Глава 5.
«Красная капля – отличный наглядный пример. Я смотрела на то, как алая жидкость, быстро протапливая себе дорогу, опускается к самой земле. На самое дно. Как единая когда-то поверхность расступается, словно бежит от инородного тела. Как она твердеет, покрываясь коркой льда. Зачем? Для чего это? Ты пытаешься защититься? Чего ты боишься? Что тебе сделает одна горячая капля крови. Ведь она тоже жидкость, как и ты была когда-то. В вас больше сходства нежели различий. Она просто выглядит немного иначе. Но разве это имеет значение? Тем более на холодной улице, под ногами прохожих? Капля скоро затвердеет и тоже станет льдом, но, к сожалению, она так и останется лежать на самой земле в одиночестве. В темноте и холоде. Одна. Она не смешается с белым снегом, просто потому что последний отгородился от нее непреодолимой ледяной стеной отчуждения. Это нежелание принимать что-то отличное от себя, от большинства - невозможно разрушить. Это просто закон природы. Не стоит драматизировать. Именно жажда видеть мир только лишь сквозь свои розовые очки, сделала из меня нечуткого и нетактичного человека. Именно из-за них я отказывалась замечать тихо кровоточащую рану в душе человека, сидящего рядом со мной. Но также желание трезво взглянуть на реальный мир, заставило меня покинуть мир выдуманный и приукрашенный моей фантазией. Мир, где все друг друга любят и ценят. Где маленьких мальчиков не бросают, просто потому что они не такие как хотелось бы. И эти мальчики не терпят издевательства всю свою жизнь. Мир, в котором найдется разумное объяснение всему злу вокруг, происходящему с обычными людьми. А если вдруг не найдется, тогда можно просто сделать вид, что ничего плохого попросту не существует.»
Автобус медленно катился по ночному городу. Спустя пару минут молодые люди оказались на следующей по маршруту остановке. Они вышли из общественного транспорта. Морозный воздух ударил им в лицо, заставляя съежится. Лили села на скамейку в самом дальнем углу остановочного павильона. Она обхватила руками металлический край сиденья и не замечая, как сильно мерзнут голые руки, неотрывно смотрела на землю. Марк стоял у самого края дороги. Рукавом куртки он пытался вытереть с лица кровь, но это только усугубляло ситуацию. От прикосновения грубой замерзшей ткани, казалось бы, остановившаяся жидкость, начинала сочиться с новой силой. Яркая, алая, она значительно выделялась на белоснежном лице молодого человека.
- Лил, твой автобус, - бросил парень через плечо.
- Да, конечно, - бесцветно произнесла художница.
Поднимаясь на ноги, она оттолкнулась руками от скамьи. Резкая острая боль пронзила ладони. Девушка даже не заметила, что теплая влажная кожа немного примерзла к холодному металлу. Лили прижала ладони к себе, стараясь не издавать ни звука.
- Быстрее, - не оборачиваясь, поторапливал ее Марк, - что ты там застряла?
Юноша нетерпеливо развернулся и увидев художницу, стоявшую с прижатыми к груди руками, в два быстрых шага, преодолел расстояние между ними.
- Что у тебя там? - он аккуратно взялся за пострадавшие ладошки, - прилипла? – девушка кивнула, стараясь при этом не смотреть на друга, - ничего страшного. Просто содрала верхний слой кожи. Заживет. Лили, твой автобус, тебе нужно идти, - мягко напомнил парень.
Художница снова кивнула. Она изо всех сил сдерживала слезы, и общественный транспорт был ее спасением. Нужно только быстро, не поднимая глаз, попасть внутрь экипажа, и как только, колеса закрутятся, увозя ее тело прочь, вот тогда можно дать волю чувствам и разрыдаться. Девушка уже хотела вырвать свои руки и побежать, как на ее ладонь упала красная капля. Она, медленно огибая неровности кисти, заполняя собой все углубления, стекла на землю. Кап. Лили отчетливо видела, как утоптанный грязный снег плавится от температуры, проникшей в него жидкости. Он расступается, бежит от нее, образуя острые неровные края, покрытые тонким слоем льда. Так и общество сторониться и отгораживается от капли не таких как большинство. Кап. Художница подняла взгляд и уставилась на потрепанное лицо друга. Из разбитой губы алой пылающей струйкой сочилась кровь.
