Пленный немец и его любовь к сладостям
За небольшой кусочек темного шоколада, бережно завернутого в чистую ситцевую тряпочку, он позволил мне погладить себя по голове и вернуть его растрёпанным волосам вид более-менее аккуратной прически. Нередко я, после очередного своего подношения, порывался сделать что-нибудь такое, что он считал неприемлемым, особенно в силу небольшой ценности полученной вещи (чаще всего, это была еда). Мне хотелось прижать это прекрасное молодое тело к себе и расцеловать в висок, в губы, в глаза. Каждый раз, когда я осуществлял такую робкую попытку, протягивал руки к его плечам, он, точно жеребёнок, делал такое необычное движение, как будто взбрыкивал — дёргался в сторону и начинал прожигать меня осуждающим взглядом. Он понимал, что происходящее между нами — это просто первоначальная стадия развития самых что ни на есть романтических отношений. Когда-то, рано или поздно, мои сокровенные желания исполнятся — этот гордый немец, бывший офицер, должен будет признать своё поражение и сдаться мне.
Я жил мыслями о том, как однажды, несмотря на немой протест искрящихся голубых глаз, увлеку его в сторону от охраны, куда-нибудь в рощицу, и совершу самое гнусное и самое сладостное преступление в своей жизни. Он будет покорно, но тихо, по-женски стонать, поглаживать мои руки, ноги и остальные части тела и непременно делать вид, будто ему это уже не впервой.
Ему нравились конфеты и другие сладости, которыми мне иногда удавалось разжиться в лагерной лавке. Он с какой-то удивительной внимательностью к изменениям в моём поведении узнавал, с чем именно в этот раз я приходил. Глаза его светились радостным огоньком, когда я, выждав удачный момент, доставал из кармана своей шинели несколько вафельных конфет. За такую щедрость, проявленную с моей стороны, он по обыкновению одаривал меня не только благодарным взглядом, но и (если был в приподнятом настроении) лёгким прикосновением к внешней стороне руки.