь мыши едят их тела в погребе. Пощады! — последнее слово он прокричал театрально, изображая молящего нордлинга. Старший схватил за горло реданца и резким движением вырвал ему кадык. Лысый захрипел, забулькал, сломанная рука неестественно потянулась к шее, глаза налились алым, кровь потекла изо рта. Старший выдернул нож из конвульсивно сжимающейся трёхпалой руки и всадил его в ухо наемника, тот несколько раз дёрнулся на ноже и обмяк.
Продолжение следует...