- Нет, – с невероятной ясностью произнесла девушка.
- Что «Нет»? Что ты имеешь в виду? – опешил парень.
- Я не поеду домой, - Марк непонимающе смотрел на нее, - мы едем к тебе.
Ее тон не оставлял возможности спорить или задавать уточняющие вопросы. Юноша просто кивнул в знак согласия. Молодые люди дождались железного коня с нужным маршрутом, и не говоря ни слова преодолели весь путь от темной холодной остановки, до светлой и теплой квартиры Марка. Попав внутрь, девушка бросила на пол рюкзак и не раздеваясь направилась на кухню. Загремела посуда. Послышалось журчание воды. Молодой человек, простояв в собственной прихожей несколько мгновений, показавшихся ему целой вечностью, медленно, шаг за шагом, еле поднимая и волоча за собой ноги поплелся в спальню. Он взялся за ручку двери, руки словно налитые свинцом совершенно его не слушались. За спиной послышались быстрые шаги. Лили невесомо дотронулась до его плеча. Марк надавил на рычаг запорного механизма, и открыв дверь, впустил девушку в самое сокровенное для него место. Свою спальню. За столько месяцев общения художница ни разу не была в этой комнате. Она обвела ее взглядом, отметив широкую кровать, небольшую тумбочку у изголовья. Абсолютно все в этой комнате было кристально белого цвета. Огромные шторы мягкими складками спускались с потолка и волнами белого материала укладывались на полу. Аскетичность интерьера немного давила на девушку. По ее мнению, обстановка была угнетающей и печальной. Но именно здесь, в этой полупустой белой комнате, Марк чувствовал себе в безопасности. Он медленно дошел до кровати и развернувшись рухнул на самый край. Матрас под ним мягко спружинил. Художница спокойно подошла к парню. Она поставила чашу с водой на пол у его ног.
- Я сейчас, - девушка вышла из комнаты.
Лили была милой, но немного не аккуратной девушкой. Она часто случайно резалась или ударялась, и так как пару таких случаев произошли в этой квартире, страдалица прекрасно знала где находится аптечка. Она быстро прошла в ванную, открыла шкаф и привстав на цыпочки, медленно сняла коробку с полки. Через мгновение девушка уже стояла на коленях перед Марком, сжимая в руке мокрое полотенце.
- Нужно промыть рану, - Лили занесла руку над губой молодого человека, - ты позволишь?
Марк кивнул. Он сидел на самом краю кровати опершись локтями на собственные колени. Девушка нежно взяла в руки его лицо и немного подняла за подбородок. Мягкими, аккуратными движениями, прижимая к коже мокрую мягкую ткань, она понемногу счищала засохшие пятна крови. Сначала ей казалось, что губа разбита достаточно сильно, и Лили всерьез задумалась о том, как уговорить парня отправиться в больницу наложить швы. Но убрав все лишнее, именинница с облегчением обнаружила, что профессиональная медицинская помощь им вряд ли понадобится.
- Будет больно, потерпи немного, - предупредила Лили пострадавшего, держа в руках салфетку, смоченную дезинфицирующим раствором.
Девушка сосредоточенно обработала рану. Марк не шелохнулся, не вздохнул и не издал ни звука, словно абсолютно ничего не происходило. Смирившись с его отрешенностью, художница отрезала небольшой кусочек пластыря и заклеила им зону медицинских действий. Она чувствовала, как каждая последующая секунда напряженной тишины увеличивает, образовавшуюся в этот день между ними пропасть. Ей хотелось кричать, вопить, схватить его и тряхнуть как следует. Сделать что угодно, умное, глупое, безрассудное, откровенно ненужное или столь необходимое, все лишь бы он сказал хоть слово. Лишь бы он перестал сидеть с отсутствующим видом. Паника понемногу завоевывала ее разум. «Это конец. Точно. Мы больше никогда не заговорим. Не будем смотреть фильмы, обсуждать новости. Он больше никогда не будет подшучивать надо мной. Ну почему он молчит? Скажи хоть слово. Нет, нельзя. Не усугубляй ситуацию, Лил. Это ты виновата. Это твоя вина. Не надо было тащить его против воли в кафе. Поведение ребенка. Как же мне стыдно! Марк, прошу тебя, скажи что-нибудь. Почему он молчит? Посмотри на меня. Прошу! Мне страшно! Он меня ненавидит Мне так страшно. Ты мне нужен. Пожалуйста, не бросай меня. Не так...» Художница, не выдавая терзающую ее агонию, спокойно собрала аптечку. Дрожащими руками подхватив, все используемые ей инструменты первой помощи, она поднялась на ноги, развернулась и направилась к выходу.
- Твоя куртка, – послышался за ее спиной тихий голос Марка.
- Что? – также тихо ответила девушка не оборачиваясь. Слезы облегчения покатились по ее щекам. Надежда, что может еще не все потеряно ярким пламенем разгоралась в пучине тьмы, куда Лили стремительно погружалась.
- Рукава намокли. Просуши их.
Только сейчас юная медсестра обратила внимание на неприятное чувство в руках. Она совершенно забыла снять верхнюю одежду перед началом процедур. Из-за этой оплошности, в процессе вода стекала по ее рукам и пропитала ткань куртки. Лили повиновалась. Она вышла в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь. Быстро расставила, все используемые вещи, по своим местам. Девушка замерла, стоя в коридоре и не зная куда идти. Вернуться в спальню было бы для нее невыносимо. Она была рада, что Марк все же разговаривает с ней, но стыд пожирающий ее изнутри, не давал вновь насладиться его обществом. Поразмыслив и решив, что сейчас им лучше побыть в разных комнатах, Лили направилась в гостиную. Она сняла крутку, и надежно закрепив рукава на раскаленной батареи, села на диван рядом. Ей хотелось пойти к Марку, попытаться извиниться, возможно немного поговорить. Неожиданно к чувству вины перед молодым человеком примешалось чувство вины перед бабушкой. Елизавета Петровна была бы крайне раздосадована очередной бестактностью своей любимой внучки. Еще больше ее бы расстроило то, как девушка боялась пойти к человеку, глубокие раны которого задела из собственного любопытства, и просто извиниться.
- Лил? – в дверях, ведущих в гостиную, стоял Марк, - Лил, не знаю, сможешь ли ты простить меня...
- Что? За что?
- Я был груб! Напугал тебя. И тот мужчина, если бы не я... ты, бы вряд ли попала в такую ситуацию. Мне жаль.
- Тебе не за что извиняться. Это моя вина.
- Что? Нет! Просто тема родителей болезненна для меня. До встречи с тобой я не осознавал, насколько сильно это терзает мою душу. Раньше, когда я был один... мое прошлое... не сильно досаждало. Оно просто было. Никто не задавал вопросов. Не бередил раны. Я не думал о нем каждый день. Не страдал. Можно было сделать вид, что это меня совершенно не волнует. Что его просто не было. Забыть о нем. Ты вскрыла во мне что-то потаенное. Сокрытое в глубине сознания. Я так долго пытался делать вид, что со мной все хорошо, что сам в это поверил. Поверил, что мне плевать на косые взгляды людей вокруг. Что мне не нужны друзья. Что мне не нужно общество, его признание. Что я отлично проживу в одиночестве. Но то с какой легкостью ты сорвала крышку с этой шкатулки Пандоры, как быстро все демоны, хранившиеся там, и годами терзающие только меня самого, вырвались на свободу, сметая все на своем пути. Говорит лишь о том, что я ошибался. Мои душевные раны теперь приносят вред не только мне. Думаю, пора с этим что-то делать. Просто принять свою боль, пережить ее. Отпустить обиду на родителей, что бросили меня. Наверное, простить себя - парень усмехнулся невеселой улыбкой.
Лили не знала, что сказать. Она сидела с широко открытыми глазами боясь шелохнуться.
- Здесь не только твоя вина, - немного помолчав, она добавила, - я в очередной раз вела себя, как конченая идиотка. Наверно так оно и есть, раз я каждый раз за это извиняюсь. Прости меня.
- Лил, тебе не за что извиняться. Ты хотела помочь мне, тем способом, которым считала правильным. Ты не могла знать насколько это тяжело для меня.
- Я могла спросить. Мы провели вместе столько времени, а я так и не заметила глубины твоей раны. Я убеждала себя, что у тебя просто такой нелюдимый характер. Если я тебе помогу, то все определенно наладится. Я не думала, насколько серьезным препятствием в нашем современном мире, может оказаться внешность. Не хотела думать. Я с детской наивностью полагала, что людям плевать на то, как ты выглядишь. Что мы развитая цивилизация, а не общество неандертальцев. Мы все такие разные, что это давно потеряло значение. Какой же дурой я была. Только подумать. Я бесцеремонно влезла в твою жизнь, навязала свои правила. Не спросив, чего хочешь ты, решила, что для тебя будет лучше. И это чертово день рождение. Я была настолько увлечена своими радужными планами, что даже не подумала спросить тебя. Это можно было сделать здесь. Там, где тебе комфортнее. А не посреди улицы, после того как ты стойко высидел час пристального внимания и безропотно выслушал безосновательные обвинения. Я не подумала о твоих чувствах. Все время, с самого нашего знакомства меня волновали только мои желания. Я хотела твой портрет – я добилась его. Мне захотелось твоего общества – я добилась и этого. Я захотела познакомить тебя со своими друзьями, видимо бывшими, - я закатила вечеринку и обязала всех прийти.
Лили соскочила с дивана и принялась монотонно расхаживать по комнате. Осознание бед, на которые она обрекла невинного человека, по своей прихоти, не давало ей оставаться на месте.
- Боже, я словно привела клоуна на вечеринку. Разукрашенного парня, чтобы всем вместе посмеяться. Какая же я эгоистка! Когда я уже повзрослею, и начну думать раньше, чем делать? Не сочувствовать страданиям других, а хотя бы не причинять новых? Это ужасно. Но поверь мне, я правда не хотела этого. Да, я не осознавала последствий своих действий. Не хотела осознавать. Но ни в коем случае, я не хотела сделать тебе больно или унизить. Прости меня, еще раз!
- Все нормально. Мы оба были не правы, - Марк раскрыл руки, приглашая ее забыть обиды путем объятия.
Хоть Лили и жаждала прощения, но получив его с такой легкостью не испытала облегчения. Напротив, ей стало только хуже. Она не хотела, чтобы Марк прощал ее здесь и сейчас. Это бы лишь еще раз доказало, насколько сильно он нуждается в ней, что готов закрывать глаза на все ее проступки. Раз за разом прощать, не обращая внимание на собственную боль. Как бы это парадоксально ни звучало, но она хотела страдать. Хотела получить полагающееся ей наказание. Прожить каждое его мгновение и тем самым искоренить в себе чересчур легкое отношение к миру. Всю жизнь прожив в тепличных условиях, студентка лицом к лицу столкнулась с жестокостью мира. С необоснованной злобой. С тем, во что отказывалась верить. Ведь ее мир настолько прекрасен, настолько идеален. Пришло время взрослеть. Девушка медленно попятилась.
- Нет. Нет. Ты не должен. Не делай этого, - она схватила куртку, вырвав ее из горячих объятий раскаленной батареи и быстрым шагом, перешедшим в легкий бег, проскочила под все еще раскрытыми руками Марка. Девушка вылетела из квартиры, оставив окончательно запутавшегося и недоумевающего молодого человека позади.
Художница на ходу натянула все еще влажную куртку. Не считая важным застегнуть молнию, она обнимаемая холодом, проникающим между телом и верхней одеждой, добежала до остановки. Волей счастливого случая в это же мгновение подошел нужный ей автобус. Она буквально влетела в него перепрыгивая ступени. Нашла свободное место в самом конце салона и рухнула на него, прижимая руками к груди свой рюкзак, все еще набитый подарками в честь ее дня рождения. Не отрывая взгляда, от вечернего, утопающего в огнях города, девушка преодолела весь путь до своего дома. Словно в забытье, Лили поднялась по лестнице и открыла ключом родительскую квартиру. В прихожей, как обычно она наткнулась на свою мать.
- Привет мам, - бесцветно выдавила из себя девушка.
- Что случилось, на тебе лица нет, - женщина приблизилась к дочери.
- Ничего. Просто с ребятами повздорили.
- Тебе не понравились подарки?
- Нет, они замечательные. Просто друзья оказались не такими, какими я их считала.
- У вас разошлись мнения на какую-то очередную дурацкую тему? – Лили вырвалась из окутавшего ее сознание тумана.
- Она не дурацкая! – с жаром выпалила девушка.
- Конечно, конечно, – женщина похлопала дочь по щеке, - милая, это сейчас тебе так кажется. Но вот увидишь, пройдет время, и я уверена, ты поменяешь свое мнение.
- Что? Нет! Это не шутка. Это важно, – запротестовала художница.
- Не спорь, я лучше знаю. Вы уже завтра забудете о разногласиях и будете спокойно попивать кофе за вашим любимым столиком, - Роза развернулась и отчалила на кухню, что-то напевая себе под нос.
Это было последней каплей. Слезы градом хлынули из глаз девушки.
- Капусточка? – окликнула ее бабушка, и увидев заплаканное лицо любимой внучки, бросилась к ней, – что случилось?
- Бабушка, – Лили рыдала, уткнувшись в плечо самого нежного человека на свете.
- Пойдем дорогая, пойдем, - Елизавета Петровна, мягко направляя внучку, повела последнюю в ее комнату. Оказавшись в девчачьей спальне, пожилая женщина аккуратно усадила свою маленькую девочку на кровать.
- Что случилось, моя засахаренная апельсинка?
- Это было ужасно! Я думала, что изменилась. Что я считаюсь с чувствами других. Я всегда думала, что вижу боль окружающих. Что я чуткая... Мне нравилось так думать. Но потом Марк показал, как сильно я ошибалась. И я тут же ринулась все исправлять. Организовала пикник, стала больше прислушиваться к нему. И все вроде бы было хорошо, но вот опять. Я прошлась по его ранам тупым ржавым ножом. Выставила его словно шута, на потеху публике, ни разу даже не задумавшись, насколько ему тяжело. Я из собственного праздного любопытства, словно ковыряла пальцем его рану... его боль, до тех пор, пока он не вышел из себя. И после всего этого, он готов был меня простить. Ты представляешь, бабушка? Он в тысячу раз лучше меня. Несмотря на тяжелую жизнь, в нем столько добра и благородства. Столько жажды общения. Признания. А я упрекала его в обратном. Подшучивая и подкалывая все это время. И в тот момент, когда он, как благородный рыцарь, предложил мне невероятный дар своего прощения, я осознала, что не заслуживаю его. И просто убежала. Оставив его там. Снова в полном одиночестве.
Лили разразилась горькими рыданиями, закрывая лицо ладошками. Пожилая дама нежно поглаживала свое дитя по спине. Прошло несколько минут, прежде чем девушка смогла немного успокоиться. Заметив, что они могут продолжить беседу, Елизавета Петровна заговорила тихим спокойным голосом:
- Думаю ему было тяжело и очень страшно впустить в свою размеренную безопасную жизнь кого-то совершенно неизвестного. А теперь еще страшнее потерять этого человека. Мне жаль твоего друга. Жизнь была к нему очень жестока. Уверенна он совершенно этого не заслуживает.
- Он замечательный. Не похож ни на кого из моих друзей. Он просто другой, и я не о внешности сейчас говорю, - девушка легко улыбнулась, прекратив рыдать, - он правда совершенно не заслуживает такого отношения.
- Мой глазированный лимончик, никто не заслуживает. Никто в этом огромном мире.
- Думаю, я просто растоптала его веру в нашу дружбу своим прощанием. Дружбу? Что я вообще такое несу? Наверное, это конец. Он больше не захочет меня видеть. И слышать.
- Возможно, оно и к лучшему. Может ему будет лучше и дальше оставаться одному.
- Возможно.
- Иди умойся и ложись спать. Сегодня ты уже и так много чего натворила.
Пожилая леди нежно поцеловала внучку в макушку и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Лили еще несколько мгновений не шелохнувшись сидела на кровати, затем обнаружив, что она все еще в зимней куртке, сбросила эту деталь гардероба прямо на пол. Переоделась в пижаму, по которой весело и беззаботно прыгали кролики.
- А вы чего радуетесь? - заметив радостных зверьков, обратилась к ткани Лили.
Девушка быстро умылась и также молниеносно вернулась в свою комнату, стараясь не попасться родителям на глаза. Решив, что лучше разобрать рюкзак сейчас, она принялась рассматривать презенты и перелистывать подаренные книги. Все нашло свое место на полках. Браслет с искрящейся от каждого луча света звездой, мерно покачивающейся на запястье, напоминал о том, кого она, как ей казалось, потеряла навсегда. Художница двумя быстрыми широкими шагами пересекла комнату оказавшись у совей кровати. Она забралась под нежный пушистый плед и сжимая в руке колючую подвеску провалилась в сон. Пожалуй, это худший день рождения в ее жизни.